Колодец времени - книга исторических поэм

Сам он любим кем-то был, или был только жертвой коварства?

'Он проиграл, мой боец, жребий бросив судьбы мне туманный!
–

Тихо Спартак обронил, глядя взглядом усталого зверя, -

Митре-спасителю сердце отдал я, заботе его неустанной.

В жертву себя принести я готов, в воскрешение веря!'

Встал он, к палатке пошёл, с ним и ликторы строем, охрана,

Ганник и Крикс, Публикор, Агафирс и другие.

Ночь превратила долину в подобие лунного храма,

Лунные блики везде разбросав как ковры дорогие.

Тихо Апулия спит за Браданом, рекой полноводной,

Сзади притих Метапонт и река Казуент пенит воды,

Слева Колабрия ёжится в западном ветре холодном,

Бруттия дышит роздольем и воздухом сладкой свободы.

Все италийские земли до Капуи самой свободны от Рима,

Нет больше воинских сил, лишь милиция из муниципий.

Жертвы погибших в борьбе между звёзд пролетают незримо,

Сверху шепча о тревогах и драмах дальнейших событий...

В думах тяжёлых Спартак шёл на пиршество скорби устало,

С ним все вожди и легаты, герои сражений кровавых.

В преторской красной палатке собраться им вместе пристало,

Вместе предаться веселью в объятиях женщин лукавых.

Так и случилось меж длинных столов, лож, скамей и подушек.

В тесном пространстве плясали и пели красотки умело,

Там пантомиму смешно исполняли про глупых подружек,

Римские нравы, тела обнажённые выбелив мелом.

Выпив вина, попросил Ганник их прекратить это действо.

Скучное Рима искусство на лад переделать восточный.

Танцам предаться весёлым в концепции эпикурейства,

Греческим пляскам под ритм побуждающий, сильный и точный.

Все закричали в поддержку, желая мелодий мажорных.

Стали под звуки двух флейт, бубна стук, чистой лиры напевы,

Бить кастаньетами громко из устричных раковин чёрных.

Песню запели, танцуя прекрасные девы негромко,

И разыграли известный Гомера сюжет театрально.

В нём может зло потешаться судьба над людьми, как воровка,

Но и они могут тоже над ней посмеяться зеркально:

'Ты замуж, Пенелопа, выходи!

Твой Одиссей пропал давным-давно.

Из Трои возвратились все вожди,

А твой дом пуст и царство пленено.

Смотри, какие чудо-женихи

Приплыли на Итаку жарким днём -

Красавцы - будто молодые львы,

Любой достоин быть твоим царём.

Зачем тебе ничтожный ротозей -

Старик, вчера забредший во дворец?

Пусть ростом он как Одиссей,

Похожий голос, на ноге рубец...

Лишь боги могут время возвратить.

Земная женщина, любая будь,

Не может мёртвых плачем воскресить -

Оставь свои надежды и забудь.

Хрустящий хлеб и крепкое вино

Вели подать гостям в парадный зал.

Там выбора заждались твоего -

Кто будет муж тебе и новый царь.

А тот старик пускай пасёт овец,

И стелет двор соломой и лозой.

Всему начало есть, и есть конец -

Любая твердь кончается водой.

Я знаю, Пенелопа, сны сивилл,

Они о том, что сгорбленный старик -

Твой Одиссей, что жив он, полон сил,

Всё так же многомудр и многолик.

Есть повод опасаться женихов -

Их полон двор, а он один сидит.

Объявлено, что он пропал и мёртв,

И будет, появись, тотчас убит!

Разлита ночь как воды всех морей,

И шепчет Пенелопа свету звёзд:

– Вернись ко мне, любимый Одиссей,

Вернись взаправду из волшебный грёз!

Мне не забыть твоих пьянящих рук,

Как были молоды и счастливы любя,

Мой царь и бог, я без тебя умру,

Мне незачем одной жить без тебя!

Вернулся бы к Итаке Одиссей,

Не будь женой он искренне любим?

Он потерял корабль и всех людей,

Но был всегда как бог - непобедим!

Слепой Гомер наверно что-то знал

Про силу женщин мёртвых воскрешать.

Он первым это чудо описал

Давно - немало сотен дет тому назад...'

Двигаться очень красивои и томно прекрасные девы.

После подняли в палатке две стенки на стойках высоких,

Этим давая танцующим девушкам больше простора.

Делая взгляды счастливей суровых мужчин очень многих,

Начали танец дорийский, приятный для слуха и взора.

Долго плясали они, даже хмурый Спартак стал смеяться,

Хлопал в ладоши как все, отбивая ногой такт умело.

Девушку он заприметил, что пела здесь в роли паяца,

Полунагая, в большом парике, и краснела несмело.

Жестом её подозвал к Спартаку умный Крикс и оставил.

В чашу вина ей налил с острословием хитрого Фавна.

Девушку звали Лилита, отец-царь её в Тире правил,

В рабство пираты её захватили в набеге недавно.

Имя её ассирийское значило Ночь, но совсем не игриво -

Просто дитя, только станом прекраснее многих красавиц,

Волосы пышные, словно коня благородного грива,

Губы как красный коралл, под белилами яркий румянец.

Глаз изумительно добрых и робких, как будто оленьих,

Только бездушный увидеть не смог бы, на грудь взгляд уставив.

Крикс был таким, приказав ей сидеть у вождя на коленях,

Дальше о ночи любви всё решать Спартаку предоставив.

Гордо хозяин танцовщиц назначил ей цену в денарий,

Что было просто огромной ценой за простую блудницу.

Зная, что денег не счесть у могучих теперь государей,

Силой оружия сделавших в Капуе с Римом границу.

Стал ей вопросы свои задавать вождь, от музыки млея,

То, что сирийка узнал, про неволю, тяжёлую долю.

'Дам ей свободу бесплатно', - сказал он всё больше хмелея.

'Платы не будет?
– торговец смутился, - рабам всем дашь волю?'