Колония лжи

Уже почти сумерки, но проверить осталось только одно направление, последнее. Теперь мы снова все вместе, втроем. Чувствую, как в животе сплетается тугой узел отчаяния — если не здесь, то где тогда? Тогда возвращаться к исходной точке и начинать сначала, проверять все заново — а вдруг что-то упустили?

И снова, снова, снова.

— Готова? — спрашиваю я.

Фрейя кивает, и мы идем к мотоциклу. Она молчит. С тех пор, как мы вошли в карантинную зону, держится отчужденно, как будто замкнулась. Все эти умершие, они взывают к ней, куда бы мы ни пошли. Фрейя помогает мне, и это дается ей нелегко, а я, к сожалению, ничем не могу помочь.

Мы подходим к мотоциклу, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней.

— Все хорошо?

Она смотрит на меня, вымученно улыбается, пожимает плечами и ничего не говорит.

Садимся на байк.

Через час с небольшим начинает темнеть. Мы проезжаем мимо каких-то зданий. Мельком смотрю на них, и в памяти что-то щелкает. Я оборачиваюсь, съезжаю на обочину и останавливаюсь. Фермерский магазин, и в здании, точнее, в окнах, есть что-то знакомое. Радость и надежда смешиваются со страхом и отчаянием.

— Келли, ты помнишь это место? Я вроде бы помню.

Я иду к дому, толкаю дверь и вхожу. Повсюду протухшая еда, беспорядок, но мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы убедиться — ошибки быть не может.

— Да, я определенно был здесь, и Келли тоже. Причем не один раз. Мы приходили сюда с мамой покупать мороженое.

— Как думаешь, дом отсюда далеко?

Пытаюсь вспомнить, морщу лоб.

— Недалеко, но и не рядом. А может быть, мне только казалось так, потому что я был маленький и хотел мороженого. И, по-моему, лесовозная дорога?

Фрейя смотрит в пустоту — обсуждает что-то с Келли? — потом говорит:

— Сейчас Келли проверит, а там посмотрим, найдет ли она что-нибудь.

Мы снова катим по дороге, теперь уже медленнее — на случай, если я узнаю что-то еще. От главной дороги отходит множество боковых, и надеяться на то, что я вспомню что-то, не приходится, тем более что уже стемнело и на проверку каждого объекта уйдет вечность.

Фрейя трогает меня за плечо, и я сбрасываю газ.

— Думаю, Келли нашла его. Посмотри. — Она проецирует в мое сознание вид большого дома с окружающими его строениями. Дом выглядит неухоженным, идеальный раньше сад зарос сорняками, но сомнений у меня нет — это дом Алекса.

— Да, он. Точно.

Фрейя сжимает мое плечо.

— Келли говорит, дом окружен солдатами, и там идет бой. С кем они дерутся, она не знает.

— Солдаты? Бой? Нет. Мы не можем снова опоздать, не можем.

— Послушай меня. Я понимаю, что ты чувствуешь, но действовать нужно осторожно. Келли пойдет вперед, выяснит, что там происходит, и расскажет нам.

— Пошли!

— О’кей, но сначала погасим огни. И полегче. Келли показала мне путь, так что я буду штурманом.

14 КЕЛЛИ

Бросаюсь к дому и, приблизившись, в какой-то момент улавливаю что-то другое, плотную концентрацию сильных чувств, говорящую о присутствии здесь выжившего.

Шэй? Шэй? Ты здесь?

Она не отвечает.

Я опускаюсь ниже.

Дом окружен солдатами, которых я уже видела раньше, и они ведут бой с еще одной группой. В темноте слышны крики, стоны и выстрелы.

За периметром боя я ощущаю что-то… нет, кого-то еще. Выживший, но не Шэй.

Опускаюсь еще ниже — да, это не она. Это Алекс. При виде меня глаза у него расширяются.

— Келли? — спрашивает он, но произносит мое имя как-то странно, растягивая, и в его голосе слышатся смутно знакомые нотки. Неужели я все-таки помню его?

Да. И ты мой отец.

Теперь его внимание полностью сосредоточено на мне. Он не идет с другими, а остается на месте, и бой продолжается без него.

Он качает головой.

— Нет, нет, я определенно не твой отец, а ты, разумеется, не Келли. Неужели ты на самом деле считаешь, что все так?

Я не совсем понимаю, о чем он говорит, но сейчас важен не смысл, а голос, его звучание, оформление слов… Я слушаю, и мне становится не по себе. Что же это такое?

Нет, нет, этого не может быть.

И тем не менее есть.

Я бы узнала его голос где угодно. Узнала не как голос отца, не как голос из моей жизни До Шетлендов. Этот голос мягкий, как бархат и шоколад, его хочется слушать и слушать.

Я крепко-крепко обхватываю себя руками и трясу головой, гоню эту мысль прочь, хотя и понимаю, что все так и есть.

— Ты… ты… Ты он. Ты… — Не могу произнести то, что хочу.

— У тебя снова галлюцинации, котенок?

Котенок?

— Мы открыли ящик — и нa тебе: ты обманула Шредингера. Ты жива и мертва одновременно.

Я не понимаю, о чем он, но чем больше слушаю его голос, тем больше деталей всплывает в памяти. Он всегда носил костюм биологической защиты, поэтому я так и не разглядела его лицо. Да, я видела его в памяти Джей-Джея, но не узнала именно поэтому. Мне и в голову не приходило, что Первый и Алекс — один и тот же человек.

Но я знаю его голос. Голос, который слышала одним из последних перед тем, как меня вылечили.

Он тот, кого я так отчаянно искала все это время.

И вот какая несправедливость: он выживший! Я не могу заразить его, чтобы он умер. Я нашла его после долгих поисков и ничего не могу с ним сделать.

Ты Первый доктор! — Я вкладываю в это обвинение всю свою ненависть.

Он пожимает плечами.

— Для меня находили и слова похуже. Но ты… все любопытнее и любопытнее. Не уверен, что смог бы самостоятельно так быстро определить, что является причиной распространения эпидемии. Это сделала Шэй. Да, да, это она разгадала загадку и рассказала мне о тебе. И ей было так жаль меня — бедняжка думала, что рассказывает мне о моей умершей дочери, а не о сумасшедшем котенке-психопате. Знал бы я с самого начала!

Зачем ты вылечил меня?

Он качает головой.

— Такое разочарование. Столько времени и трудов потрачено, чтобы сделать тебя тем, кем ты была: выжившей. В конце концов я достиг желаемого, но получил дефективную, неполноценную душу. В случае твоего бегства риск был бы слишком велик, поэтому ты подлежала уничтожению. Кто бы мог подумать, что исцеление сделает тебя еще более опасной. К тому времени ты уже приняла личность Келли и даже не догадывалась, кто ты на самом деле.