Колыбель для Небесных: Валькирия. Под Последним Небом
Шрифт:
Мягкие волны аккуратно, будто кончиками пальцев обволакивали берег, распространяя вокруг себя спокойствие. Это и испытала юная девушка, смотря, как вода меняет цвет, принимая сначала ранние лучи и делая дорожку из желто-розовых линий для восходящего солнца.
– Ан, здесь можно спуститься? – Хильд повернула голову к стоящей позади подруге.
– Да, там, пойдем. – она так же, уже почти автоматически, но в этот раз гораздо нежнее, едва касаясь взяла в свои руки тонкие и уже переставшие быть такими бледными пальцы Хильд, аккуратно ведя ее все ниже и ниже, прямо к воде.
Ан была будто не здесь,
– Помнишь, я говорила о своей истории? – Ан говорила непривычно медленно, будто каждое слово причиняло ей боль. – Это место сначала было моим спасением, а потом стало самым страшным кошмаром.
– Если тебе больно, то можешь не говорить.
– Я молчала слишком долго и держала это в себе много лет. Я вообще понятия не имею, кто ты и откуда, и мне плевать. Никто, даже Аксель не знает всей правды. Теперь мне все равно, даже если узнает весь город. – девушка еле сдерживала плач, но это не обычные слезы, это истинные рыдания от безысходности и долгих страданий. – Но мне все еще тяжело решиться.
– Попробуй оставить хотя бы часть той боли, что у тебя есть, здесь. Я же вижу, что ты любишь это место. – Хильд не умела поддерживать, но искренне старалась помочь. В ней впервые зародилось настоящее сочувствие, а не полное равнодушие к другим, как дома – в Асгарде.
Анника молчала, думая о чем-то, но не решаясь озвучить свои мысли. Хильд тоже начала думать о том, что же могло случиться с такой маленькой девочкой, раз ей так больно от каждого воспоминания о прошлом.
– Ты знала, что это море ведет к холоду? – в голосе подруги, наложенном на шум волн и ветра, уже не было ничего, кроме усталости.
– Как это понимать? – спросила выгнув бровь валькирия.
– Эта вода соединяет наши берега с землей вечного холода, на которой никто не обитает. Там ничего не растет, только толстый слой снега покрывает то, что осталось от земли.
– И кто тебе об этом сказал?
– Воины, которые были у моего отца. Они искали новые земли, чтобы строить новые города. Нас становится слишком много.
– А что еще ты знаешь о море? – Хильд чувствовала, что Ан успокаивается, когда делится с ней чем-то.
– Оно является кладбищем для очень многих, живших здесь или в ближайших городах. Когда кто-то умирает, его тело отправляют в сторону горизонта, а потом в лодку стреляют огненными стрелами. – она ненадолго замолчала, после чего неуверенно продолжила:
– В детстве я часто убегала сюда, чтобы побыть одной. Я думала, что мертвые говорят со мной, потому что живые не хотели. Отец не говорил со мной, только если нужно было отругать или дать дела. Мама только меня понимала, но отец ее больше любил, чем меня, настолько, что не отпускал ее ни на шаг. А потом мама пропала. С рассвета начали искать, только не нашли нигде. Потом в сторону Гримсберга пошли, отец тогда схватил меня и не пускал на землю, боялся сильно.
– И что с ней случилось?
– Сорвалась с обрыва. Этого самого. Внизу лежала. Все говорили потом,
что отец ее довел и от плохой жизни спрыгнула, но у нее шея синяя была и на руках раны. Не верю, что она сама могла, а другие в это поверили. Тогда меня из дома вообще выпускать перестали, отец обезумел, даже привязывал меня к столу, чтобы не выходила. А я все равно сбегала. Грызла веревки и сбегала.– А как в Гримсберг попала? – Хильд едва сдерживала слезы, боясь выдать дрожь в голосе, потому что знала, какого это. На каждое слово Ан она могла ответить, что знает.
– Не так давно это было, мне тогда 15 едва стукнуло, Аксель как узнал, что отец делал, так помог мне вещи найти теплые, у меня то не было ничего, отец работу бросил тогда, иногда даже есть нечего было, а потом через окно ночью выбралась. Оставила записку отцу, что ушла сама и искать меня не нужно. Аксель лошадь тогда взял, ему не сильно больше лет, чем мне было. Пришлось до самого леса пешком идти, чтобы копыта никто не услышал. Когда деревня кончилась, то мы через лес уже на лошади поехали. Холодно, темно. Я только помню, как схватила его за ребра и к спине прижалась. Отпустить хоть на секундочку страшно было.
– И тебя не искали?
– Искали. Мы по сараям ночевали, соломой грелись. Деньги-то Аксель заработал, пока отцу помогал в кузнице, но жить еще долго надо было. Он себе все испортил тем, что меня вытащил. У него свадьба должна была быть скоро, девушка ждала, самая красивая вокруг. А тут я, маленькая, худощавая и бедная. Его отец тогда так взъелся, что сын ему сорвал планы, что отправил его в город, который начинали строить и не достроили. Решил в наказание навесить дел. А Аксель справился. Мы тогда на восточной границе были, Даргию хотели покорять, а тут вернуться пришлось. С того времени я здесь и живу. Мы живем. Только я уезжала, когда отец снова меня искать решил. Вернулась к весне.
– Я не думала, что все так сложно.
– Сложнее только одной быть. Аксель тут фигура видная, сколько юбок уже вокруг него вилось. Одна надежда, раз он их всех отогнал, то может и для меня найдется место рядом с ним.
– Все может случиться. Но я знаю, что у тебя все будет иначе. Ты будешь счастлива.
– Ты вообще хоть одного счастливого человека знаешь?
– Им станешь ты. А счастье других – проблема других.
– Почему сейчас я тебе верю? – Ан, как показалось, успокоилась и теперь просто смотрела на уже вставшее над горизонтом солнце.
– Потому что я говорю правду. – Хильд подошла, шурша камнями под ногами, чтобы со спины обнять такие одновременно крепкие и хрупкие плечи.
– Спасибо, что разделила со мной сегодня. – сквозь несколько мутных слезинок произнесла девушка.
– Спасибо, что показала мне жизнь. – все еще обнимая ту, которая ей доверилась, ответила валькирия.
– Я даже рада, что попрощалась с мамой здесь. Это место было для меня особенным. Да и Одину проще забирать души, если они всегда в одном месте. Это моя надежда, что она в хороших руках и в лучшем мире.