Колыбель предков

Брум не обратил внимания ни на Дарта, ни на его сотрудников. Его глаза искали то, ради чего он прибыл в Иоганнесбург из Претории — череп австралопитека. И когда Брум узнал бэби, то, сделав несколько шагов, на глазах изумленных ассистентов Дарта медленно опустился на колени. «Я преклоняюсь перед тобой, о предок!» — проговорил он и согнул в поклоне широкую спину.

До конца педели Брум не покидал лаборатории, занимаясь скрупулезным изучением черепа и делая всевозможные замеры. Его, как палеонтолога, мало занимал окаменевший слепок мозга с его необычными размерами, формой и извилинами, хотя он и определил его как предчеловеческий. Но что касается структуры зубов и особенностей строения других костей черепа, то Брум полностью согласился с выводами Дарта. Результатом визита в Иоганнесбург стали две краткие заметки, посланные в журналы «Nature» и «Natural History». В них Брум писал о том, что Дарт имел веские основания не определять австралопитека как ископаемую вариацию шимпанзе или гориллы. Во всяком случае, по структуре зубов австралопитек отличен от них. По размеру черепа, форме челюстей бэби, по его мнению, напоминает отчасти шимпанзе, но другие детали строения костей, а также мозга позволяют считать его антропоидом, из которого со временем мог возникнуть человек. По существу, заявил Брум, австралопитек — связующая форма между высшими обезьянами, к которым он расположен ближе, и одним из низших типов древнейшего человека. Он попытался даже реконструировать череп взрослого австралопитека. Реконструкция оказалась удивительно сходной с черепом питекантропа, если не считать меньшего объема мозга и менее прямой посадки головы. Австралопитек, согласно заключению Брума, — предшественник пильтдаунского человека и «самая ранняя человеческая вариация».

Что же, однако, в это время происходило в Лондоне? За четыре дня до появления в газете «Star» статьи Бернарда Пауэра, 30 января 1926 года, к сэру Артуру Кизсу примчался озабоченный редактор «Nature» Ричард Грегори. Он сообщил о получении от Дарта статьи, посвященной открытию, настолько беспрецедентному по характеру, что сам он затруднялся решить, печатать ли ее до того, как эксперты выскажут свои соображения. Кизс пожал плечами и сказал: «Почему бы и не напечатать?» Однако тут же попросил доставить к нему статью утром 3 февраля. Бегло просмотрев ее и ознакомившись с иллюстрациями, Кизс в тот же день пришел к заключению, что Дарт описал череп антропоидной обезьяны, «ближайшей кузины гориллы и шимпанзе». Как же он удивился, когда поздно вечером к нему ворвались репортеры лондонских газет, чтобы взять интервью в связи с сообщением из Южной Африки об открытии недостающего звена. У Кизса не было настроения для многословного интервью. Он сказал всего две фразы: «Я не думаю, чтобы Дарт заблуждался. Если он достаточно полно изучил череп, мы готовы принять его выводы». От дальнейших разговоров Кизс отказался и в последующие дни направлял всех репортеров к Элиоту Смиту.

«Illustrated London news» [7] , одна из популярнейших и старейших газет столицы, напечатала впечатления Элиота Смита об этом открытии. Он высказался в решительных выражениях: «Это просто счастливое стечение обстоятельств, что находка такого рода попала в руки профессора Дарта, ибо он один из, по крайней мере, трех или четырех человек в мире, кто имеет опыт исследования такого материала и может определить его реальную ценность…»

Когда Дарт получил из Лондона известие о публикации 7 февраля в «Nature» его статьи об австралопитеке, ему показалось, что победа близка. Все же палеоантропология со времени Дарвина и Фульротта продвинулась далеко вперед, чтобы не встречать в штыки каждое новое открытие! Радость и уверенность в себе подогревались также продолжающимся потоком поздравлений, а также предложениями и просьбами написать статьи о находке в Таунгсе. «Верланг Паренс и комиссия» из Мюнхена спешила заключить контракт на публикацию книги в издательствах, имеющих связи со всеевропейским книжным рынком! Никакой книги еще не было и в помине, да Дарт и не думал пока писать ее, надеясь в ближайшее время заняться раскопками в Таунгсе, тем более, что для этого складывались благоприятные обстоятельства — среди руководства медицинского факультета университета и в сенате начали поговаривать о необходимости сделать Дарта президентом Южно-Африканской секции развития науки и королевского научного общества Южной Африки. Если такая карьера будет способствовать его палеоантропологическими занятиям, то почему бы не порадоваться и этому?

7

«Иллюстрированные лондонские новости».

Открытие австралопитека и всеобщее внимание к нему имели еще одно важное последствие, позволявшее надеяться на успех в предстоящих раскопках, — они вызвали огромный интерес к палеонтологии у людей, далеких от нее по роду своих занятий. Рабочие каменоломен, близких к Иоганнесбургу, теперь упаковывали ископаемые кости в ящики и отправляли их Дарту. Интересные коллекции прибыли, в частности, из Стеркфонтейна, расположенного в 35 милях к западу от Иоганнесбурга. Среди костей Дарт обнаружил несколько крупных черепов павианов, отчасти близких современным, из чего он сделал заключение о более позднем возрасте Стеркфонтейна по сравнению с Таунгсом. Еще больше волнений доставили Дарту сборы учителя Эйтцмана в карьере Макапансгат, отстоящего от Иоганнесбурга на 200 миль к северу. Среди костей преобладали остатки скелетов крупных животных, особенно антилоп. Дарт с удивлением установил, что отдельные фрагменты костей были обожжены до того, как они окаменели. Химики, которым послали на анализ потемневшие кости, подтвердили, что они действительно побывали в огне! Значит, в Макапансгате, пришел к заключению Дарт, располагался лагерь «великих охотников», научившихся жарить мясо в огне.

Однако триумф, сопутствующий дебюту бэби, неожиданно окончился трагически как для него, так и для его крестного отца. Все началось с того, что ровно через неделю после публикации статьи Дарта «Nature» напечатала мнения ведущих антропологов Англии по поводу австралопитека. В дискуссии участвовали Артур Кизс, Артур Смит Вудвард, Элиот Грэфтои Смит и Вильям Дакворт. Дарт поразился резким отношением к его находке.

Тон и направление атаки определили заявление Кизса. Он отнюдь не отрицал наличия детален строения черепа и мозга австралопитека, сближающих его с человеком. Заявив, что вообще у антропоидных обезьян отмечаются отдельные структуры скелета человека, а у человека, напротив, структурные особенности антропоидов, Кизс подчеркнул мысль о сходстве австралопитека во всех существенных чертах с обезьянами, в особенности с шимпанзе и гориллой. Во всяком случае, по его мнению, весомость человеческих особенностей не превышает значимости антропоидных. Мозг австралопитека, несмотря на всю его необычность, все же в наиболее существенных чертах антропоидный, и, судя по тому, что объем его в семь лет достиг всего 520 кубических сантиметров, ни о каком даже частичном человеческом статусе его не может быть и речи. Ведь такой темп роста мозга характерен для обезьян, а не для человека. Зубы бэби навели Кизса на мысль о зубах гориллы. Посадка головы австралопитека должна быть типично обезьяньей, а говорить о прямохождении существа из Таунгса нет оснований, поскольку Дарт кроме черепа ничего не имеет. Что касается затылочного отверстия, то с возрастом оно переместилось бы назад и перестало бы занимать переднее положение. Увеличив профиль рисунка черепа австралопитека до натурального размера и сравнив его с рисунками детских и взрослых особей обезьян, Кизс записал: «Те, кто знаком с характеристикой особенностей лица молодых горилл и шимпанзе, определил бы смешение их в лице австралопитека, но в определенных деталях отличных от них, особенно в малом размере челюсти». Кизс утверждал, что австралопитек жил, несомненно, в джунглях, которые покрывали в те времена Калахари.

Вывод из размышлений заключался в следующем: если бы удалось найти череп не детской, а взрослой особи, то без сомнений он оказался бы антропоидным; австралопитек по всем признакам не предок человека, а «вымершая кузина шимпанзе и гориллы». Австралопитек не предок еще и потому, что время его существования совпадает с периодом, когда на Земле уже появился человек. Такая обезьяна могла стать предком 70 000 000 лет назад, а не какой-нибудь миллион лет. Итак, грубая ошибка — называть австралопитека недостающим звеном, поскольку он не заполняет пробел между обезьянами и человеком. На это в какой-то мере может претендовать питекантроп, поскольку у него самый малый для человека объем мозга, но недостающее звено между питекантропом и австралопитеком следует еще найти.

Еще более непримиримую позицию занял Вудвард. Суммируя свои впечатления от осмотра фото черепа австралопитека, он заявил о том, что не видит ничего такого в строении орбит, носовых костей и клыков, что сближало бы существо из Таунгса с человеком и отличало его от современного молодого шимпанзе. Вудвард сетовал на отсутствие костей мозговой коробки черепа, что позволило бы установить кривизну свода. Для него осталось не ясным, округла или уплощена лобная часть мозга австралопитека и каковы размеры мозжечка. По мнению Вудварда, открытие ископаемого антропоида на юге Африки не снимает вопроса о том, где находится прародина человека и где следует искать его прямых предков — в Азии или в Африке. Ведь в Индии пока найдены лишь зубы и челюсти антропоидных обезьян и о характере их черепов ничего определенного сказать нельзя. «Чтобы опубликовать определенные впечатления, — писал Вудвард, — нужны новые находки».

Дружественный и благожелательный тон отчетливо прослеживался в разделе, написанном Смитом, хотя и он не был до конца последовательным, поскольку не принимал, но и не отвергал главных заключений Дарта. Учитель, однако, поддержал выводы ученика о человеческих особенностях в строении челюстей и зубов и, конечно же, не мог не обратить внимания на положение луновидной бороздки на слепке мозга австралопитека, характерной человеческой черте. Смит посоветовал уточнить дату существования австралопитека, подробнее описать условия находки и точную форму зубов. Пожалуй, наиболее благосклонным к бэби оказался Дакворт, согласившийся со многими заключениями Дарта и обративший внимание на другие тонкие детали строения черепа, свидетельствующие о сходстве его с примитивными человеческими черепами. Однако и Дакворт оговорился, что, к сожалению, оценивается череп слишком молодой особи.

Затем последовали новые удары. Известный антрополог и геолог Оксфордского университета Соллас выразил согласие с Кизсом и Вудвардом относительно близкого родства австралопитека с антропоидными обезьянами. В августе 1926 года Иоганнесбург посетил Алеш Хрдличка, намереваясь лично познакомиться с бэби и его «домом» — пещерой в Таунгсе. Он согласился с Дартом в том, что австралопитек, конечно же, не лесной житель, ибо Калахари вряд ли когда покрывали джунгли. «Это, несомненно, недостающее звено, одно из многих все еще недостающих звеньев в цепи предков человека». Но что стоило это замечание, если позже в докладе на очередной специальной конференции Королевского антропологического общества он неожиданно изменил свои взгляды и объявил об открытии Дартом «нового вида, если не рода, высшей антропоидной обезьяны». Видный эксперт по антропологии Артур Робинзон, выступая в Эдинбурге, объявил об открытии в Таунгсе «черепа шимпанзе четырех лет»…

Темпераментный, экспансивный Брум, наблюдая зигзаги глубокомысленных заключений, бушевал и не стеснялся в выражениях, направленных в адрес противников бэби.

— Это поразительно! — язвительно восклицал он, встречаясь с Дартом. — Мы приглашаем в Иоганнесбург величайшего американского антрополога Хрдличку, показываем ему полный ископаемый череп интереснейшего существа вместе с превосходным слепком внутренней полости его черепа, и что же узнаем? Оказывается, эксперт не способен, да, да, не способен высказать свое мнение о ценности открытия и требует не чего-нибудь, а «добавочных образцов»! Я уже не говорю об этом новоявленном лидере антропологии Вудварде. Он проявляет странную и поразительную неуверенность в себе. Будь моя воля, я никогда бы не послал в Лондон и Вашингтон ни одного образца кости ископаемого человека. Тамошние антропологи способны десятилетиями глубокомысленно сидеть над образцами, пока не покроются вместе с ними пылью и паутиной!

Дарт смущенно бормотал что-то о вреде поспешности в таком важном деле и о мудрой осторожности знатоков. Однако такие речи еще более распаляли Брума.

— Вот-вот, именно об этом больше всего думают в Лондоне! — возмущался он. — Кизс и Вудвард, очевидно, смущены тем, что вы слишком быстро, всего через три месяца после открытия, опубликовали череп бэби. Как же — это беспрецедентно! А что если задержка с публикациями, столь характерная для лондонцев, признак их неуверенности и некомпетентности? Я никак не могу понять, в чем состоит ваша вина. Может быть, они недовольны тем, что вы не приехали к ним на предварительную консультацию или, того лучше, не догадались преподнести им череп австралопитека? Вообще создается впечатление, что в Лондоне проявляют мало интереса к тому, что родственно предкам человека. Вы думаете, газеты случайно заняты педантичным вопросом — хороша ли латынь в имени бэби — Australopithecus? Какое это имеет значение? Их коллега сделал одно из величайших открытий в мировой истории, которое я бы поставил в один ранг по значению с книгой Дарвина «Происхождение видов», а в это время представители английской науки и культуры третируют его.