Колымское эхо

— Да это я, Федор! Открой, Варя!

Он пришел с карабином на плече:

— Так и знал, что встретишь зло. Как это у тебя в руках нет топора. После того сообщения мои волки ножи в зубы возьмут!

И глянув на детей Дуси, предложил:

— Пошли ко мне! Как вижу, двоих мужиков забрали. Одного джигита надо оставить Варе.

Кто-то и ее защитить должен в случае чего. А вы трое — со мной. Здесь тесно. А у меня и про­сторнее и волчат побольше. Если кто вздумает прийти, пусть на себя обижается. Я их сейчас спущу с цепей, пусть побегают вольно. Ну, а вам, если что, карабин до утра оставлю. Дома еще есть,— Федор увел своих гостей, а Варя и Ас­лан снова остались вдвоем.

— Варя, а почему эти люди не пошли в дом матери? Ведь они там жили, это их гнездо.

— Аслан, у нас свое поверье и раньше соро­ка дней не стоит в дом Дуси приходить. Тем более, там одна кровать и женщина на ней умер­ла. Кто решится лечь в ту постель? Тебе может и смешно, но мы придерживаемся своих обыча­ев. Пусть хозяйка еще поживет в доме. А уж потом сама уйдет из него. А сейчас очень рано. Всякое может случиться. Дети хоть и родные, но мать уже в мире ином. Мы все о том знаем и обязаны считаться с покойной. Потому при­шел за ними Федя. А Дуся теперь наказать мо­жет детей за земные грехи. Мы не знаем их жизни. Ведь вот оставили ее одну здесь, сами далеко жили, она болела. Может обиду на них за это держала. С мертвого не спросишь,— вздохнула Варя, добавив:

— Когда мамка умерла, я тоже сорок дней в доме не ночевала. Боялась, сама не знаю чего. Хотя кажется, вины у меня перед нею не было. И не только я вот так. Все мы покойников боимся, хоть и свои. То с самого детства так повелось, сколько себя помню.

— А я в могильнике ночевал. Куда было де­ваться. Хотя на кладбище, честно говоря, хо­лодно и жутковато,— признался человек.

— Я не из робких, но на погосте спать не смогу.

— Но вот беглецы спят. Им вовсе некуда де­ваться.

— Не спят они. Торопятся уйти подальше от зоны. Времени у них мало. Спешить станут. Им по избам бегать некогда. Они все заранее приготовили. Это по своему прошлому опыту знаю. Никто не пускается в бега, не подготовив­шись.

— Раз на раз не приходится,— не согласи­лась баба.

— Скажи, Аслан, ты шел в бега из зоны к се­мье?— спросила Варя.

— Я тогда еще не был женат. Убегал домой. Бабку очень любил. Скучал по ней. Она у меня мудрая и добрая женщина. Любила всю жизнь, сам не знаю за что.

— А жену любил?

— Бабуля посоветовала на ней жениться. Я, конечно, послушался и выполнил ее волю. У нас иначе нельзя. Вскоре привел в дом. Но, полюбить жену не получилось. Не повезло. Раз­ные мы с нею. С самого начала семья не состо­ялась. Ничего общего меж нами не было,— по­скучнел человек.

— А почему?

— Глупая она.

— Вы с нею живете?

— Нет. Давно разведены. Как только дочки подросли, я решил не тянуть время. С этим нельзя затягивать. Не стоило обманывать ни ее, ни себя. Вот так и сказал честно, что никогда не любил ее и жить с нею не смогу. Терпения боль­ше не хватило.

— Плохая хозяйка была? — спросила Варя.

— Даже не знаю, какая хозяйка. А вот как человек полная никчемность. Глупа до безобра­зия. Мы никогда не понимали друг друга, а по­тому живем врозь.

— А дети?

— Дочки приезжают ко мне. Они обе учатся в Москве. Там у них квартира. Вместе с мате­рью тусуются в своей трехкомнатной. Я в своем доме. Он у меня двухэтажный, нам с бабкой хватает. На тесноту не жалуемся. Бабуля пона­чалу ругала меня, потом поняла и смирилась, теперь согласилась и не обижается. Но обеща­ет, что семейные советы больше давать не бу­дет. Хотя внучек очень любит. Они взрослые девушки, а бабка все считает их малышками,— умолк Аслан.

— А жена к вам приезжает?

— Только летом, когда я разрешаю в сезон фруктов. Живем с нею на разных этажах, и я с нею не общаюсь.

— Она изменила?

— Нет. Если б изменила до развода, не име­ла бы ничего. Теперь, конечно, ее дело. Пусть живет, с кем хочет, мне она чужая.

— А помириться не получается?

— О том и разговора нет.

— Причина серьезная?

— Даже слишком! — привстал на локте, за­курил. Обмотался одеялом и заговорил:

— Я работаю в типографии цинкографом. По­лучаю неплохо. Но тогда я только устроился, проработал года три, и бывшая жена вздумала получать за меня зарплату. Можешь предста­вить, чтоб за кавказского человека деньги на работе получала баба. Я не был пьяницей, все и порядке и вдруг такой фортель. Где это вида­но? Уже большего оскорбления не придумать. И не стал затягивать, купил им квартиру и раз­велся.

— Она работает?

— Не знаю. Это меня не интересует. Я помогаю дочкам. Когда им нужны деньги, они звонят. А с тою мы не общаемся.

— Как же обходишься без хозяйки?

— У меня в доме командует бабулька и у нас с нею полное согласие и порядок. Если ты име­ешь в виду женщин, то с этим проблем нет. Я не кривой и не горбатый, спрос имеется хороший, я не жалуюсь. Бабья хватает, было бы жела­ние,— улыбался Аслан.

— Значит, живешь вольной птицей?

— Ну да! Как и положено кавказскому чело­веку. Никто ни в чем не указывает и не ограни­чивает.

— Аслан, а не скучно тебе без семьи?

— Я в любой момент могу завести новую се­мью, но нет желания. После первой ошибки не хочу снова связывать себя браком. Это нера­зумно,— отмахнулся человек и спросил: