Колючее счастье

— Пайетками.

— Чего?

— Это не блестяшки, это пайетки.

— Да хоть х… — Слава под убийственным взглядом Евгении проглотил чуть было не сорвавшееся с языка универсальное ругательство, с нужным окончанием способное означать всё, что угодно.

— Хорошо, я беру это, — согласилась наконец она.

— Лучше предыдущее.

— А как же «мужчинам всё равно» и бла-бла-бла?

— Хорошо, бери это, — выдохнул он, и добавил, картинно воздев глаза к небу: — Боже, ты наконец услышал мои молитвы!

— Нет, всё-таки предыдущее…

— Убейте меня быстро, — обратился Слава к сидящему неподалёку от него мужчине, точно так же, как и он, сопровождающего девушку, решившую приодеться, — я больше не вынесу этого испытания!

Тот лишь пожал плечами, словно говоря «терпи, брат, это ещё не самое страшное».

— Шут, — буркнула Женька, снова скрываясь за занавеской примерочной кабины.

— Слушай, а что особенного в этом фестивале, что ты так стремишься туда попасть? — прожевав, поинтересовалась Евгения у сводного брата. — Не лень ехать за двести кэмэ?

Они наконец закончили пытку под названием шопинг, купив Женьке пару новых джинсов, несколько джемперов по фигуре, футболок и даже платье для особых случаев, и сидели за столиком, поедая гамбургеры с картошкой-фри и запивая всё это колой — у Ларисы случился бы приступ, если бы она узрела огромные порции фастфуда, с таким аппетитом уплетаемые её чадами.

Святослав с каким-то странным умилением наблюдал за жующей сестрицей — сейчас такая непосредственность среди девчонок была редкостью. Все показушно пользовались ножами и вилками — издевались даже над пиццей, разрезая её на мелкие кусочки. Не позволяли себе съесть столько, сколько им действительно хотелось. Выпендривались, одним словом. Принцессы, какающие бабочками…

А эта… Наяривала себе «бигмак», не стесняясь перепачкаться в соусе или хорошенько разинуть рот, чтобы как следует откусить от жутко огромного гамбургера кусок побольше.

— Жендос, ты — динозавр! — не выдержал он.

— Чего?

— Это комплимент, не парься.

— Охренеть у тебя комплименты, Светик!

Он поморщился, снова услышав своё исковерканное имя, но не стал ничего говорить. В отличие от сестры.

— И вообще, не называй меня так!

— Жендосом или динозавром?

— Никак! Что за мания всем давать прозвища?

— Так ты сама точно такой же манией и страдаешь, — резонно заметил сводный брат, намекая на её обращение к себе самому.

— Это — месть, — не растерялась Женька.

— Окей. Давай так — я больше не называю тебя Жендосом, ты — не уродуешь моё имя до недоразумения, тобою придуманного. По рукам?

— Почему — недоразумения? По-моему, очень даже мило… — как ни в чём не бывало скалилась нахалка.

— Капец, как мило! Детский сад, штаны на лямках… По рукам? — повторил он, выжидательно уставившись на неё.

Женька призадумалась.

— Не обманешь?

— Даю слово, Евгеша, что никогда не буду называть тебя Жендосом!

— Придурок, — она кинула в него полоску жареной картошки.

— Эй, ты чего?

— Дай слово, что не будешь коверкать моё имя. Никак! Никаких Жендосов, Евгеш и подобной дребедени!

— И никаких Светиков с твоей стороны, — Слава протянул руку.

— Хорошо, договорились, — Женя картинно пожала её, выдернув свою, когда ей вдруг показалось, что рукопожатие немного затянулось. — Так почему — динозавр-то? И каким образом это комплимент?

— Забудь…

— Э, нет. Так не пойдёт, — она взяла полоску фри и демонстративно стала целиться в него.

— Эй, ты мне сейчас пятен наставишь! — возмутился Слава, который, сняв в помещении тёплую толстовку на молнии, остался в одной светлой футболке, но это не подействовало. — Ладно-ладно, — смирился он. — Таких, как ты, мало. Вымирающий вид. Динозавры, одним словом.

— Так динозавры давно вымерли, — словно невзначай заметила Женька, отправив в рот свой недавний снаряд.

— Я же говорю, забудь.

— Так что там с фестивалем? — она поняла, что всё равно не добьётся от Славы исчерпывающего ответа и вернулась к изначально поднятой теме.

«Таких, как ты, мало». Это действительно звучало, как комплимент. И почему-то очень радовало, что Светик вдруг с бухты-барахты этот комплимент сделал.

— Всё просто, — после недолгой паузы, будто раздумывая, стоит ли развивать эту тему, ответил брат, — там будут нужные мне люди.

Женька явно таким ответом не удовлетворилась, и в упор глядела на него, выразительно изогнув одну бровь.

— Среди членов конкурсного жюри будут представители нужного мне вуза. И велика вероятность, что они обратят на мои работы внимание, что может нехило так помочь в дальнейшем, — пояснил он. — Ну, я уж молчу о том, что там просто будет клёво!

— Ты серьёзно? А как же юридический?

— Чёрт, Жень, больная тема… — откинулся он на спинку стула.

— Не для тебя одного. Лара очень расстроится, если узнает, что ты забил на своё обещание и столько времени водил её за нос.

— А я не забил. Ничто не мешает мне попробовать силы сначала там, а потом, если попытка провалится, поступить на юрфак здесь. Сроки позволяют.

— То есть, если ты поступишь на свой дизайн, или куда ты там собрался, то просто поставишь мать перед фактом.

— Получается, что так.

Женька замолчала, переваривая информацию. Конечно, ей это казалось не совсем честным по отношению к Ларисе. Но и Славу она понять могла — родители как с цепи сорвались, весь последний год настаивая, что юрист — более престижная и востребованная профессия, а его творчество должно остаться в качестве хобби, не более. По их мнению, рисование, с которым хотел связать свою жизнь Святослав, — это что-то совершенно несерьёзное. Баловство, которое никогда не сможет принести ощутимых плодов.

— Вот вроде современные люди, — продолжил Слава, — а живут какими-то пережитками прошлого. Не понимают, что юристов да экономистов сейчас как собак нерезаных, и это практически полностью обесценивает их труд. Что при такой конкуренции, даже будучи высококлассным специалистом, очень тяжело добиться определённых высот. Особенно если твои мама с папой обычные работяги. А офисный клерк — по мне, это не та цель, к которой надо стремиться… Тебе всё это тоже предстоит, — хмыкнул он. — Если, конечно, сама не выберешь серьёзную, по их мнению, профессию.