КОМ 3

— Никифор, грузовик тут?

— Тута! Куда он, холера, денется? А вам на кой?

— На той! Меньше знаешь — крепче спишь.

— Ага, а потом Евсей Петрович ка-ак спросит с меня! Ка-ак батогов выпишет! — судя по всему Никифор был против выдавать нам грузовик просто так. — Оно, конечно, батоги — дело привычное, но всё равно порядок должон быть, — неожиданно закончил он.

— Его видишь? — Петя ткнул в Ивана пальцем.

— Дык, вижу.

— Кто он, знаешь?

— Так, почитай, весь город знат! Поздравляем вас, вашвысочство! — в пояс поклонился детина.

— Ты давай не поздравляйкай! Ему, ему автомобиль нужен, понял?

— Так что не понять-то? Мы ж завсегда! Мы ж для Великого князя Ивана Кириллыча-то! Мы ух!

С этим предельно ясным разъяснением Никифор ушёл в глубину двора.

— За ним! — скомандовал Пётр, как будто мы сами не сообразили бы.

За железными воротами начиналась огромная площадь, хаотически заставленная разной техникой. Честное слово, даже сеялка стояла. Кому, зачем, она тут нужна? Мы рысью пробежали мимо нескольких броневичков, и…

— Вот она, холера! Чума египетская! — не взирая на слова, Никифор с улыбкой гладил по капоту знакомый большеколёсный грузовичок. Он ему явно нравился. — Ай, красавица какая!

— Чего же красавица? Это скорее красавище. Трясучее красавище.

— Эвона, почто трясучее-то? Очень мягко идёт, вашсиятельство… — детина подозрительно сощурился и переспросил: — А вы подушки-то накачали?

— Какие ещё подушки?

— Та-ак, ясно, — Никифор тяжко вздохнул. — Значицца, так: заводим, — он крутанул кривой рычаг на капоте, автомобиль как-то сразу зафырчал, мелко-мелко дрожа. — Ага… вот за этот рычаг, — он залез в кабину и за что-то дёрнул, — тянете… И вот, значит, в таком разрезе.

Грузовичок словно немного приподнялся на своих колёсах.

— Это чего сейчас было? — спросил Пётр обходя автомобиль кругом.

— Так ить у её внутрях воздушная подвеска. Пневма! — Никифор важно поднял палец. — Ежели её не включить, очень трясти будет. Тут вы правы. Но вот с этой машинерией — другое дело же! Да!

— Петька, вот ты обалдуй! — Серго явно был недоволен прошлой поездкой. — Ты чего, инструктаж, перед тем как грузовик брать, не проходил?

Витгенштейн в кои-то веки выглядел обескураженным:

— Нет, я ж думал это обычный…

— Так ить, вашсиятельство, тута обычных и нету! — перебил его Никифор. — Тут же спецгараж ажно самого! — наш провожатый вновь воздел палец, потом посмотрел на Петра и приопустил его. — Ну, для вас-то он папа родный, значит. А для нас — о-го-го!

— Да он и для меня о-го-го! — успокоил его Пётр. — И иногда даже ай-яй-яй! А скажи-ка мне, Никифор, — он приобнял детину за плечи, — а есть тут… — он обвёл площадку рукой, — что-нибудь такое… — Витгенштейн задумался, подбирая слова. — Короче, нам надо на охраняемый объект попасть…

— Ох, ты ж, батюшки! — Никифор решительно сбросил руку Витгенштейна с плеча. — Никак, дело тёмное задумали, вашсиятельство? Не дождётесь от меня помощи! Так и знайте! Я в делах злодейских не помощник. И вообще, шли бы вы отсюдова… раз такое дело!

— Да подожди ты, ты выслушай сначала, а потом гони нас в шею! Значит, смотри, вон его невеста, — он ткнул пальцем в Сокола, — девичник устраивает. А там охрана. А мы тут. Понял? А они там!

— А-а! Так бы сразу и сказали, вашсиятельство, ежели шалость-баловство, так подмогнём! — судя по всему Никифора прям отпустило, что мы не грабить кого собрались. — А там точно его невеста?

— Да я тебе говорю! Нам бы сквозь охрану проскочить, и там — опа! Вот они мы!

Судя по всему, Петра начал отпускать коньяк, и что конкретно мы будем делать на девичнике, он или ещё не придумал, или вообще не знал. Но нас такими мелочами было не остановить! Вижу цель — не вижу препятствий!

— Да-а, задачку вы мне загадали. — Никифор почесал подбородок и решительно махнул рукой: — Надо Кузьмича будить!

— Это еще кто?

— Это главный наш. Оне сегодня усугубили с водителями. Отсыпаются, значит.

— А он нас не сдаст? — подозрительно спросил Иван.

— А чего сдавать-то? Ежели и правда шалость великокняжеская, так вы ж и прикроете, если что. Ну ещё и благодарность бы… э-э-э… жидкую. Вы не подумайте, взяток не берём! Так, для сугрева иногда.

— За благодарностью, извини, сами сбегаете. Ибо человецы суть, и всё что было, уже употребили, — Сокол вытащил из кармана несколько купюр и сунул Никифору, царственно повелев: — Буди! Если что, на меня всё валите.

НЕТ, ПОГОДИТЕ…

Тут я с поразительной отчётливостью почувствовал, как в моём организме три флакона антипохмелина вступили в неравный бой с конскими дозами принятого алкоголя. Все окружающие звуки и краски то становились кристально-отчётливыми, то мутнели и отдалялись. В краткую секунду просветления до меня дошло, какой безумной дичью выглядит всё, что мы сегодня натворили.

— Ваня, ты бы прыть-то поумерил, — попытался я донести своё озарение до князя. — Как бы Дядя…

— А что дядя? — Ивана, похоже, тоже штырило. Он то начинал быстро говорить, то делал длинные глубокомысленные паузы, во время которых начинал раскачиваться, словно на палубе в качку. — Ты вообще в курсе, что он на своём мальчишнике… на спор, у италийцев линкор украл?.. И напротив Кронштадта… его в воду плюхнул!.. Его потом полгода… с мели снимали…

Иван вдруг начал расплываться, и я торопливо спросил, пока он не истаял, как чеширский кот:

— А италийцы?

— А что италийцы? — картинка моргнула и проявилась с глянцевой чёткостью. Только, кроме своих обычных, у него теперь обнаружилась ещё пара ушей. Как у рыси. Рыжих таких, с кисточками. — Они и снимали, — объяснял Великий князь, подёргивая этими ушами, — и потом через всю Европу к себе волокли. Там чего-то в ходовых машинах повредилось.

Я сморгнул, но картинка не изменилась. И при этом мне не давал покоя размах гуляний:

— Да нет, я имею ввиду и что, прям утёрлись италийцы?

Сокол хохотнул:

— Нет, сперва они ноту возмущенную выкатили. На что государь император им ответил, что в следующий раз выложит оный линкор прямо у мартеновских печей, в Выксе, там его быстро порежут и поплавят, и никто ничего не узнает. Ну, они и заткнулись быстренько.

— Лихо! — я восхищённо присвистнул. — Вот это, я понимаю, размах! А мы ногу у списанного «Воеводы» спёрли… Мельчаем!

— Вот и я говорю, надо широко мыслить! — вернувшийся Витгенштейн аж подпрыгивал от нетерпения.