Ком 6

Есть одноимённая мера площади,

и она мало отличается от круга

диаметром 109 метров.

— Ядрёна колупайка, это кто? — толкнул я локтём Дашкова.

— Это сам Святогор! Кавалерия прибыла!

— Да-а! — крикнула лисица, и над обоими засиял сдвоенный защитный купол.

Сквозь прозрачную полусферу было неплохо видно, хоть мы с Дашковым на всякий случай и отступили подальше.

— Я надеюсь, ты хоть иногда тренировалась, белобрысая? — подначивал лису Святогор. — Или на всё забила, только во дворце для своего узкоглазого палку со струной пилишь?

— Смейся-смейся, длинноносый варвар! Посмотрим, как ты будешь смеяться после вот этого!

Купол осветился слепяще-белым и словно слегка вспух, треск пошёл, как от множества разом выпущенных фейерверков.

— Только то?! — захохотал Святогор. — Держи ответку! — На сей раз мигнуло синим и оглушающе грохнуло «БОН-Н-Н-НГ!!!», с металлическим таким призвуком.

— Ах-ха-ха-ха-ха-ха-а-а! — пронзительно засмеялась лиса. — Я вижу, гайдзин, не умеющий отличить кокю от сямисена, ты-то учился колотить кочергой в железный таз? Съешь-ка вот это!

Глухо грохнуло, и купол изнутри заволокло чёрным дымом.

— Слушай, Миша, — спросил я, напряжённо вглядываясь в завесу, за которой продолжало грохотать и вздрагивать, — а почему Святогор её белобрысой назвал? Она ж чернявая, как вороново крыло.

— А! Она же бьякко, сама сказала. А это белые лисы.

— М-м! Эвона что.

Впрочем, что удивляться — я тоже в людском облике волосом тёмен, а зверем — бел.

Скажи ещё, что мы с этой психопаткой похожи!

Ну… в чём-то и похожи. Две руки, две ноги… Ладно-ладно, шучу.

Я обернулся к «Пантере» и увидел тревожно торчащего из люка Пушкина. Махнул ему, что можно подойти. Смысл там топтаться? Какие тут силы бушуют — от неё и на форсаже не убежишь, со всем ускорительным пением в придачу. Пусть лучше ближе будут. Мало ли, вдруг шанс представится?..

Не знаю, сколько Святогор и белая лиса бились, уж и жгли друг друга, и топили, и колотили всячески. Мы глазели за архимажеским поединком, как заворожённые. Под конец, несмотря на прикрывающее битву поле, земля вокруг так дрожала, что на ногах стоять было трудно. И вдруг со звуком огромной лопнувшей струны один из защитных куполов схлопнулся.

— Наша взяла! — заорал Дашков.

— Точно? — я как-то не спешил радоваться. Внутри оставшегося купола ещё гуляла, потихоньку оседая, горелая земляная взвесь.

— Точно! Я Святогоров щит видел! Это его!

ДО ИЗУМЛЕНИЯ

Японка лежала, уткнувшись лицом в жухлую траву. Мы подошли ближе.

Сдохла, что ль?

Не-е-е, очумевши до изумления.

Натурально! Но как быстро в себя приходит — это я заценил. Вот только тряпочкой валялась — ан, гляди, уже ручки по земле тихонечко елозят!

Пару минут лиса безуспешно пыталась приподняться. Тонкие запястья подламывались, и она снова падала без сил.

— Сдаёшься на этот раз? — Святогор (помятый, но на своих ногах!) подошёл, присел рядом на корточки. Покачал головой, перевернул супротивницу на спину. — Или добавки?

— Только на этот раз, — прохрипела лиса. — Сдаюсь.

— И то хлеб, — удовлетворённо кивнул Святогор. Оставшийся купол тут же исчез, и мы смогли приблизиться почти вплотную. Ну и воняло же тут горелым — дышать невозможно! — Но рыжуху, уж извини, придётся того…

— Не-е-ет… — тоненько засипела бьякко.

— Ну а как? — Святогор сел в траву. — Вредна да хулиганиста. Всю плешь мне по границе проела. Да и хахаля твоего как следует по носу щёлкнем, оборзел в край…

— Она… — лиса закашлялась. — Она не его…

— А мне без разницы! Его — не его! На Русскую империю рыпается — на голову укоротим.

Кицунэ приподнялась на локте и неожиданно жалобно заглянула Святогору в лицо:

— Пос… кх-х-х… посмотри на неё… Неужели ты не узнаёшь свои глаза?

Пару секунд тишины, в которые два архимага таращились друг на друга, прервал потрясённый голосок Айко:

— Мама???

Святогор медленно перевёл взгляд на младшую лису. Встал, подошёл вплотную к «Пантере». С минуту изучал хлопающую ресницами мордашку Айко и тихо протянул:

— Ё-о-о-о… — весьма задумчиво вернулся и остановился напротив старшей лисы, которая всё ещё не могла сесть. Упёр руки в боки. Снова оглянулся на младшую.

— Святогор… — начала бьякко.

— Что «Святогор»?! — Надо было видеть его лицо! — Ты понимаешь, что я должен прекратить её безобразия в зоне военных действий. Любой ценой! Она не в двадцатке, под конвенцию не попадает, во все дыры лезет…

— Кроме того, — Хаген вдруг вступил в разговор через громкоговоритель, — некто Ёсихиса, второй генерал так называемой Великой японской Армии вторжения, пользуясь правом некой древней клятвы, отдал недвусмысленный приказ об уничтожении нашего командира и моего сюзерена, сотника Коршунова, герцога Топплерского, а этого я категорически не могу допустить.

— Ой, да какая там древняя клятва! — старшая лиса (как там её звали, Тамара или типа того?) наконец-то села и раздражённо отмахнулась. — Наговорили девчонке перед выходом на задание, чтобы лишнего не чудила!

— Мама!!! — возмущённо воскликнула Айко.

— И тем не менее, — Святогор мрачно сплёл руки на груди, — у меня есть свой приказ. Настоящий. И его никто не отменял. Узкоглазый ваш не успокоится, всё равно будет её посылать. А ей придётся слушаться… Твою-то мать…

— Погоди! — Бьякко схватила его за руку. — Погоди! Послушай! Я знаю выход!

— Ну?.. — хмуро спросил он.

— Пусть она присягнёт на верность? А? В плену и под давлением обстоятельств такое возможно!

— Российской империи? — брови у Святогора поползли на лоб.

Старшая лиса прикусила губу:

— Нет, это не годится, клятву вечной преданности она уже дала Японии, будет конфликт…

— Вот именно!

— А временно? — Бьякко судорожно искала выхода. — Клятва выкупа, а? Сроком… на пятьдесят лет?..

— Сто, — припечатал Святогор.

— Имей совесть! Сто! Человеки столько и не живут!

— Опять торгуешься, — усмехнулся он совсем уж беззлобно. — Что сотня, если порядочная кицунэ живёт и тыщу?

— Ай-й-й… Ладно, пусть сто! Пусть присягнёт тебе. Лично — это можно.