КОМ: Казачий Особый Механизированный

— Какой ребёнок? — спрашиваю.

А она ладошками мне в грудь упёрлась, глаза большие:

— Ну, как же? Ты, разве, не знаешь? Мне тётя говорила: от поцелуев дети получаются…

Вот это меня мгновенно отрезвило. Натурально, ушатом холодной воды. Ядрён корень, городская девочка, без мамы, строгий папа — и в качестве воспитательницы тётушка, которая нарисованных голых людей в книжке боится!

А у неё губки задрожали:

— Мамочки, что ж я натворила!.. Как же я буду?..

Я барышню свою за руку схватил, ладонями сжал:

— Симушка, а ну — не реветь! Во-первых, не бывает от поцелуев детей! А во-вторых, отвечай мне: пойдёшь за меня замуж?

Другого момента ждать никак нельзя! И совсем не страшно получилось, к слову.

А она своё:

— Как — не бывает детей? А от чего же?

— Сперва ответь на мой вопрос!

Она мокрыми ресницами похлопала, достала платочек, носик вытерла:

— Пойду.

— Ну, тогда я знаю, кто на все твои вопросы ответит.

— И кто же?

— Лиза! Она у нас старшая. Тридцать ей почти.

— Но тётя…

— У тёти твоей, — перебил я спрыгивая в кабину, — и детей-то своих нет. Откуда ей знать? А у Лизаветы четверо! — я ссадил слегка покрасневшую Серафиму вниз. — Садись, пристёгивайся и шлем надевай. Помчимся со свистом, иначе нам до ужина не успеть.

Назад мчали без вывертов, экономно, максимально быстро. До двора доскакали, вымелись — и бодро-бодро — к Лизавете. Я бы и пролётку нанял, да на наших окраинных улицах они редко водятся.

В почтмейстерском доме царила тишина и благорастворение воздухов. Сестра сидела на веранде с книжкой, покачиваясь на подвесных качелях. Увидела запыхавшихся нас, насторожилась.

— Симочка, посиди тут, на диванчике, — я пристроил зазнобу в уголке. — Лизонька, сестрица, можно тебя на несколько слов буквально? — схватил Лизу за руку и потащил вглубь дома. — А чего тихо так?

— Няня ребятишек на детский праздник повела, а Виталя не вернулся ещё со службы, а что…

— Ч-ч-ч! — мы проскочили ближнюю комнату, я практически затащил за собой сестру во вторую и двери прикрыл.

— Ну, ты медведь! — потёрла она запястье.

— Извини. Я это… от нервов.

— Ты… — Лиза вдруг прищурилась: — Илюшка! До свадьбы не дотерпел, что ли?

— Да чё ты сразу?! Ну… поцеловались.

— И только?

— Да что мне, клятву дать?!

— Ладно-ладно, успокойся, — Лиза и сама сразу успокоилась. Видать, не так страшен в её глазах был этот грех. — А чего принеслись с глазами вытаращенными?

— Она теперь боится, что дети будут раньше времени.

Лиза уставилась на меня не хуже фарфоровой кошки, что стоит у матушки на комоде.

— Тётка ей так сказала, ну. Не в службу, а в дружбу, помоги, а? Не мне ж ей всё это объяснять…

24. НА ЗАКОННЫХ ОСНОВАНИЯХ

ОБЪЯСНЕНИЕ

— Так! Всё, иди, на веранде посиди! — Лиза вытолкала меня из комнат и взглядом матушки посмотрела на Серафиму, которая сидела, крепко прижав ладошки к коленкам и то розовела, то бледнела. — Пойдём-ка, сестричка, поговорим.

Они удалились, многозначительно прикрыв за собой дверь. А я стоял на веранде колом, не совсем понимая, куда себя деть. Вдруг из-за занавесок из глубины комнаты послышался звук колокольчика, невнятное шуршание и негромкий голос Лизаветы:

— Акуля, принесите нам чаю со сливками и печенья.

Да, в доме у Лизы к прислуге тоже обращались на «вы». Он считала, что «ты» — только для своих, близких. И правильно, наверное.

Горничная удалилась. Я силился расслышать, о чём говорили в комнате, но беседа шла тихо, а подойти ближе я не мог, опасаясь привлечь внимание. Акуля очень быстро вернулась, позвякивая чашками, и я воспользовался этим шумом, чтобы сесть под самое окно, чуть сбоку.

— Ты меня, милая, прости за прямоту, — говорила Лиза, — но если тётушка твоя пыталась таким образом забеременеть, неудивительно, что детей у неё нет.

— А как же тогда?.. — совсем тихо спросила Серафима.

Лизавета вздохнула:

— Насколько в деревне проще, а? Хочешь — не хочешь — всё равно узнаешь. И как рожают, и почему. В городе с этим сложнее. Хотя… — мелодично забрякало, и я прям представил, как Лиза размешивает варенье или сахар в чае, — ты неужели никогда не видела, как собаки друг на друга прыгают? Одна на другую сзади — и поехали, м?

— Так я думала, они играют.

— О-хо-хонюшки… — послышался звук отодвигаемого стула и шаги. Я замер. Тюлевая занавеска на окне дёрнулась, Лиза выглянула на улицу, естественно, увидела меня и скроила свирепую мину, пантомимой сигнализируя, чтоб я убирался подальше подобру-поздорову. Убедилась, что я направил стопы свои к беседке в противоположном углу двора и скрылась в комнате, громко возвещая: — Показалось, что ребятишки приехали. Нет никого!

Разговаривали они долго. А я сидел и рассуждал про себя, что, как ни крути, всё равно согласие у меня в кармане, и ловко всё это получилось. Хоть и по-дурацки, мда. Да и ладно! Колечки надо будет зайти завтра выбрать, на Пестеревской хороший ювелирный магазинчик есть. Тут до меня дошло, что стоимость колец мы с Афоней вовсе не учли, а если мы хотим завтра объявить о предстоящей свадьбе, кольца должны непременно быть.

Я чуть не запаниковал. А потом подумал: а какого хрена, пень горелый? Гонит меня кто-то, что ли, с этой машиной? Купим завтра кольца — вот и посмотрю, хватит на прочие хотелки или нет.

Наконец, дамы вышли на веранду. Серафима увидела меня и вспыхнула как маков цвет.

— Нет, никуда не годится! — сказала Лиза, нырнула в комнату и вернулась с веером:

— На вот, по дороге обмахивайся. Отвлечёшься заодно.

Тут за воротами звякнуло, послышался многоголосый детский шум, над которым довлел голос няни:

— Не шалить! Чинно-важно заходим!

В калитку гуськом вошёл Лизаветин выводок под бдительным присмотром серьёзной немолодой дамы. Завидев мать, дети растеряли всю свою чинность, бросившись наперебой рассказывать, как было весело и как бы им хотелось ещё.

Я махнул Лизавете, и мы отправились до Шальновых. Времени до ужина оставалось совсем немного.

Всю дорогу Серафима молчала, обмахивалась веером и, чуть что, начинала интенсивно розоветь. Я судорожно пытался придумать отвлекающую тему для разговора — и как назло ничего не придумывалось. Так и дошагали. А у палисадника папаня Серафимин стоит. Увидел нас и ждёт, чего-то хитро посматривает.

Я подумал, что ужин в таких экстремальных условиях не выдержу, подошёл ближе, руку Серафимину отпустил, каблуками прищёлкнул.