Комацу
Шрифт:
Комацу разом выпила все содержимое колбы, ощущая, как немеют конечности, притупляется чувствительность.
На всякий случай засунула в рот полы халата.
И почти равнодушно смотрела, как Рен замахивается ножом и рубящим ударом отсекает ей ступню и часть ноги, чуть повыше злополучного браслета. Боль ослепляющим белоснежным шаром прокатилась по нервам и конечностям, и ее тут же запаковал могильный холод анестезии. Хорошее средство, надо будет запомнить, обязательно.
Если выживет, вдруг пригодится.
Рен перевязала ей ногу, затянула туго-туго, намотав не один слой ткани, чтобы
– Утащила с тренировочного поля, - дыхание ее сбилось, она почти смеялась, в голосе слышалось ликование.
И Комацу разделяла его.
Она пыталась не опираться на Рен всем своим весом, чтобы не затруднять движения. Пульс колотился в висках, кровь шумела в ушах от напряжения. Если ничего не получится, их убьют на месте.
Ангар темнел невдалеке. Рен провела девушку по тени, старательно избегая светлых, просматриваемых участков. Все равно, завтра все станет известно, и ее казнят, как государственную преступницу. Она уже давно сама искала смерти. Но Комацу… Комацу такой участи не заслужила. Она имела право жить так, как ей хочется, любить и быть любимой. Рен даже завидовала тому, что сама не может уйти следом за подругой - в ее отсутствие брату придется нелегко. Она не имеет права подводить его. Брат государственной преступницы, казненной, лучше, чем брат дезертира. Эрик умница, он сумеет выкрутиться, даже если ему придется изображать ненависть к сестре.
Рен верила в него.
Голубоватое зеркало портала висело над кучей ржавого, ненужного хлама, который сбрасывали в старом помещении. Рен подвела Комацу к проходу в другое измерение.
Комацу осторожно прикоснулась к поверхности. Прохладная, упругая, чем-то напоминает медузу или осьминога.
В ней отразилась она, но другая она, не Комацу Кирико. Та Комацу тоже имела короткие черные волосы, но они не вились кудряшками до плеч, широкие брови вразлет, маленький рот. И нос с широкими крыльями, намного шире, чем полагается быть на женском лице. Но это определенно была Комацу.
Только из другого мира. И сейчас она умирала. Грудь ее сотрясал кашель, она практически задыхалась. Затем внезапно обмякла, словно обрезали невидимые нити. Врач возле кровати попытался реанимировать ее, но не получалось. Прощупал пульс и покачал головой. Медсестра что-то записала в историю болезни и накрыла лицо девушки белым платком.
Портал намекал, что для нее появилось в мире свободное местечко.
Кирико вздохнула, повернулась к Рен.
– Спасибо, - крепко обняла ее, тепло-тепло.
– Спасибо за то, что была рядом все эти годы, Рен. У меня… у меня не было подруги дороже и ближе тебя.
Глаза нещадно слезились, горло сдавливал комок. Рен кивнула, ее глаза тоже подозрительно блестели.
– Иди уже, болонка, - выдавила она с трудом и подтолкнула девушку в портал.
На нем замелькали картинки дивного, яркого мира. Комацу не успела уловить ни одного полного изображения, только отдельные силуэты невиданных животных и птиц.
Оболочка портала упруго обняла ее и пропустила. Девушка ступила на яркую траву, покачнулась и неловко упала, поджимая покалеченную ногу.
Портал над ее головой ослепительно
вспыхнул и закрылся. Почему-то ей подумалось, что больше плавающих порталов в ее прежний мир не будет.А затем действие обезболивающего закончилось, и ее накрыла волна ослепительной боли.
Последнее, что она слышала, были негромкие голоса направляющихся к ней людей.
========== 1 ==========
Комацу неспешно вышагивала по саду, изредка прикасаясь к цветам ветчинастры, которые тут же распускались. От них по саду плыл восхитительный аромат. На него слетались тостовые бабочки - умилительные существа с кусочками хлеба вместо крылышек. Они обожали листья ветчинастры. А Комацу обожала наблюдать за тем, как они питаются и порхают. И готова была распустить для них сотни цветов.
Кактусы, с помощью которых тренировали правильные позы благодарности адептов, пропускали ее без вреда. И слегка шевелили колючками, когда девушка аккуратно, кончиками пальцев поглаживала свободные от остриев места.
Восстановленная нога уже не болела, а рваный шрам в том месте, где шел порез, обещал остаться на всю жизнь. Однако это была небольшая цена за свободную, полную ярких красок и удовольствий жизнь.
Комацу смутно помнила первое время в Жрачколинском монастыре. Туманные обрывки воспоминаний, сменяющиеся лихорадочными галлюцинациями.
– Наконец-то ты очнулась, - ласковый, прохладный голос, приятный, как вода из ручья в жаркий полдень. Комацу казалось, что она горит. Ломило несуществующую ступню - фантомные боли преследовали даже во сне.
– Нога… - она еле сумела прошептать одно слово. В горле дико пересохло.
– Выпей, - ко рту поднесли чашку с чем-то нежным, вкусно пахнущим. На языке смешались мед и лимон, золотистая кислинка с янтарной тягучей нежностью.
– Это сок с лимедового дерева. А ногу мы восстановим, не переживай. Спи, тебе нужно отдыхать, набираться сил.
Комацу в шоке смотрела в зеркало. В ней отражалась маленькая девочка, лет десяти. Переход омолодил ее, видимо, таким образом давал шанс начать все с нуля.
Худая, с впалыми щеками, из-за чего ее и так крупный нос казался еще больше. Выпирающие ключицы, тоненькие ручки и ножки.
И абсолютно лысая голова без малейшего намека даже на щетину. Девушка провела рукой по гладкой поверхности.
– Когда мы нашли тебя, в твоих волосах находились волосяные пиявки, - сзади подошел наставник Шуу.
– Нам пришлось обрить тебя, иначе пришлось бы ходить с проплешинами. Но не переживай, волосы быстро отрастут.
Комацу всхлипнула. Волосы… какая глупость! Они подарили ей возможность заново ходить, а тут волосы…
Девушка повернулась и широко улыбнулась мужчине.
– Спасибо.
– Простите, мастер Юнь, я не хочу вспоминать свое прошлое, - Комацу покачала головой.
– Простите, если…
– Девочка, - мастер остановил ее, положив руку на склоненную, налысо обритую голову, - не переживай ни о чем. Это твоя жизнь, и только тебе принимать в ней решения.
Комацу кивнула, с трудом сдерживая слезы.