Командарм Дыбенко(Повести)

…Враги не оставляли в покое Коллонтай. В одну из ночей подожгли Дворец по охране материнства и младенчества, созданию которого Александра Михайловна отдала много сил: она мечтала превратить этот дворец в центральное показательное учреждение для женщин. Сгорело все — комнаты. библиотека, лаборатории. Счастье, что малюток и обслуживающий персонал удалось спасти.

…В тот день на службу они ушли рано… Было серое, зябкое утро, с Балтийского моря дул пронизывающий ветер. Дыбенко поднял воротник шубки Коллонтай. Он обычно провожал ее до комиссариата, на Казанскую улицу. Увидев массу людей с иконами, оба остановились. Они знали, что на сегодня назначено богослужение во многих петроградских церквях. В руках богомольцев не только иконы и хоругви с изображением Христа и святых, но и транспаранты с надписями: «Спасем православную веру от антихристов!», «Господи! Накажи богоотступников!».

Подогретые церковниками верующие требовали освободить занятое здание в Александро-Невской лавре.

— Единомышленники врагов Советской власти, — зло сказал Дыбенко. — Встречался я с этими божьими людьми. Едва красновские казаки под натиском матросов и красногвардейцев очистили Царское Село, как попы организовали крестный ход по улицам города, увещевали население не признавать Советы! Мы потребовали прекратить контрреволюционные представления в разойтись по домам. Где там, разве остановишь мракобесов? Особенно нагло вел себя священник Иван Кучуров. Пришлось арестовать… Не падай духом! Найдем другое помещение. А об инвалидах позаботимся. Моряки не оставят в беде друзей. — Дыбенко кивком показал на соборную площадь, где шумела толпа: — Пускай бесятся, мы их трогать не станем. Сами успокоятся и разойдутся. А вот патрульную службу в «горячих точках» усилим. А моряки службу знают. Да еще красногвардейцев в помощь добавим…

Глава двенадцатая Испытания

Совет Народных Комиссаров, Владимир Ильич Ленин одобрили постановления общефлотского съезда. Проводить их в жизнь оказалось весьма сложно; исходившие из центра приказы и директивы командующие и штабы флотов категорически отвергали. Контрреволюционное офицерство наглело с каждым днем, особенно перед открытием Учредительного собрания. К началу 1918 года обстановка на флотах стала еще более напряженной. Тревожные сигналы шли из Гельсингфорса. Командующий Развозов и совет флагманов не признавали Народный комиссариат по военно-морским делам, возглавляемый большевиком.

Руководствуясь решениями Всероссийского съезда, Дыбенко от имени Верховной морской коллегии издал 4 декабря приказ об упразднении должности комфлота, возложив его обязанности на военный отдел Центробалта. Только такой крайней мерой, считал нарком, можно было заставить саботажников считаться с Советской властью и выполнять ее постановления… Но и после упразднения должности командующего в Главной базе флагманы продолжали бунтовать, они созвали офицерское собрание и подавляющим большинством — 362 голоса (против голосовал 151, воздержались 44) — протащили антисоветскую резолюцию, осуждающую «новый порядок центра». Пришлось отправить в запас Развозова, начальника оперативной части штаба флота капитана 1 ранга князя Черкасского и некоторых других саботажников.

На заседании морской коллегии Дыбенко выразил неудовлетворение действиями Центробалта, который, по его мнению, повинен в обострении обстановки в Главной базе.

— В новом, недавно избранном составе Центрального Комитета Балтийского флота главенствуют анархисты. Их там большинство, — говорил Дыбенко на заседании морской коллегии. — Знаем, почему такое произошло. Значительную часть революционных матросов мы отправили на фронт, в различные министерства, политическая работа ослабла, на кораблях и в береговых частях резко упала дисциплина. Центробалт не разгонишь, как это сделал Керенский. Организация выборная. Будем искать выход из создавшегося положения.

Нарком рвался в Главную базу, на этом настаивали товарищи, однако Совнарком задерживал его, ибо обстановка в Петрограде перед открытием Учредительного собрания резко ухудшилась… В эти дни из Гельсингфорса пришло воззвание из Центробалта. Дыбенко обрадовался, обратился к находившимся в кабинете товарищам:

— Слушайте, слушайте! «Настал последний решительный момент. Будьте готовы. В Петрограде назревают события, от которых зависит будущее России, будущее всего мира». Центральный Комитет Балтийского флота, — продолжал Дыбенко, — призывает моряков красной Балтики быть готовыми по первому сигналу выступить и дать решительный и смертельный удар врагам парода! Есть порох в пороховницах! Живет и действует здоровое революционное ядро в Центробалте…

А в столице тревожно, контрреволюция подняла голову. Несколько суток безотлучно находился на службе весь руководящий состав Наркомата флота в Адмиралтействе. 3 января рано утром Я. М. Свердлов вызвал Дыбенко. Прежде чем уйти, Павел Ефимович приказал дежурному собрать членов Морской коллегии и законодательного совета.

— Чтобы все находились на своих местах и ждали меня, — сказал он.

Вернулся быстро. Тут же вызвал радиста, продиктовал текст телеграммы для военного отдела Центробалта: «Срочно, не позже 4 января, прислать на двое или трое суток 1000 матросов для охраны и борьбы против контрреволюции в день о января…» Попросил разыскать Анатолия Железнякова, Василия Мясникова, Николая Ховрина (он прибыл с Дона), а сам соединился по прямому проводу с Кронштадтом, потребовал, чтобы оттуда тоже прислали вооруженных моряков. Такие же распоряжения получили командиры и комиссары флотских экипажей.

В кабинете собрались вызванные люди. Дыбенко изложил суть дела:

— «Союз защиты Учредительного собрания» намерен провести вооруженную демонстрацию, захватить Таврический дворец, Смольный, вокзалы и другие важные учреждения — одним словом, покончить с Советами.

В газетах было опубликовано решение ВЦИК, в котором сделано предупреждение, что всякое выступление будет рассматриваться как контрреволюционное действие и «подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы».

— Образован штаб, — говорил Дыбенко, — его возглавляет товарищ Свердлов. Нам с вами поручено поддерживать порядок в столице. А сейчас внимательно слушайте приказ, его объявит Иван Вахрамеев.

Вахрамеев подошел к висевшему на стене плану Петрограда. Назвал фамилии командиров матросских отрядов и показал, какие площади, проспекты и улицы города они будут охранять: Кирочную, Шпалерную, Литейный и Суворовский проспекты.

— К Таврическому дворцу и Смольному не должен проникнуть ни один демонстрант, — говорил Вахрамеев. Далее назвал телеграф, почту, Госбанк. В боевую готовность приводятся все корабли, базирующиеся на Петроград. Четыре морских аэроплана будут дежурить на Неве около Петропавловской крепости…

С раннего утра 5 января 1918 года в разных участках города стала скапливаться «чистая» публика, среди которой молодцеватой выправкой выделялись переодетые офицеры и юнкера, они-то и задавали тон, особенно вызывающе, агрессивно вели себя в районе Литейного, требовали пропустить к дворцу. «Мы хотим приветствовать народных избранников!» — кричали они. Обстановка создалась критическая. Казалось, под напором разъяренной толпы шеренги моряков не выдержат… Когда сюда подъехал Дыбенко, по автомобилю было произведено несколько выстрелов. «Значит, многие пришли с оружием», — подумал он.

Среди общего гула явственно слышалось: «Долой узурпаторов-большевиков!», «Бей матросов!».

«Если дело дойдет до драки, вам, господа хорошие, туго придется». Дыбенко вышел из автомобиля и, приблизившись к толпе, заговорил в рупор:

— Дайте спокойно работать депутатам! Разойдитесь по домам! Не заставляйте прибегать к крайним мерам…

Толпа не унималась. Моряки подняли винтовки, щелкнули затворами. Подействовало. Продолжая шуметь, толпа подалась назад и постепенно рассеялась. Но Дыбенко понимал, что скоро она снова соберется, предпримет новый натиск, и вызвал на этот участок дополнительную сотню моряков из резерва.