Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Приступим к созданию нового, Красного Военно-Морского Флота.
Позднее в своих воспоминаниях Павел Ефимович тепло и сердечно скажет о тех, с кем начинал это «большое плавание». «Очутившись у власти, они, невзирая на усталость, на свою неподготовленность управлять государственной машиной, силятся превозмочь все трудности, наладить аппарат, наметить программу работы. Воодушевленные идеей, они не боятся бурь на своем пути».
Революционные моряки налаживали запущенное при Временном правительстве хозяйство. Дыбенко не забыл обещание, данное Антонову-Овсеенко в Гатчине. Приказом от имени коллегии он присвоил бывшему армейскому прапорщику Павлову звание «мичман» и перевел на службу в Военно-Морской Флот. Вскоре он с полуторатысячным
Служебные обязанности отнимали много времени: Павлу приходилось проводить заседания, совещания, писать приказы, принимать людей. А ночью по боевой тревоге мчаться на грузовиках унимать бандитов, учинявших погромы и разбои то в одном, то в другом районе столицы… Дыбенко часто выступал на заводах и фабриках. Ленин требовал, чтобы наркомы периодически отчитывались перед народом о проделанной работе. Сам Владимир Ильич всегда находил время для общения с людьми.
8 ноября Павел Ефимович Дыбенко, Анатолий Васильевич Луначарский и Александра Михайловна. Коллонтай выступали в цирке «Модерн» перед трудящимися Петроградской стороны. Луначарский рассказал о деятельности Советского правительства, Коллонтай — о работе возглавляемого ею Наркомата госпризрения (так тогда называли Наркомат социального обеспечения), оказавшегося после революции в бедственном положении.
Дыбенко выступал последним:
— Бывший министр Военно-Морского Флота Вердеревский отказался занять предложенный ему пост управляющего морским ведомством, прислал записку своему помощнику графу Капнисту, в которой сообщил, что остается «верным своему долгу и Временному правительству», не считает «возможным служить захватчикам власти — большевикам». Примеру министра последовали и его заместители, начальники управлений и отделов. Одним словом, треть офицерского состава — саботажники. Их заменили матросы; могу доложить — вполне справляются с адмиральскими обязанностями.
…Среди старших морских офицеров были и передовые люди, считавшие происшедшие в России революционные перемены исторической неизбежностью. Принадлежал к ним и капитан 1 ранга Модест Васильевич Иванов. Уезжая 27 октября из Гельсингфорса, Дыбенко направил ему телеграмму: «Центробалт выдвинул Вашу кандидатуру в Верховную комиссию коллегиального министерства…» Через два дня, 29 октября, Иванову вручили телеграмму за подписью В. И. Ленина: «Модесту Иванову. Капитану I ранга. Гельсингфорс. Просим немедленно приехать в Петроград, Смольный. Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин)». 9 ноября нарком Дыбенко в своем кабинете беседует с Модестом Васильевичем.
— Я о вас говорил Владимиру Ильичу. Думаю, что с вами мы сработаемся.
— Да, Председатель Совета Народных Комиссаров обо мне знал. Даже поинтересовался, как семья себя чувствует, ведь жена и дети во фронтовой Гатчине. — После паузы: — Сильное впечатление осталось у меня от встречи с Владимиром Ильичем, — продолжил Модест Васильевич. — С Лениным как-то легко общаться, даже впервые встречая его. Знаете, что Владимир Ильич спросил? Социалист ли я. «Липовый я социалист», — сорвалось с языка. И верно, какой я социалист? А Ленин снова задает вопрос: «Но во всяком случае вы же читаете газеты? Интересуетесь развертывающимися событиями?» Ленин рассмеялся. Я почувствовал себя так, будто мы давным-давно знакомы…
— Прошу прощения, что перебиваю, — вступил в разговор сидевший у окна Вахрамеев. — Нас, моряков, делегатов II съезда Советов, тоже поразило умение товарища Ленина ко всем подойти просто, как к равным. В комнату, где мы совещались, решали, как быть с Центрофлотом, переметнувшимся к врагам революции, вошел Владимир Ильич. Я попросил его дать конкретные указания. «Вас тридцать пять человек. Коллективный ум! — сказал он. — Вы лучше нас знаете, чем живет флот. Решайте, как подсказывает революционное
сознание». Центрофлот был распущен. Среди делегатов возник спор. В. И. Ленин слушал нас внимательно, а потом предложил вместо обанкротившегося Центрофлота создать новый орган. «Флотские делегаты съезда как раз и являются подлинными выразителями воли революционных матросов. Новый орган можно будет назвать, например, Военно-морской революционный комитет».«Правильно!» — дружно заговорили делегаты. Тут же избрали состав комитета, меня — председателем.
После небольшой паузы опять заговорил Иванов:
— Так вот, когда я сказал, что не только интересуюсь, но являюсь участником происходящих событий, Ленин спросил:
«Но вы, надеюсь, против правительства Родзянко, Керенского и тому подобных?»
«Вообще я против всякого правительства, которое в борьбе со своим народом опирается на штыки», — ответил я.
«Не правительство, а народ будет теперь штыками защищать завоевания революции», — сказал Владимир Ильич. И предложил мне принять командование всеми морскими силами Петроградского округа. Я ответил:
«Идет война с Германией, я командир, моя бригада крейсеров на боевых позициях. Наверное, мое место там».
«Где вы остановились?» — поинтересовался Ленин.
«В Военно-морском революционном комитете, в Адмиралтействе».
Владимир Ильич одобрил:
«Это отлично, что вы именно там остановились. Пока не уезжайте, я дам вам знать».
— Ответ вам известен, — сказал Дыбенко. — Декрет Совета Народных Комиссаров о вашем назначении подписали Ленин и Антонов-Овсеенко 4 ноября, будем работать вместе. Поезжайте в Гатчину, заберите семью и поселяйтесь в Адмиралтействе, в министерской квартире.
— Я полагаю, Павел Ефимович, она предназначена вам.
Дыбенко рассмеялся:
— Зачем она мне? Там комнат не меньше, чем кают на линкоре «Республика»! У вас семья. А мне одному с матросами в казарме хорошо. Могу поселиться и в «Астории», там у меня есть комната. Одним словом, Модест Васильевич, приглашайте на новоселье…
18 ноября Дыбенко принял еще одного «просоленного» моряка — вице-адмирала Андрея Семеновича Максимова. Уволил-таки Керенский с флота ненавистного ему «адмирала революции» и любимца матросов, запретил выезжать в города базирования Балтийского флота — Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс. Опальный адмирал жил в Москве. Как только образовалось Советское правительство, обратился с просьбой предоставить ему «посильную работу в военно-морском ведомстве». Дыбенко вызвал Максимова в Петроград. Андрей Семенович стал вторым помощником морского наркома возглавил интендантское хозяйство, а комиссаром назначили матроса-большевика Василия Марусева.
Изъявил желание служить Советам и контр-адмирал Альтфатер. Назначение на должность начальника Главного морского штаба он принял с радостью…
В Адмиралтействе дела налаживались. А вот из Главной базы поступали тревожные вести. Командующий Раз-возов и совет флагманов заявили, что они признают «только министра Временного правительства Вердеревского». Враждебно встретили они прибывшего в Гельсингфорс управляющего морским министерством Иванова. Его поддержал только капитан 1 ранга Ружек. «Я со своей стороны считаю необходимым остаться на своем месте, поступок же отказавшихся считаю недопустимым», — сказал он.
Вернувшись в Петроград, Иванов доложил обстановку в Главной базе. Дыбенко слушал и мысленно прикидывал: «С Развозовым, видно, придется расстаться. Кого вместо него назначить? Вице-адмирала Максимова матросы с радостью примут, офицеры — нет, они не простили и не простят ему „бегства к большевикам“. Контр-адмирала Альтфатера? Он нужен в Морштабе. Капитана 1 ранга Иванова? Флагманы объявят бойкот. Капитана 1 ранга Ружека? Ему можно доверять, только слишком уж он деликатный, мягкотелый. И все же придется на нем остановиться. Дадим в помощь зубастого комиссара-большевика, и дело пойдет».