Командарм Дыбенко(Повести)

В тот день Совет Народных Комиссаров принял декрет, в котором объявил кадетскую партию «народной свободы» партией врагов народа. Члены ее руководящих учреждений подлежали аресту и преданию суду революционных трибуналов…

…Моряки возвращались на корабли и в экипажи. Вместе с ними из Петрограда уезжали и делегаты Первого Всероссийского флотского съезда «с полным сознанием своей ответственности за сохранение Советской власти и с полным желанием провести в жизнь принятые решения», записал позже Дыбенко.

6 декабря в кабинет Дыбенко вошел Антонов-Овсеенко. Поздоровавшись, спросил:

— Чем так взволнован Модест Васильевич? Проскочил, даже не поздоровался. Какая муха его укусила?

— Расстроили дела в Главной базе, — ответил Дыбенко. — Тревожно там, кое-кого придется отправить «на отдых». В первую очередь командующего.

Антонов-Овсеенко не доверял Развозову, однако рекомендовал попытаться привлечь его на сторону Советов.

— Нам нужны опытные специалисты, Павел Ефимович. Без них нам трудно…

Владимир Александрович отправлялся воевать с Калединым; сказал, что забирает Ховрина и его ребят. Этот матросский отряд в дни Октябрьского штурма первым ворвался в Главное адмиралтейство, затем отличился под Гатчиной, отсюда был переброшен в Москву и там помог трудящимся устанавливать Советскую власть…

— Что ж, Николай Ховрин и его флотские орлы — опора надежная, — согласился Дыбенко. — Очень уж спрос большой на моряков. Недавно отправили полуторатысячный отряд под командованием мичмана Сергея Павлова «успокаивать» мятежного генерала Духонина, теперь павловцы уже под Оренбургом сражаются с атаманом Дутовым. А сколько еще матросов помогают укреплять Советы в разных районах страны! Все с Балтийского! И самые лучшие! — Достал из ящика стола пачку бумаг. — Запросы, требования: Арзамасский Совет просит немедленно командировать «сознательных матросов в количестве шестидесяти человек для беспощадной борьбы с мешочниками и спекулянтами». Гомелю требуется «тысяча сто матросов, вооруженных пулеметами и орудиями». Из Западной Сибири просят «выслать две тысячи». Такие же категорические требования из Челябинска, Харькова, Вятки, Рыбинска…

Антонов-Овсеенко заметил:

— Радоваться надо, значит, хорошо потрудились флотские большевики, коль такую славу заслужили балтийцы! Честь им и хвала! — Прошелся по кабинету, постоял около шкафа с комплектами «Морского сборника», резко повернулся. — Як тебе ехал с Коллонтай. Около думы она увидела большую группу взволнованных женщин, сошла с машины. «Пойду, — говорит, — узнаю». Волнение их вам известно. Семьи голодают, кроме осьмушки не то хлеба, не то глины, ничего дать не можем. В закромах пусто. Коллонтай неистовая, за женщин может постоять. — И, помедлив: — Жаль, что на вашей свадьбе не смогу быть.

Полюбив друг друга, большевистские наркомы Коллонтай и Дыбенко решили стать мужем и женой. Дыбенко отказывался устраивать свадьбу: «Зачем возвращаться к старому?», — «Нет, Павел, ты не прав. Чтобы нас, большевиков, не обвинили в безнравственности, все сделаем гласно. Мы члены правительства, враги следят за каждым нашим шагом, и мы не имеем права давать пищу для клеветы. К старому возвращаться не станем, все будет по-новому, по-советски. Устроим красную свадьбу!..» В середине ноября оформили гражданский брак. «Записью о браке с Павлом Дыбенко, — вспоминает позднее Александра Михайловна, — была начата новая книга актов гражданского состояния в Советской стране…»

Антонов-Овсеенко пожелал супругам счастья.

Дыбенко и Коллонтай проводили его в Донбасс на борьбу с калединщиной…

Атаман Донского казачьего войска Каледин и прибывшие к нему на помощь лидеры кадетов и монархистов — Милюков, Струве, Родзянко, Алексеев, Корнилов и Деникин — сформировали Добровольческую армию, которая в сравнительно короткий срок захватила несколько городов Донбасса. Из Петрограда, Москвы, Воронежа, Новгорода, Твери, Рязани, Царицына и других городов против мятежников двинулись отряды революционных матросов, солдатские, казачьи, рабочие полки под общим командованием Антонова-Овсеенко.

Не скоро потом Дыбенко доведется встретиться с Владимиром Александровичем. Борьба с калединщиной была длительной, и завершилась она только в феврале 1918 года.

Активно действовали в Петрограде кадеты. «Особая организация, содержащаяся кадетами», подобралась и к Дыбенко; конечно, грабить у него нечего, зато опозорить можно, и распустили по городу слух, будто на «красной свадьбе» наркомов столы ломились от яств, а из подвалов Зимнего дворца и Эрмитажа в распоряжение Дыбенко доставили множество редких французских вин, матросы перепились и устроили в Адмиралтействе дебош. А ведь к этому времени подвалы Зимнего и Эрмитажа были пусты, в них стоял лишь винный запах; он ощущался и на Дворцовой площади, и во многих районах столицы, где разгромлены были винные погреба и склады… Чего только не болтали! Молодожены получали множество писем пакостного содержания. Коллонтай называли «центробалтбабой», «красной безбожной ведьмой» и многими другими подобными словами. На нее ополчилась православная церковь после инцидента в Александро-Невской лавре.

Кто-то из Наркомата призрения предложил занять пустующее в монастыре здание и разместить в нем инвалидов войны: «Дров у монахов много, 500–600 калек станут жить в тепле и уюте». Коллонтай понравилось предложение, и она, ни с кем не посоветовавшись, пошла со своими помощниками договариваться с монахами. Ворота оказались заперты и забаррикадированы. Пришлось применить силу. Об инциденте Коллонтай сразу же доложила Ленину.

— Как вы могли предпринять такой шаг, не посоветовавшись с правительством? — серьезно сказал Владимир Ильич.

«Я объяснила ему, — вспоминает Коллонтай, — что у нас не было намерения силой захватывать Александро-Невскую лавру, что все должно было свершиться гладко на основе деловой договоренности. Ленин сказал, что этот шаг был несвоевременным. Каждая ошибка правительства на руку белогвардейцам.

— Вы форсировали необходимость выразить позицию Советского правительства в отношении церкви, хотя было бы лучше подождать и сделать это позже. Но после конфликта с монастырем надо поспешить с декретом об отделении церкви от государства, объявить при этом полную свободу религиозных убеждений» [10] .

10

Декрет СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» был принят 20 января 1918 года.

«Еретичку» Коллонтай мракобесы предали анафеме, отлучили от церкви. Александра Михайловна не сильно огорчилась, ведь от церкви отлучены Степан Разин, Емельян Пугачев, Лев Толстой. «В хорошую я компанию попала», — шутила Коллонтай.

Она много и увлеченно занималась женским вопросом. По личному поручению В. И. Ленина Коллонтай подготовила два важных декрета — о расторжении брака (опубликован 19 декабря 1917 года) и о гражданском браке, устанавливающем гражданское и моральное равенство супругов, а также об уравнении в правах внебрачных детей с законнорожденными (опубликован 20 декабря 1917 года).

Дыбенко знал, что в лекциях за границей — во Франции, Великобритании, Германии, Соединенных Штатах — Коллонтай отстаивала равноправие женщин.

Брак Коллонтай и Дыбенко удивлял многих, особенно близких: «Что тебя потянуло к этому матросу?» «Любовь!» — отвечала Коллонтай. Любовь помогала Коллонтай переносить лишения и невзгоды, помогала жить и бороться за светлое будущее человечества…

«…Наши встречи всегда были радостью через край, наши расставания полны были мук, эмоций, разрывающих сердце, — пишет Коллонтай. — Вот эта сила чувств, умение переживать полно, сильно, мощно влекли к Павлу…»