Комбикорм для птицы счастья

– А кто тебя там ждёт?

– Человек ждёт! Виталий Ерохин - единственный сын владельца крупного строительного холдинга. Мы с ним в интернете познакомились. Ты хоть знаешь, что это такое?

– Ага, мать писала, - скривилась Катюха. – И чё, ты с ним только по этому самому интернету? И это самое - тоже? – она заржала, высоко закидывая голову, как лошадь.

– Дура ты, Катька! Я скоро к нему поеду! А пока он мне денег прислал – на ноутбук, чтоб мы могли постоянно быть на связи!

– Слушай, Женька! – совершенно не обидевшись на «дуру», Катерина затараторила: - Знаешь, что у меня есть! Точно для тебя! На той неделе Тимур – постоялец мой – из Китая пригнал. Ну, челночит он, короче. Привёз партию корейских кофточек из ангоры. Просто супер: с бусинками, с ленточками. Ты к своему на свидание собираешься, так надо для первого-то раза выглядеть так, чтоб зашибись. Сама подумай: на штаны щас никто не смотрит – джинсы, они и есть джинсы. А кофту надела - считай, королева. Да у нас на рынке таких ещё и не видали! Тимур их в Перми продаёт, так бабы с руками отрывают. Это наши нищеброды всё норовят в долг да даром, а там люди денежные! А я тебе по номиналу отдам. Подруга всё же!

Если честно, Женька давно хотела такую кофту, но денег было впритык. А тут такой случай! Да и права Катька, как ни крути: на первом свидании выглядеть нужно отпадно.

– Ладно – уболтала. Пошли, хоть чаю попьём. Да поглядим, что у тебя там за кофты, - демонстрировать Катьке свой интерес не следовало, а потому Женька широко зевнула, показав, что уступает чисто по-дружески. – А Тимур этот он тебе кто: просто постоялец или как? А, может, жених? – спросила она с подначкой.

– Может, и жених, я ещё не решила – посмотрим на его поведение, – самоуверенно заявила Катерина.

* * *

– Во, гляди! – Катя, как купец на ярмарке, трясла ангорскими кофтами разнообразных фасонов и расцветок.

– Ничё, симпотные, - Женька жадно шарила глазами по сторонам, прикидывая, сколько же товару приволок Тимур.

И чё этой корове Катьке такой мужик достался: деловой, при бабках. Сам, правда, нерусский. Из себя – совсем ни о чём: в майке, в штанах спортивных, на башке – воронье гнездо. Зато пиво пьёт баночное. Вон – целый угол упаковками с пивасом занят. Да-а, в её, Женькиных, руках он бы расцвёл: она бы сделала из него человека!

– Э, подруга! – Катька была начеку, – ты давай на кофту смотри! Вот эта – сиреневая – ваще одна! Я бы точно себе оставила, но размерчик - не мой. А тебе – в самый раз.

Женька глянула и поняла: именно о такой, нежно-сиреневой, с бусинами, лентами и розочками она и мечтала! И с ценой Катюха не обманула: конечно, не за бесценок, но уступила с хорошей скидкой.

Бережно уложив обновку в сумку, Женька вынула кошелёк – рассчитываться.

– Ну, ты, мать, даёшь! Ты чё с такими деньжищами по улицам ходишь? – Катерина углядела-таки в кошельке у Женьки пачечку пятидесятидолларовых купюр, перетянутых чёрной аптечной резинкой – презент екатеринбургского кавалера.

– Да, дома не хочу держать, вдруг мать найдёт или сожитель еёшный.

– Ну, гляди: хозяин – барин…

– Ой, Кать, я забегу в тубзик на дорожку?

– Ну, ты и спросила, подруга – иди, конечно…

* * *

Катерина проводила подругу до перекрёстка:

– Ну, ладно, я побежала, – она зябко ёжилась в коротком китайском пуховичке. – Ветер вон чё задувает: не иначе, снегу к утру натащит! Ты смотри – вон там, где фонарь светит – остановка автобуса. Прямо иди – не заблудишься, – и она резво припустила в сторону дома, шаркая по подмерзшей грязи высокими резиновыми галошами, надетыми на босу ногу.

Только теперь, оставшись на тёмной улице совершенно одна, Женька поняла, что боится, спиной ощущая чьё-то незримое присутствие: тягуче скрипела незапертая калитка, хлопал на ветру оторвавшийся лист железа, из-за повалившегося забора неслись визги и пьяные голоса.

Разгулявшийся к вечеру ветер свистел в ушах, рвал с головы вязаную шапчонку. Пригнувшись пониже, Женька одной рукой придерживала капюшон куртки, а другой – крепко прижимала к груди сумку. Вот дура – надо было хоть перчатки надеть: пальцы прямо скрючило от холода…

Женька шла, осторожно ступая между луж, чутко прислушиваясь и вздрагивая от каждого резкого звука, но за воем ветра, хлеставшего в лицо колючей ледяной пылью, не расслышала быстрых шагов за спиной…

Падая лицом в грязь, она ещё пыталась как-то извернуться, но после второго удара потеряла сознание…

Глава 5

– Девушка! Девушка! – кто-то настойчиво тряс её за плечо. – Вставай – замёрзнешь! – голос был с застарелой хрипотцой, но явно женский. – Вроде не пьяная…Сколько она здесь лежит?… Может, скорую?

– Какую, нахер, скорую?… – рявкнул мужчина. – Автомат – за два квартала. Эй, ты! Вот, зараза! Люська, ну-ка поверни её лицом к свету, да придержи голову.

К этому времени ветер уже стих, земля побелела от снега, и сквозь редкие облака проглядывала ущербная луна.

Мужик на костылях, одетый в засаленный бушлат и ватные штаны, сдвинул на затылок серую армейскую ушанку, достал из-за пазухи шкалик, бережно отковырял пробку и, взболтав содержимое, с видимым удовольствием втянул запах сивухи:

– Ну-ка давай, Люсьена, на щеки ей надави…во…отлично! – тяжело опираясь на костыль, он наклонился и влил в воронку открывшихся губ изрядную порцию самогона. – Ща как новенькая будет!

И точно. Женька закашлялась, заплевала, но открыла глаза и приподнялась, опершись на локоть. Потом встала на колени и начала шарить руками вокруг.

– Ищешь чего? – с участием заглядывая ей в лицо, спросила Люська и резко отпрянула, поймав полный ненависти взгляд:

– Сумка! – просипела Женька, теряя голос. – Где моя сумка?! – она рывком, не жалея колготок, подползла к бабе и, ухватив ту за подол пальто, начала дёргать так, что посыпались пуговицы: – Воровка! Отдай! Деньги! Мои! Убью-ю-ю-ю!

Пока оторопевшая спасительница испуганно отдирала от себя цепкие пальцы, её приятель неслабо ткнул Женьку костылём в спину:

– Вон твоя сумка – бери!

Женька, так и оставшаяся стоять на четвереньках, завертела головой по сторонам, а мужик, матерками подгоняя свою подругу, резво заковылял в ближайший проулок…

* * *

Ещё какое-то время обалдевшая от холода и спиртного Женька ползала по замёрзшей грязи, ощупывая каждую кочку, каждый выступ. Но действие алкоголя быстро закончилось, и её начала бить крупная дрожь. Мысль вернуться к Катьке почему-то даже не пришла в голову. Словно на автомате, Женька, грязная, растрёпанная, в рваных колготках и с расцарапанными в кровь коленками брела домой. Она уже не чувствовала холода и почти не видела дороги: ресницы смерзлись от слез.

Наконец, знакомое крыльцо. Окна светятся. Значит, не спят. Из последних сил Женька начала всем телом биться о дверь, как вдруг сообразила, что притащилась не к матери, у которой жила после развода с Пашкой, а в дом бывшего мужа.

* * *

– Женечка! Что с тобой? – Пашка подхватил её на руки. – Мама твоя прибегала – искала! – он занёс Женьку в дом и, уложив на диван, попытался раздеть, но бывшая жена захрипела и зашлась в истерике:

– Не трожь меня! Гад! Сволочь! Всё, всё из-за тебя! Ненавижу-у-у-у-у! – она захлебнулась в рыданиях.