Комедия положений

Мамочка! Вдруг исчезло масло: в Долгопе нет совсем, а из Москвы Алексей привез соленого. Его и посылаем. Напиши подробно, какие сапоги хочешь. Есть (т.е. я видела на людях) типа резиновых, но с молнией, на искусственном меху, теплые. Цена 40-45 рублей. У нас в слякоть носят. Бывают и кожаные, но на низкой подошве редко (сейчас модно "манка"). В магазинах стоят только страшные.

Пиши. До свидания. Привет бабушке и т. Агнессе. Зоя.

Экзамен я сдала на стандартную для этой комиссии четверку, но не обрадовалась, а скорее огорчилась: надеялась на отлично.

Тем и закончился год.

1983 год. Уретрит

Мама заболела всерьез и попала в больницу с сильными болями. Осенью 82 года ей прижгли полип в уретре, пустяковая вещь, делается амбулаторно, и больничный дают всего на три дня,

Знакомая врач при осмотре увидела мамин полип и сказала:

– Вот, полипчик, давай я тебе его прижгу, пока маленький.

Мама легко согласилась. А после прижигания попала инфекция, начался воспалительный процесс, который сопровождается страшными болями даже у женщин. Пришлось лечь в больницу, где её пытались вылечить.

Я так испугалась, что взяла в счет отпуска неделю и приехала в Батуми.

Меня встречали мама, которую к тому времени выписали, и тетя Наташа, свояченица дяди Резо.

В первый момент, возбужденная и обрадованная встречей, я лишь заметила, что мама похудела, и только, когда мы выходили из вокзала, я обратила внимание, как трудно мама идет, медленно, согнувшись, выбирая ногой, куда ступить, совсем по-старушечьи.

– Мама, что с тобой?

Знала я, что мама болеет, и ради того, чтобы помочь и подкормить их после больницы, я и приехала, но не была готова к тому, что увидела.

– Мама твоя очень больна, побереги её, - вместо мамы ответила Наташа, и я почувствовала щемящую боль и страх. Впервые повеяло на меня возможностью крушения незыблемого мира, детства, состоящего из мамы и бабушки.

Похудевшая и несчастная, мама постоянно лежала в постели с грелкой и гримасой боли на лице. Лежала молча, тихо, и это молчание больше всего остального говорило мне, что маме плохо; обычно, болея, мама любила постонать, пожаловаться, ища сочувствия окружающих, а теперь она уходила в себя, в свои страдания, и отрешалась от нас. Мама была на больничном, но ясно было, что дело идет к тому, чтобы оставить работу навсегда.

Мой приезд приободрил её. Несмотря на боли, мама выходила на бульвар, иногда на базар, стараясь выбрать безветренные дни, ветер продувал насквозь и болезнь обострялась.

Наличие или отсутствие ветра она определяла по движению веток магнолии. Огромная столетняя магнолия напротив балкона, раскинув толстые ветки, стояла незыблемо на любом ветру, но её огромные блестящие листья слегка шевелились и стучали друг об дружку как тонкие деревяшки, когда ветерок разыгрывался посильнее.

Мама смотрела на эти слабо шевелящиеся ветки, прислушивалась к жестяному шелесту и говорила:

– Нет, сегодня я не выйду. Такой ветрина.

– Магнолия до земли клонится, - бросала я насмешливую фразу, однажды сказанную Резо.

Эта фраза стала в нашей семье ироническим символом страха человека перед плохой погодой. Огромные, с толстыми, в три обхвата, стволами магнолии, а именно такая стояла во дворе спортшколы прямо напротив маминого балкона наклониться никак не могли.

Месяц назад похолодало, и я попросила своего тридцатилетнего сына надеть шапку.

– Ветер пронзительный, - сказала я.

– Да знаю, знаю, магнолия до земли клонится, - ответил Сережка.

Посовещавшись с Наташей, решила я забрать маму домой. Бабушка согласилась остаться одна на месяц-два, дать дочери подлечиться в более комфортных условиях.

Я накупила продуктов, забила холодильник, а мама попросила соседей снизу, Сону и её дочь Марину, навещать бабушку, и мы уехали.

Летать на самолете мама панически боялась, она работала, получала пенсию, деньги были, знакомства тоже, и я купила билеты в международный вагон.

Купе было просторное, на двоих, со столиком, превращающимся в умывальник, и даже вода потекла из крана, когда мы открыли его!

Но перед тем как попасть в этот вагон, мы натерпелись. Отправление поезда отложили почти на три часа, кажется, где-то на пути были завалы, сход лавин или что-то в таком духе, чем любят баловать нас красивые, но коварные горы.

Мама пролежала три часа в медпункте, проводя беседу с медсестрой на грузинском языке, изредка переходя на русский, чтобы я тоже порадовалась какой-нибудь шутке или едкому замечанию.

Всю первую ночь в дороге пьяный за дверью нашего купе что-то выяснял, ругался и сердился по-грузински, и когда утром мама запела "Сулико" на родном языке, я завопила:

– Нет, мама, только не по-грузински, мне опротивел этот язык за ночь.

Утро было ясное, и за окном медленно разворачивалась величественная панорама Северного Кавказа, которую мы обычно проезжаем до рассвета, а сейчас, благодаря опозданию, ехали при дневном свете, и я, схватив пастель, стала, как сумасшедшая, рисовать пейзажи за окном вагона. Передний план мелькал быстро, но дальние горы я успевала схватить. Осталось много рисунков с той поры.

Зима 82-83 годов выдалась снежная и теплая, не сиротская зима, когда всё время плюс, а спортивная зима, когда небольшой минус, и Катин класс дружно катался с горок каждый божий день. За Катей заходил кто-нибудь из девчонок или мальчишек и утаскивал её кататься с ледяной горки. Горки эти были естественным обрывом в водохранилище, и дети скатывались прямо на лед.

Маленький черноглазый Дима Гандера, тот самый, от которого у меня голова кружилась в третьем классе, зашел к нам.

Мама открыла дверь: у порога стоит хорошенькое маленькое существо в надвинутой глубоко на лоб кроличьей шапке и спрашивает Катю. Надо сказать, что тогда девчонки и мальчишки носили одни и те же ушанки, мода такая образовалась, и мама принимает Димку за знакомую ей Машу Сысорову.

– Дома, дома Катя, - отвечает мама и, видя, что щуплая фигурка не трогается с места, приглашает:

– Заходи Машенька.

И мнимая Машенька не возражает, что она Машенька, но только упорно не переступает порог.