Комедия положений

– Вот, она, попалась, - торжествующе говорит он.

Несчастная беременная кошка издает жалобный звук и, воспользовавшись моментом ослабления хватки, вырывается, чтобы в считанные секунды исчезнуть обратно под диваном.

– Так, - начинаю я.
– Если ты за десять минут не напишешь упражнение, гулять не пойдешь ни сегодня, ни завтра. Дел на десять минут, а ты за час написал только два слова.

Тогда же, весной, когда Сергей учился во втором классе, Алексей неожиданно решил заняться с сыном русским языком. Думаю, он просто случайно наткнулся на тетрадку сына, открыл её по неосторожности и... слабые нервы нашего папы не выдержали вида перекособоченных, то ползущих вверх, то печально спускающих вниз строчек, состоящих из кривых букв разной высоты и фасона, ни одна буква не повторялась, так что думаю, что графолог был бы в большом затруднении.

К тому же, видимо для краткости, Сережка писал слова, пропуская гласные, и слова с пропусками выглядели даже грамотнее, чем при полном наличии всех буковок.

Их мечтательная красавица-учительница регулярно выписывала красными чернилами каллиграфическим почерком неправильные слова из Сережиного текста, и Сергей должен был дописывать строчку этих слов до полей.

Сережка всегда честно дописывал, но если он не повторял ошибки, из-за которой должен был переписать слова, то, по крайней мере, придумывал новые ошибки.

Однажды я открыла тетрадь, а в ней красовался изящный красный образец: "фефраль" написала ученику учительница в качестве образца, так как Сергей опустил мягкий знак в конце слова.

А в ответ её "фефралю" прыгал по строчке три раза: "феврал".

Мне в полном смысле слова сделалось плохо, когда я это увидела. Сергей гонял в это время хоккей, и я хохотала в полном одиночестве над этой перекличкой думающих бог знает о чем, но только не о правописании, людей.

И вот, в выходные, Алексей взял тетрадку, учебник и засел с сыном учить русский язык.

Помню, они сидят за столом, я на кухне, свекровь у окошка вяжет внуку носки, всё как полагается.

Минут через пятнадцать после начала занятий слышу с кухни в комнате разгорается скандал: доносится бу, бу, бу Алешки и а, а, а Сережки. Бросаю все дела, бегу выяснять, в чем дело.

Сергей бросил тетрадку на пол, наступает на отца и кричит:

– Ты меня не так учишь, ты меня не тому учишь, ты должен меня учить красиво буквы писать, а не грамотности! Грамотности меня учить не надо.

– Да как же, - сердится отец, - как же не надо, ты же неправильно пишешь.

– Нет, - возражает сын, - я не аккуратно пишу, и всё. И грамотности меня учить не надо.

– Да, - вмешиваюсь я, - грамотности тебя учить не надо, хотя воробей ты пишешь через все "а", и молоко тоже.

– Сережка не виноват, это вы так говорите, - заступается за внука свекровь.
– Говорили бы, как у нас говорят: вОрОбей, мОлОкО, вот он правильно бы и писал.

Алешка снова усаживает сына заниматься и сегодня и на другой день. Но их занятия сопровождаются такими ссорами, слезами, воплями, что я в один прекрасный день прихожу с кухни, отбираю у них тетрадки и говорю:

– Грамотность, Леша, это прекрасно, но нервы прежде всего. И Сережкины, и твои, и мои тоже. Двоек у него нет, пусть учится, как учится.

И Алешка, видимо, тоже устал, потому что притих, и занятия прекратились.

Весной этого года мы решили продать кошку, которая благополучно жила у нас с той самой поры, как Светка Жеребцова нам её подкинула. Наша красавица кошка была хитрюга и воровка, но не это вынуждало нас попытаться пристроить её, а её привычка приносить помет, по крайней мере, раз в год. Когда у Мурыськи начиналась течка, она мяукала, царапалась, начинала мочиться по углам, и, когда я открывала дверь, кошка, которая всегда, опасливо принюхиваясь к порогу, пятилась от открытой двери, пулей вылетала из квартиры, и только через два дня Катя приносила её обратно, а потом, как положено, кошка приносила котенка. В этот раз одного, черного котика, и Ольга Чуняева мне его пристроила, отдала знакомому зубному врачу, который жил в собственном доме. Хозяину очень понравилось, с каким кровожадным урчанием крохотный зверек накинулся на мясо, он его полюбил и оставил, но в перспективе на будущий год снова появились бы котята, и мы решили кошку сплавить.

В воскресение всей семьей, включая Мурыську, мы поехали на общественном транспорте на птичий рынок. Наша красавица-кошка обращала на себя внимание, но все искали котят, а взрослую кошку хотела только одна женщина, которую очень привлекал тот факт, что кошка приучена ходить в туалет, и не гадит, где попало. Но её внуки, с которыми она пришла, хотели только котенка. И пришлось ей им уступить, а нам возвращаться домой с кошкой. Есть фотография, где мы запечатлены на рынке. К середине дня мы устали, проголодались, отказались от своей напрасной затеи, решили вернуться домой поскорее, и взяли такси до Савеловского вокзала. Уставшая и напуганная кошка вырвалась и забегала по салону, за что нас отругал шофер такси:

– Придержите свою кошку, а то шерсть от нее по всей машине разлетится, а здесь и приличные люди ездят.

Комментарии, как говорится, излишни.

Мне впервые в жизни подвернулась путевка в санаторий в Гагры, после моих жалоб врачу на сердечную аритмию.

Наша лабораторная комната находилась в аквариуме. Так назывались помещения, имеющие огромные стеклянные окна, выходящие не на улицу, а в коридор, и имеющие в потолке большие вентиляционные дыры для притока воздуха. Эти странные помещения были спроектированы для создания так называемых обеспыленных мест работы, так как пыль могла сделать мутными растворы для оптики, которые собирались изготовлять в этих комнатах. Но потом оказалось, что растворы можно делать и в простых лабораторных условиях, и эти огромные, метров по 35, комнаты, пустили под обыкновенные химические лаборатории. Работать там было невыносимо душно, в воздухе, который подавался в комнату, не хватало каких-то ионов, и вот из-за недостатка воздуха, как я сейчас полагаю, у меня появились жалобы на сердце. Обычно мне по весне, когда я начинала ходить к врачам и жаловаться, назначали кокарбоксилазу, очень болезненные, но эффективные инъекции.

А тут мне перепала в начале мая путевка на юг, и я оставила семью с мужем и свекровью и укатила на 24 дня, впервые за 14 лет брака, уехала одна.

По дороге в вагоне мне стало плохо с желудком, и я промывала его водой из бачка. Воду я набрала в бутылку, а бутылку прихватила у соседей по купе. Эту бутылку с водкой они благополучно опорожнили и теперь блаженно храпели, а я пребывала в тамбуре вагона, так как мне на свежем воздухе было легче, и попивала водичку, чтобы мелкими глотками уменьшить сухость во рту, но не вызвать тошноту.

За этим занятием меня и застала родная милиция, делавшая обход по вагонам. Я сидела, как заправский забулдыга, на корточках в тамбуре с бутылкой водки в руке. Мой вид не располагал к доверию, и пришлось мне идти с ними в купе за удостоверением личности, так как, само собой разумеется, паспорта у меня в кармане моих синих тренировочных не было.

Я залезла на свою нижнюю полку, и в темноте стала копаться в своей сумке-свалке, стараясь выискать там документ, но милиционер, увидев, что я действительно еду в купе, имею место, махнул рукой и ушел, понял, что я не приблудилась на какой-то станции, а действительно еду на законных основаниях.

На Лазаревской в два часа ночи долго стояли, я вышла, опять встретила уже знакомых милиционеров, и мы посреди ночи побеседовали о том, как важно иметь хорошее здоровье.

Часика два я поспала, а в пять утра были Гагры. Я вышла на сумрачный перрон незнакомого города, заря только-только занималась. Отдыхающих встречал рафик, за рулем которого сидел старый армянин. Ежась от бессонной ночи и прохлады утра, я подошла к водителю:

– А меня вы подкинете до санатория "Маяк "?

– Такую красавицу и не подкинуть!