Комедия положений

Мое письмо маме

Здравствуй, дорогая мама!

Пишу тебе на работе в конце дня. Все уже ушли, а у меня много минусов, вот и сижу (в конце 80 годов на моей работе ввели систему свободного режима, нужно было только отработать в месяц определенное количество часов).

Катюша собралась в гости к Валере, а я беспокоюсь - в Средней Азии всё время что-нибудь происходит.

Алексей с Сережей собирались приехать 3 августа(они отдыхали в Лысьве у бабушки).

Погода у нас ничего. На огороде выросли морковь и свекла. Цветет кабачок.

Как твои дела. Как обстановка в городе?

По обмену позвонил товарищ из Москвы, просил 5 тысяч за обмен, всё выспросил, что есть у тебя и просил узнать, смежными или изолированными записаны твои комнаты. Он хочет смежные, чтобы никого не подселили. Ты сходи в ЖКО, узнай.

Деньги, естественно, не все будут с нас, т.к. я поменяю Москву на Долгопрудный, что тоже стоит денег.

Одна женщина в Долгопрудном (у нее квартира в доме с парикмахерской на Лихачевском шоссе), заинтересовалась этим вариантом, она хочет дочь в Москву,

Пиши, как здоровье.

Привет Наташе, Виктору, т. Соне, Марине, т. Агнессе.

Целую. Зоя.

Получив эту писульку, мама написала подробное письмо своей однокласснице из Ташкента, чтобы та в случае чего (в случае чего, спрашивается?) проконтролировала ситуацию, а то эти беспечные вертоголовые родители (мы с Алешкой), отпускаем ребенка (19 летнюю дочь) неизвестно куда и с кем. (почти два года парень в доме толчется) Она бы вот ни за что и не отпустила, да кто тут будет с ее мнением считаться.

И хотя мамина подружка-старушка не могла съездить в Ангрен, чтобы проверить, не обидят ли внучку ее давней приятельницы, но маминому письму очень обрадовалась, и с той поры они переписывались до самой маминой смерти.

Проводив Катю с Валерой и вещами до электрички, я торопливо шла в сгущающихся сумерках по нашему проспекту Пацаева. Становилось прохладно, на мне было платье без рукавов, и руки покрылись пупырышками.

Мне было вдвойне одиноко - потому что я была одна, и потому что дочь моя выросла и уезжала в гости знакомиться с родителями своего избранника.

Я плохо различала предметы в сгустившимся воздухе, как будто вечерний седой туман охватывал город, и только автомобили мчались по дороге, и из этой полупрозрачной темноты сумерек на меня набегала большая серая овчарка. Двигалось животное совершенно бесшумно, и от этого было ещё страшнее. Я остановилась, огляделась. Я была одна на дороге, одна в городе, одна в целом мире.

Ноги мои были совершенно голые, ничем не защищенные от клыков зверя. Хотелось присесть, закрыть ноги подолом и закрыть глаза.

Не добежав до меня метров десять, овчарка вдруг повернулась, принюхалась, изменила направление движения и перебежала на противоположную сторону улицы.

Мне стало безумно стыдно своего страха. Я нисколько даже и не интересовала собаку, она бегала по каким-то своим собачьим делам.

Через три дня приехали Алешка с Сережкой. Стало веселее.

Алешка собрался гулять, и сейчас завязывал шнурки на ботинках. Я прошла мимо него на кухню. За окном шумел дождь, не простой дождь, а просто ливень, как из ведра.

– Ты куда это в дождь собрался?

– Дождя нет, - ответил муж и продолжил завязывание шнурков.

– Как это нет?
– удивилась я.
– На улице дождь.

– Дождя нет, - не разгибаясь, отвечает мне упрямец, накручивая на палец шнурок.

– Да ты послушай, как шумит, - настаиваю я.

– Это водопровод шумит, - не соглашается муж.

У меня подгибаются коленки, и я сажусь в коридоре на корточки. Вот, он дождь, хлещет как из ведра в паре метров, окно открыто, всё слышно, но доказать это мужу я не могу!

Из комнаты выбегает Сережка, подбегает к открытой фрамуге, выставляет руки на улицу.

– Ой, мама, как здорово, ты видишь, какой сильный дождь. И так сразу полил. Я никогда такого не видел.

И тут же убегает обратно в комнату.

Алексей задумывается. Он уже зашнуровал ботинки и открыл дверь, но слова сына его остановили. Он постоял минуту, раздумывая, затем, не закрывая двери, прошел на кухню и остановился перед окном, за которым стеной стояла вода. Протянул руку, намочил, ее, стряхнул.

Прошел в коридор и, снимая ботинки, сказал:

– Это ты виновата.

!!?

Дня через два Люда мне жаловалась:

Представляешь, Гамлету нужно было встретить сестру. Я с утра ему напоминала, а он всё равно опоздал, да ещё и сказал, что это я виновата.

– Да, конечно, виновата. Если я виновата в том, что идет дождь, то уж в том, что муж опоздал встретить поезд, точно жена виновата. А вообще, нужно каждые семь лет менять мужей!

– Зоя, да что ж ты пятнадцать лет молчала!

Вернулись в августе Катя и Валера из Ангрена.

– Ну и что, понравилась Катя твоим родителям?
– спросила я Валеру.

– Нет, - кратко, ответил он.

– И что вы делать будете?

– Да всё равно будем делать, как мы решили.

А что они решили, я и не спросила, толи не решилась, лучше до поры до времени спрятать голову в песок, то ли кто-то отвлек.

Катеринка, была, в общем-то, несколько многословнее и высказала мне свои обиды.

Ее пытались приставить к кухне, и она неправильно сделала котлеты, положила в свиной фарш столько же хлеба, сколько клали мы в говяжий, и получилось невкусно. Не прошла дочь проверку готовкой.

Строптивый норов моей дочки сказался немедленно. При всей Катиной разговорчивости и внешней легкости общения, так сходной со мной, внутри она была очень похожа на своего папочку, никогда не умела словесно отстоять свою точку зрения, и отказаться тоже никогда не могла, и не умела работать сообща. Никогда я не могла уговорить ее помочь мне, она или делала всё сама, закрыв передо мной двери кухни, или не делала ничего. В общении с матерью Валеры она немедленно прибегла ко второму способу борьбы с деспотизмом взрослых.