Комедия положений
Шрифт:
– Увидела мужчин возле балкона и дальше провал, пустота, - рассказывала мне Зоя спустя два года при нашей встрече в Батуми.
Как она очнулась, как нашла детей, что пережила, пока узнала, что все живы, об этом нет ее воспоминаний, да и словами это не расскажешь, и сил у нее не было всё это вспомнить.
Просто была жизнь, текла по привычному руслу от обеда до ужина, в каждодневных заботах и хлопотах, и разом всё закончилось, остались руины и семьи на улицах. Пустота.
Спустя два дня за ними приехала двоюродная сестра мужа из Еревана, нашла Зою возле костра с девочками. Зоин же муж оперировал день и ночь,
Зоя зашла к нему в больницу и попросила передать, что все живы, а он даже и выйти не смог из операционной, каждая секунда могла стоить жизни раненому.
Сестра увезла Зою с племянницами с собой в Ереван, а через день свободный проезд к месту катастрофы был закрыт, и не удалось бы так легко забрать пострадавших.
– Мы остались только в том, что на нас было, квартиру завалило полностью, потом мы лазили туда, пытались хоть что-то достать, ну да всё погибло. Вот только машина и сохранилась, - рассказывала Зоя. Но на фоне чужого горя материальные потери не волновали.
Девчонки в Батуми собрали деньги, узнали у родителей адрес и послали Зое, я сделала тоже самое, вернувшись в Москву. Собрала со здешних одноклассников деньги и послала, где-то в январе.
Встречать новый год в Батуми мне не хотелось, и мы с Маней стали пытаться добыть билет.
В Армении было землетрясение, а в Грузии урожай мандарин. Владельцы садов и перекупщики стремились добраться до Москвы перед Новым годом, когда торговля мандаринами самая бойкая, и зашибить деньгу. Билетов не было ни в одной кассе.
В проливной дождь, мы выходим с Маней из помещения предварительной продажи билетов:
Маня в черном кожаном пальто, открывает зонт, вздыхает:
– Кассирша сказала: только на уровне правительства...
– Правительства..
– тяну я.
– У нас один человек в правительстве, Гиви. Надо идти к нему. Другого выхода нет.
И мы потопали к Гиви на прием, он тогда был министром здравоохранения Аджарии.
Добрались мокрые, замерзшие, и попросили секретаря доложить, что его ждет одноклассница, Зоя Хучуа, приехала из Москвы.
Минут через пять вышел Гиви веселый, и мы немного посидели у него, согрелись, вспоминая молодость. Доложили, вот у Мани уже и внук родился где-то в Риге.
– Ай-ай, - закричал Гиви, - какой позор. Я учился в одном классе с бабушкой.
Между разговорами Гиви написал записку, в кассу, и я в тот же день пошла на вокзал за билетами.
Вокруг кассы стеной стояла огромная очередь. Все кричали, махали руками с зажатыми в них купюрами. Кое-как мне удалось протиснуться к кассе на расстояние вытянутой руки и подать кассирше записку.
Деньги я передавала через чужие руки. Пока кассирша выписывала мне билет, меня оттеснили от кассы. Вся эта толпа мужчин замолчала, когда я вынула четыре двадцати пяти рублевые бумажки, сто рублей за два билета до Москвы в международном вагоне.
И так же молча мне передали билет обратно и никто не пикнул, что вот мол билеты-то есть! Но по правительственной брони и за большую цену.
Как только мы вошли в вагон, нам попалась женщин, модно одетая, в милой шляпке с вуалью.
Моя сгорбленная сухая мамочка, закутанная во все возможные одежки-тряпочки, висевшие на ней, как на пугале, быстро, и даже как-то брезгливо, прошла мимо нее в наше купе:
– Ну, это мой контингент, - бросила мама мне через
плечо.( Мама работала венерологом)Я ей не поверила. Такая вполне приличная дама, и не очень-то молодая, за тридцать. Не похоже на потаскушку.
Добывая билеты я так замоталась, что хватала какую попало еду. И сейчас, когда все волнения были позади, меня скрутил приступ со рвотой и длительной тошнотой. Не имея возможности как следует промыть желудок, я просто ходила ночью по вагону, по красному ковру взад-вперед. Дама с вуалью тоже вышла в коридор, посочувствовала моим болячкам, и стала рассказывать о себе. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что мамочка моя была права. Наметанный глаз венеролога не ошибся, женщина рассказывала мне, что приехала отдыхать и завела себе здесь любовника, и что он очень ею восхищался и даже вот билет добыл в международном вагоне, и прочее, всё ее кидало на интимные подробности, а меня и так мутило, без ее откровений.
Потом вышли из купе двое мужчин и стали усиленно нас приглашать зайти к ним, выпить и приятно провести вечер.
При мысли о выпивке мне опять стало худо, и я решительно отказалась, а моя знакомая хотела пойти, но боялась проводника.
– А что проводник скажет, ругаться не начнет? Не знаете?
– выспрашивала она у меня.
Я понятия не имела, как будет реагировать важный, в красивой форме проводник такого вагона. В обычном мы всегда сидели вместе компанией и дулись в карты, и я никого не боялась, а тут...
Дамочка всё же меня покинула, ушла к новым кавалерам, а я, пошатавшись ещё пару часов по казенному ковру, ушла спать.
В Москве было слякотно, дул пронизывающий ветер, поезд прибыл, когда уже стемнело. Мама еле стояла на ногах, а на такси была огромная очередь. Я пыталась пройти без очереди, но распорядитель кричал мне, что пока не отправит семью с детьми, никого не пропустит. Стояли трое, понурые, согнувшиеся от ветра, у мужчины на руках был ребенок, прижатый к груди.
– Он малыша на руках держит, а со старым человеком что мне делать? Идти она не может, а на руки ее не возьмешь.
Кое-как, через полчаса удалось втиснуться в какое-то левое такси, подъехавшее без очереди. Распорядитель орал, пытался нас высадить, но я сказала, что очередник не хочет вести нас за город, в Долгопрудный, и это было чистой воды правда. Распорядитель отступился, и мы уехали. Я устала, злилась на неразрешимую ситуацию, злилась на мужа, но что он мог? У него был свой опыт жизни, опыт нищего человека толпы, и когда нужно было ехать в электричке, он умел пролезть вперед, протиснуться сквозь кучу лезущих и давящих друг друга людей, захватить место и для себя и для меня, а вот добыть такси, дать распорядителю на лапу, чтобы пропустил, ни я, ни муж не умели.
И вспоминается мне рассказ Арута Караяна, работавшего в посольстве в Индии, и вернувшегося на время домой:
– Первое, что меня встретило на родине, огромная очередь на такси.
Скоро эти проблемы покажутся пустяками. Наступал 1990 год
1990 год. Свадьба дочери
На новый год елку не ставили, негде было, да и дети выросли. Вечером тридцать первого Катя испекла огромный торт, называемый свадебным, уложила его в сумку и удалилась на дискотеку в физтеховскую общагу к Валерке.