Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Румянец нежный на щеках, Летучий стан, власы златые В небрежных кольцах по плечам, И очи бледно-голубые, Подобно финским небесам. Готовность к чувству в сердце чистом, — Вот Эда вам!

(В окончательном тексте 1835 г. последнее восклицание отсутствует).

Поцелуй, которым обмениваются Эда и Владимир, описан как «влажный пламень» (строка 159), — как я заметил, заимствование из «Завтрака» Шарля Мильвуа:

Un long baiser, le baiser du d'epart Vient m'embraser de son humide flamme. <Долгий поцелуй, поцелуй прощанья Опалил меня своим влажным пламенем>.

¹томной.Излюбленное слово, характеризующее Пушкина и его школу; «томная глава», «томные глаза», «томный взор» — в общем и целом эквивалент близких слов, которыми изобилует французская и английская чувствительная литература; однако, в силу фонетической близости слову «темный» и благодаря его итальянскому полнозвучию, русский эпитет своею мрачной выразительностью превосходит соответствующий английский и лишен несколько иронического оттенка последнего. Надо заметить, что состояние и ощущение неги схожи с более примитивным и, как правило, менее восхитительным состоянием, описываемым как «томность». Такое состояние, нередко воспринимаемое как насыщенность лирическим чувством, на самом деле вовсе не приятно — об этом свидетельствует еще одна фигура речи — «томление», т. е. болезненное чувство пустоты, докучливая пресыщенность (глава Третья, VII, 12). Глагольная форма — «томить» (или же «томиться», близкое к «тосковать»). Прилагательное «томный» в другом контексте может означать «вялый».

^12–13В Финляндии Баратынским написано первое стихотворение, обратившее на себя внимание публики. Это «Финляндия», впервые напечатанная в 1820 г. в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». Элегия в духе Оссиана, состоящая из семидесяти двух строк вольным ямбом, начинается так:

Громады вечных скал, гранитныя пустыни! Вы дали страннику убежище и кров…

А заканчивается вот этими стихами:

Златые призраки, златые сновиденья, Желанья пылкие, слетитеся толпой! Пусть жадно буду пить обманутой душой Из чаши юности волшебство заблужденья. Что нужды до былых иль будущих племен? Я не для них бренчу незвонкими струнами: Я, невнимаемый, довольно награжден За звуки звуками, а за мечты мечтами.

¹⁴горя.Имеется в виду не горе расставанья, а горестное положение, в которое Пушкин ставит Пушкина, принужденного перелагать русскими стихами воображаемое французское посланье.

XXXI

Письмо Татьяны предо мною; Его я свято берегу, Читаю съ тайною тоскою   ⁴  И начитаться не могу. Кто ей внушалъ и эту нжность, И словъ любезную небрежность? Кто ей внушалъ умильный взоръ,   ⁸  Безумный сердца разговоръ И увлекательный, и вредный? Я не могу понять. Но вотъ Неполный, слабый переводъ, ¹²  Съ живой картины списокъ блдный, Или разыгранный Фрейшицъ Перстами робкихъ ученицъ:

¹Письмо Татьяны предо мною.В руках Пушкина, становящегося персонажем романа, оно могло оказаться, допустим, по той причине, что Онегин переписал его для поэта в Одессе, когда в 1823–24 г. они вновь принялись за воспоминания о своих былых романах, так скрашивавшие их прогулки по набережной Невы в 1820 г. (см. «Путешествие Онегина», коммент. к главе Восьмой, рукопись, строфа XXX).

В своем романе Пушкин приводит тексты трех главных персонажей: письмо Татьяны, последнюю элегию Ленского и письмо Онегина.

²Его я свято берегу.Ср. французское ходовое выражение «je la conserve religieusement».

^5–6Кто ей внушал и эту нежность, / И слов любезную небрежность?Ответ: Парни. См., например, его «Завтрашний день» («Эротические стихотворения», кн. 1):

Et ton ^ame plus attendrie, S'abandonne nonchalamment Au d'elicieux sentiment D'une douce m'elancholie,

что само собой перелагается романтическими русскими фразами: «И умиленная душа предается небрежно сладостному чувству грусти нежной».

⁶ любезную небрежность.Галлицизм «aimable abandon».

⁷вздор.В издании 1837 г. опечатка — «взор».

¹³Фрейшиц.Подразумевается увертюра к «Der Freish"utz» («Le Franc Archer», «Седьмая пуля», «Волшебный стрелок»), романтической опере Карла Марии фон Вебера (1786–1826), в первый раз исполненной в Берлине 18 июня 1821 г., а в Париже — 7 дек. 1824 г. (под названием «Робин, лесной стрелок»).

Демон, обитающий в лесу, дает стрелку волшебные пули. Злодей, которого зовут Каспар, запродался этому демону, причем оба влюблены в Агату, дочь главного лесничего герцога Богемского и проч. Во втором действии Агата, снедаемая меланхолией, открывает окно, и ее комнату заливает лунный свет. Магическая музыка, которая звучит в сцене Волчьего оврага, по мнению Джорджа П. Аптона и Феликса Боровского в их «Путеводителе по операм» (Нью-Йорк, 1928), — непревзойденный образец зловещей таинственности и т. п. Духи, скелеты, чудовищные животные наводят ужас на Макса, суженого Агаты, отправившегося, по наущению Каспара, в этот овраг для встречи с демоном и т. д.

Вяземский писал из Москвы (24 марта 1824 г.) А. Тургеневу в С.-Петербург: «Пришли жене моей все, что есть для фортепиано из оперы „Der Freisch"utz“: вальсы, марши, увертюру и прочее». Тургенев отвечал 4 апреля, что постарается. 10 апреля Вяземский сообщил, что ноты можно достать и в Москве.

Обожатели беллетризированных биографий могут вообразить княгиню Вяземскую и графиню Воронцову числа 10 июня 1824 г. в Одессе, разбирающими эти ноты в присутствии Пушкина, испытывающего «amiti'e amoureuse» <«дружбу-влюбленность»> по отношению к первой из них и пылко влюбленного во вторую. Примерно в то же время все трое на морском берегу в Одессе бросали вызов яростно накатывающим волнам — маленькое событие, которое, быть может, заставило нашего поэта перестроить тему Тавриды (см. коммент. к главе Первой, XXXIII).

Письмо Татьяны к Онегину

«Я къ вамъ пишу — чего же бол? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, въ вашей вол   ⁴  Меня презрньемъ наказать. Но вы, къ моей несчастной дол Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня.   ⁸  Сначала я молчать хотла; Поврьте: моего стыда Вы не узнали бъ никогда, Когда бъ надежду я имла ¹²  Хоть рдко, хоть въ недлю разъ Въ деревн нашей видть васъ, Чтобъ только слышать ваши рчи, Вамъ слово молвить, и потомъ ¹⁶  Все думать, думать объ одномъ И день и ночь до новой встрчи. Но говорятъ, вы нелюдимъ; Въ глуши, въ деревн все вамъ скучно, ²⁰  А мы.... ничмъ мы не блестимъ, Хоть вамъ и рады простодушно. «Зачмъ вы постили насъ? Въ глуши забытаго селенья, ²⁴  Я никогда не знала бъ васъ, Не знала бъ горькаго мученья. Души неопытной волненья Смиривъ со временемъ (какъ знать?), ²⁸  По сердцу я нашла бы друга, Была бы врная супруга И добродтельная мать. «Другой!... Нтъ, никому на свт ³²  Не отдала бы сердца я! То въ высшемъ суждено совт... Но воля Неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогомъ ³⁶  Свиданья врнаго съ тобой; Я знаю, ты мн посланъ Богомъ, До гроба ты хранитель мой... Ты въ сновидньяхъ мн являлся, ⁴⁰  Незримый, ты мн былъ ужъ милъ, Твой чудный взглядъ меня томилъ, Въ душ твой голосъ раздавался Давно... нтъ, это былъ не сонъ! ⁴⁴  Ты чуть вошелъ, я вмигъ узнала, Вся обомлла, запылала И въ мысляхъ молвила: вотъ онъ! Не правда ль? я тебя слыхала: ⁴⁸  Ты говорилъ со мной въ тиши, Когда я бднымъ помогала, Или молитвой услаждала Тоску волнуемой души? ⁵²  И въ это самое мгновенье Не ты ли, милое виднье, Въ прозрачной темнот мелкнулъ, Приникнулъ тихо къ изголовью! ⁵⁶  Не ты ль, съ отравой и любовью, Слова надежды мн шепнулъ? Кто ты: мой Ангелъ ли хранитель, Или коварный искуситель? ⁶⁰  Мои сомннья разрши. Быть можетъ, это все пустое, Обманъ неопытной души! И суждено совсмъ иное.... ⁶⁴  Но такъ и быть! Судьбу мою Отнын я теб вручаю, Передъ тобою слезы лью, Твоей защиты умоляю.... ⁶⁸  Вообрази: я здсь одна, Никто меня не понимаетъ, Разсудокъ мой изнемогаетъ, И, молча, гибнуть я должна. ⁷²  Я жду тебя: единымъ взоромъ Надежды сердца оживи, Иль сонъ тяжелый перерви, Увы, заслуженнымъ укоромъ! ⁷⁶  «Кончаю! страшно перечесть.... Стыдомъ и страхомъ замираю.... Но мн порукой ваша честь, И смло ей себя ввряю..,» —