Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Семьдесят девять строк четырехстопным ямбом со свободной системой рифмовки ababacceffeggihhijojo; babaaceec; ababececiddifoofogoog; aabeebiicoco; babaceeciddi; baba. (Членение текста произвольно; идентичность букв в этих шести частях не означает тождества рифм; в русских изданиях отбивки обычно делаются после строк 21, 30 и 75).

Предполагается, что письмо было написано Татьяной по-французски; его и в самом деле намного легче перелагать обычной французской прозой, чем английскими ямбами. Четыре прозаические французские версии, к которым я обращался:

«Евгений Онегин», пер. А. Дюпона, «OEuvres choisies de A. S. Pouchkine», т. 1 (С.-Петербург и Париж, 1847).

«Онегин», напечатанный Иваном Тургеневым и Луи Виардо в парижском «Revue nationale», XII и XIII, 48–51 (1863). Письмо Татьяны — в XIII, 49 (10 мая 1863).

«Письмо Татьяны к Онегину» в отрывках из «Евгения Онегина», «OEuvres choisies», перевод Андре Лиронделя (Париж, 1926).

Под таким же заглавием — в «Anthologie de la po'esie russe» Жака Давида (Париж, 1946).

Из этих четырех переводов лучший — Лиронделя, которому лишь немного уступает более тяжеловесный перевод Тургенева — Виардо. Оба они точны. Дюпон изящно передает кое-где французский язык пушкинского времени, но допускает немало грубых промахов (например, передавая строку 16 «penser `a un homme unique» <«думать об одном человеке»>; в оригинале же «думать об одном» означает, разумеется, о чем-то, а не о ком-то) и вообще довольно вульгарен. Намного вульгарнее, впрочем, версия Давида, в которой встречаются такие неточности и плоские места, как «de faire en un seul r^eve tous les r^eves» <«одна мечта поглотила все прочие мечты»> (строка 16), или: «et le ciel m'a faite pour toi» <«небо создало меня для тебя»> (строка 34), или: «consid`ere… que me taire c'est mourir» <«пойми… замолчать — для меня то же, что умереть»> (строки 68–71).

В приведенном ниже дословном переводе письма Татьяны, благополучно сползающем, повторяю, в банальный французский язык, я обозначил строки, заимствованные из разных переводов, следующим образом: из Дюпона — [Du], из Тургенева-Виардо — [TV], из Лиронделя — [L] и из Давида — [Da]. Никак не обозначенные строки — мой вклад.

Je vous 'ecris — en faut-il plus? [L] Que pourrais-je dire encore? [Da+Du] Maintenant, je le sais, il est en votre pouvoir [TV]  ⁴ de me punir par le m'epris. [L] Mais si vous gardez [Da] une goutte de piti'e pour mon malheureux sort [TV] vous ne m'abandonnerez pas. [Du]  ⁸ Je voulais d'abord me taire. [Du] Croyez-moi: jamais vous n'auriez [Du] connu ma honte [Du] si j'avais eu l'espoir [L] ¹² — ne fut-ce que rarement, ne fut-ce qu'une fois par semaine — [TV] de vous voir dans notre campagne, [Du] rien que pour entendre vos propos, vous dire un mot et puis [L] ¹⁶ penser, penser `a une seule chose jour et nuit, jusqu'au revoir. [L] Mais, dit-on, vous fuyez le monde [Du] dans ce coin perdu de la campagne tout vous ennuie [Da+Du] <sup>20</sup> et nous ne brillons par rien [TV] bien que nous soyons na"ivement heureux de vous voir. [TV] Pourquoi ^etre venu chez nous? [L] Au fond d'une campagne ignor'ee, <sup>24</sup> je ne vous aurais jamais connu, [TV] je n'aurais pas connu ces amers tourments. [TV] Ayant avec le temps — qui sait — calm'e [L] l''emoi d'une ^ame novice, [L+Du] <sup>28</sup> j'aurais trouv'e un ami selon mon coeur [Du+Da] et j'aurais 'et'e fid`ele 'epouse [L] ainsi que m`ere vertueuse. [L] Un autre!… Non, `a nul autre au monde [TV] ³² je n'aurais donn'e mon coeur! [TV] C'est ainsi qu'en a d'ecid'e le conseil d'en-haut, [L] c'est la volont'e du ciel: je suis `a toi. [Du, TV] Ma vie enti`ere fut le gage [L] ³⁶ de notre rencontre certaine; [L] Dieu t'envoie `a moi, je le sais; [L] tu seras mon gardien jusqu'`a la tombe… [TV+L] Tu m'apparaissais dans mes songes [Du] ⁴⁰ invisible, tu m''etais d'ej`a cher; [TV+L] ton regard merveilleux me troublait; ta voix r'esonnait dans mon ^ame [L] depuis longtemps… Non, ce n''etait pas un r^eve; [Du] <sup>44</sup> `a peine tu 'etais entr'e, aussit^ot je te reconnus, [L] je me p^amais, je br^ulais, et je me dis: C'est lui! [Du+L] N'est-ce pas, je t'avais d'ej`a entendu: [TV] <sup>48</sup> tu me parlais dans le silence [TV, L, Da] lorsque je secourais les pauvres [Du, L] ou que j'adoucissais par la pri`ere [L+TV] l'angoisse de mon ^ame agit'ee? [Du+L] ⁵² Et m^eme `a ce moment-ci n'est-ce pas toi, ch`ere vision, [TV] qui vient de passer dans l'ombre transparente et de se pencher doucement sur mon chevet? ⁵⁶ N'est-ce pas toi qui nie murmures [TV] avec joie et amour des mots d'espoir? [L] Oui es tu? Mon ange gardien [TV, L, Da] ou un perfide tentateur? [TV, L] ⁶⁰ R'esous mes doutes. [TV] Peut-^etre que tout cela est vide de sens et n'est que l''egarement d'une ^ame novice, et tout autre chose m'attend… ⁶⁴ Mais s'en est fait. D`es `a pr'esent [TV] je te confie mon sort. [Du] je verse mes larmes devant toi, j'implore ta d'efense. [Du] ⁶⁸ Imagine-toi: je suis seule ici; [Du+TV] personne ne me comprend, [Du,TV,L] ma raison succombe, [TV] et je dois p'erir en silence. [Du] ⁷² Je t'attends: d'un seul regard viens ranimer les esp'erances de mon coeur… [Du+TV] ou bien interromps le songe pesant d'un reproche, h'elas, m'erit'e. [L, Da] ⁷⁶ Je finis. Je n'ose relire. [L+TV] Je me meurs de honte et d'effroi. [TV] Mais votre honneur me sert de garantie — [Du] je m'y confie hardiment.[TV]

¹Я к вам пишу — чего же боле?Среди неуклюжих образцов русского силлабического стиха, которым сдобрены любовные сцены анонимной повести начала восемнадцатого века, перепечатанной Гуковским в его хрестоматии (Москва, 1938, см. коммент. к главе Первой, XLVIII, 12), — «Повесть об Александре, российском дворянине» (беззастенчивая переделка приторной немецкой повестушки) — есть следующие сетования несчастной в любви героини (с. 19):

Предай ныне смерти, не томи меня боле Ты мя мучишь, в твоей есть воле.

^5–7Но вы… / Хоть каплю жалости храня, / Вы не оставите меня.Ср. в «Валерии» мадам де Крюднер: «Вы не откажете мне в своей жалости; вы прочтете мои строки без гнева» (Лимар — Валерии, письмо XLV).

См. также первое пространное письмо Юлии Сен-Пре: «…если искра добродетели тлеет в твоей душе…» (Руссо, «Юлия», ч. 1, письмо IV).

В отдельном издании главы строка 7 читается:

И не оставите меня.

^{13, 19, 23}В деревне нашей… В глуши, в деревне… В глуши забытого селенья.В Англии Татьяна Ларина звалась бы Розамундой Грей (см. появившуюся под этим заглавием неосознанную пародию Чарлза Лэма на сентиментальные повести с распутником, насилием над девой и деревенскими розами) и жила бы в коттедже; Ларины, однако, занимают деревенский дом, где не менее двадцати комнат, и этот дом окружен пространными угодьями, парком, садами и огородами, конюшнями, помещениями для скота, нивами и тому подобным. Полагаю, что им принадлежало около 350 десятин (т. е. 1000 акров) земли, а то и больше, хотя для описываемых краев это скромное имение; у них должно было быть до двухсот душ крепостных, не считая женщин и детей. Частью это были слуги в их доме, остальные жили в деревянных избах, в деревне (или нескольких деревеньках). Деревня или ближайшая из деревенек должна была называться так же, как и все имение с его полями и лесом. Соседи Лариных — Онегин и Ленский — были гораздо богаче, у каждого могло быть более двух тысяч душ.

¹⁸Но говорят, вы нелюдим.Тут скрыта нота, напоминающая место из «Адольфа» Констана (глава 3): «…характер, который считают нелюдимым и странным… сердце, одинокое среди людей» (ср. также «Корсар» в переводе Пишо, цитируемый в коммент. к главе Третьей, XII, 10).

В письме Вяземскому 29 нояб. 1824 г. из Михайловского Пушкин пишет: «Дивлюсь, как письмо Тани очутилось у тебя. N.B. Истолкуй мне это [оно, вне сомнения, распространялось Львом Пушкиным]. Отвечаю на твою критику: Нелюдим не есть мизантроп, т. е. ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим [необщительный человек] для деревенских соседей; Таня полагает причиной тому [его необщительности] то, что в глуши, в деревне всё ему скучно и что блеск один может привлечь его… если, впрочем, смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!»

Знаменитая строка в «Чайльд-Гарольде» (III, LXIX, 1): «Замечу кстати: бегство от людей — / Не ненависть еще и не презренье» <пер. В. Левика>.

²²Зачем вы посетили нас?Выделяя в переводе «зачем», я, может быть, был под впечатлением изумительной записи Тарасовой (пластинку я как-то слушал в доме Эдмунда Уилсона в Толкотвилле), читавшей письмо Татьяны.

^{26, 62}Души неопытной волненья... Обман неопытной души(род. пад.). «Неопытная душа» (им. пад.) — галлицизм, une ^ame novice, так часто встречающийся в тогдашней литературе. Например, во французском «Вертере» (1804) Севеленжа катрен стихотворного эпиграфа начинается так:

Ainsi dans les transports d'une premi`ere ardeur Aime et veut ^etre aim'ee une ^ame encore novice. <Так в порывах первого горячего чувства Томится любовью и желаньем неопытная душа>.

Опытный читатель заметит, что «порывы первого горячего чувства» несколько напоминают строку 75 из «Первого снега» Вяземского, которую Пушкин одно время думал взять эпиграфом к главе Первой:

По жизни так скользит горячность молодая…

³¹Другой!Обычная риторическая формула европейских романтических сочинений. Ср. Шенье, «Любовь», № IX («Сочинения», под ред. Вальтера), элегия, начинающаяся «Останься, о останься с нами…» (строка 75): «Другой! Но нет, я не могу…»; или Байрон, «Абидосская невеста» (1813), I, VII, 197–98: «И в дом тебя к другому шлю. / Другому!» <пер. Г. Шенгели>.

³⁴ Ср.: Руссо, «Юлия» (Сен-Пре к Юлии, ч. 1, письмо XXVI): «Пред лицом неба… мы дадим обет жить и умереть друг ради друга».

Здесь Татьяна переходит с формального второго лица множественного числа на интимное второе лицо единственного числа, — прием, хорошо известный по французским эпистолярным романам того времени. Так, Юлия начинает обращаться к Сен-Пре на «ты» в третьем коротком письме к нему и дальше «ты» и «вы» перемежаются. В письме Татьяны «вы» после этого места прозвучит только под самый конец (строка 78, «ваша честь»).

^35–46Вся жизнь моя… вот он!Татьяна могла увидеть (допустим, среди стихов в альбоме сестры) элегию 1819 г., Марселины Деборд-Вальмор (1786–1859), своего рода Мюссе в юбке, лишившегося колоритности и остроумия: