Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»
Шрифт:
«Поздняя птичка глаза продирает, а ранняя носок прочищает» – наверное, вместо этой пословицы, явившейся словно из сборника находок фольклористов олонецкого края, вполне бы к месту была общегражданская: «Кто рано встает, тому Бог дает» – да, ближе это к смыслу чешской, использованной Швеком. Rann'i pt'ace d'al dosk'ace – «утренняя птица дальше всех умчится». (Буквально: «Утренняя птичка дальше ускачет».)
По всей видимости, и самому ПГБ выбранный эквивалент не очень нравился, иначе бы он, наверное, в ПГБ 1963 оставил тот же вариант, который использовал в ПГБ 1929: «Поздняя птичка глазки протрет, а ранняя уже песню поет».
ГЛАВА 3.
С. 47
Чистые, уютные комнатки областного уголовного суда произвели на Швейка самое благоприятное впечатление:
Областной уголовный суд (zemsk'y trestn'y soud) находился в той части большого многосоставного строения, которое и сейчас примыкает к прославленной дефенестрацией Новоместской ратуше, то есть углом выходит на Карлову площадь (Karlovo n'amest'i), а фасадом на улицу Спалену (Sp'alen'a ulice).
выбеленные стены, черные начищенные решетки и сам толстый пан Демертини, старший надзиратель подследственной тюрьмы, с фиолетовыми петлицами и кантом на форменной шапочке.
Демертини – еще одно непридуманное имя. Рудольф Демартини (Rudolf Demartini) – старший комиссар пражской полиции тех славных времен. Был он толстым или нет, теперь установить невозможно, но, надо думать, не раз и не два стыдил в очередной раз под сильным градусом набедокурившего Гашека (JS 2010).
Совершенно замечательный эпизод из биографии этого пана установил неутомимый исследователь старой периодики Йомар Хонси. После вступления итальянцев в войну против Австро-Венгрии (см. комм., 3, гл. 2, с. 79) этот искрений патриот, заботясь о карьере и семье, решил сменить итальянское звучание фамилии на более верноподданное чешское («N'arodn'i politika», 16.07.1915).
Zmena jm'ena. Policejn'i rada p. Rudolf Demartini zaz'adal u m'istodrzitelstv'i o zmenu jm'ena v Rudolf Demart'yn. Zmena mu byla povolena.
Изменение имени. Советник полиции г. Рудольф Демартини подал прошение в местоблюстительство о смене имени на Рудольф Демартин. Изменение имени было разрешено.
Форменная шапочка (в оригинале er'arn'a cepice). Первое упоминание слова (cepice), которое по неизвестной причине не получило адекватного и стабильного русского имени в переводе. Здесь это «шапочка», когда пойдут офицеры в cepice, она же немедленно превратится в «фуражку» и т. д. На самом же деле, сам Гашек отличал и не путал, не в пример многому другому, австрийское казенное кепи (а именно так переводится er'arn'i cepice) с совершенно на него не похожей ни формой, ни устройством русской фуражкой (furazce). См. комм, к приключениям Швейка, переодетого в форму русского пленного: ч. 4, гл. 1, с. 247. И комм., ч. 2, гл. 1, с. 267.
Фиолетовый цвет предписан не только здесь, но и при выполнении церковных обрядов в великопостную среду и в страстную пятницу.
Великопостная среда (в оригинале Popelecn'i streda – Пепельная среда (Dies Cinerum), у католиков день начала великого поста (у православных пост начинается в чистый понедельник).
Страстная пятница (в оригинале Velik'y p'atek – Dies Passionis Domini) – день смерти Христа, снятия Его с креста и погребения.
Литургический
цвет, предписанный в эти праздники, т. е. цвет облачения католических священнослужителей, действительно фиолетовый. Цвет покаяния, смирения и меланхолии.Гашек неплохо разбирался в особенностях и правилах католической службы не столько от того, что был рожден католиками в преимущественно католической стране, а прежде всего потому, что с девяти лет прислуживал в храме. Да сразу в двух, в монастырском иезуитском костеле Св. Игнатия Лойолы на Карловой площади (sv. Ign'ace z Loyoly) мальчиков после песнопений щедро от пуза кормили, а в приходской церкви Св. Штефана на Штепанской улице (sv'at'eho Step'ana v ulici Step'ansk'a) раз в неделю даже оделяли долей от пожертвований. Случалось, кроны перепадали, и даже золотые. Здесь может быть уместно заметить, что юный Гашек отличался девичьей миловидностью, розовой нежной кожей, каштановыми вьющимися локонами – короче, чистый ангел, а не будущий хулиган и пьяница. Мать Катержина видела в мечтах своего старшего сына священником (VM 1946). Или по версии самого Гашека – монахом. Смотри рассказ из чудесной бугульминской серии «Стратегические трудности» («V strategick'ych nesn'az'ich» – «Tribuna», 1921), в котором автор сокрушается, вспоминая покойницу мать:
Proc jsem se radeji nestal benedikt'ynem, jak jsi chtela, kdyz jsem poprv'e propadl v kvarte. Mel bych pokoj. Odslouzil bych msi sv'atou a pil kl'astern'i v'ino.
И почему же я не стал вместо этого бенедиктинцем, как ты этого хотела, когда я первый раз провалил экзамен в четвертом классе. Ни о чем бы не беспокоился. Отслужил святую мессу и пей спокойно монастырское вино.
а следователи, современные Пилаты, вместо того чтобы честно умыть руки, посылали к Тессигу за жарким под соусом из красного перца.
Тессиг – не пражский ресторан, как поясняет в своем комментарии ПГБ (с. 431), а его владелец. Карел Теиссиг (Karel Teissig), тогдашний хозяин заведения «U kotvy» («У якоря»), располагавшегося как раз напротив здания суда на Спаленой улице, да и сейчас окормляющего граждан практически на том же месте. А вообще, обычная практика тех времен – называть заведение не по официальному наименованию, а по имени владельца. То есть вместо «У чаши» можно было бы сказать «к Паливцу» (JH 2010).
Блюдо, которое ПГБ перевел как «жаркое под соусом из красного перца» (в оригинале: pro papriku, буквально «за перцами») переводчики на немецкий, английский и прочие европейские языки единогласно именуют гуляшом, с ними согласен и Ярда Шерак:
Paprikou zde nerozumej chroup'an'i paprikov'ych lusku к pivu, ale j'ist veprov'y gul'as s chlebem ci knedl'ikem.
Перцы здесь не в смысле хрустеть ими с пивом, а есть свиной гуляш с хлебом или кнедликом.
С. 48
Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф, фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов.
В оригинале совершенно иная графика, дающая буквальное ощущение бессмысленных решеток и загородок: