Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

Во хмелю храбра девица. Никого здесь не боится, Драшнер, пан, ты не хватай. Лучше на нужник мне дай. Ты не денег счас получишь, А пинка на всякий случай. Размахнулся Драшнер пан. Кровь пошла из многих ран.

С. 131

Потом Швейк вспомнил еще об одном поэте, который сиживал вон там под зеркалом и среди шума и гама, под звуки гармошки, сочинял стихи и тут же читал их проституткам.

Здесь речь об одном из самых близких друзей Гашека – литераторе, прозаике и поэте, Густаве Опоченском (Gustav Roger Opocensk'y, 1881–1949). В свою очередь автор множества цветистых анекдотов о своем знаменитом друге.

— Пойду-ка потанцую, — сказал он после пятой кружки пива, увидав, как пары танцуют «шляпака».

Slap'ak – чешский народный танец с притопами, но без подскоков. Размер военный, маршевый, 2/4.

С. 132

Остановились они за «Флоренцией» в маленьком кафе, где толстяк продал свои серебряные часы.

Совершенно непонятно, по какой причине Флоренци (Florenci) – не кафе, не ресторан, а название района на границе Старе Место и Карлина оказалось в русском переводе в кавычках. Ныне знаменит центральной пражской автостанцией, а во времена Швейка – это было место расположения дешевых привокзальных борделей.

Въедливый Бржетислав Гула (BH 2012) полагает, что речь идет не о самом районе, подвергшемся при современной модернизации пражской железнодорожной сети коренной ломке и перестройке, а конкретно о главной его улице. На Флоренци (Na Florenci), существующей и ныне и соединяющей Гавличкову улицу с тем, что осталось от садов Яна Шверми (Jana Svermy). То есть продали приятели часы где-то за этими садами.

См. также комм., ч. 2, гл. 1, с. 256.

В варианте ПГБ 1929 топоним Флоренци вообще опущен. «Остановились они в маленькой кофейне».

Сверхчеловеческими усилиями ему удалось наконец дотащить своих конвоиров до Краловской улицы, где жил фельдкурат.

Краловский проспект (Kr'alovsk'a tr'id'a), см. комм, здесь же: с. 114.

С. 134

Так. Это во-вторых. А теперь в-третьих. Воду пьете?

Никак нет, водки не пью, только ром.

В оригинале никакая водка не упоминается, речь совершенно о другом, во всех разнообразнейших вариантах популярном, таком же национальном, как и пиво, чешском напитке – коржалке (koralka).

«Так to by bylo to druh'e. A ted to tret'i. Pijete koralku?». «Poslusne hl'as'im, ze koralku nepiju, jenom rum».

Чешская коржалка – вовсе не разведенный студеной водой до 40 градусов крепости пшеничный или картофельный спирт. Это либо самое простое – наливка, или немного получше и честнее – спиртовая настойка на травах, пряностях и т. д. (koren'i + alkohol) без последующей перегонки, либо настоящий плодово-овощной самогон с или без спец, добавок к начальной браге (сливовица или джин, например). Разницу между первыми, наиболее дешевыми, «поддельными» (наливка) и вторым, настоящим, благородным типом напитков, производимым из фруктовой браги или настойки путем повторной перегонки, подробно обсуждает фельдкурат Кац в одной из частей этой же главы. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 146. См. также комм., ч. 1, гл. 14, с. 216.

Очевидно, что «коржалка», как и многое другое специфически чешское – «вычеп», например, «господа» и т. д., могло быть узаконено в переводе с помощью комментария. К сожалению, этот простой прием сохранения местного вкуса и аромата используется переводчиком очень редко. В виде исключения, см. «трафика», комм., ч. 2, гл. 3, с. 393 и «тлаченка» – ч. 2, гл. 3, с. 476.

Следует заметить, что неизменное превращение при переводе «коржалки» в «водку» может делать русский текст смешным даже там, где чешский вполне нейтрален. Например, когда «водка» оказывается во фляжке француза (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 139). Или рождается из простого типографского пробела (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 148).

Итак, слова Наполеона «На войне ситуация меняется с каждым мгновением» нашли здесь свое полное свое подтверждение.

Слова, из-за своей очевидной банальности приписываемые, вообще говоря, целой армии военачальников от австрийского генералиссимуса Альбрехта Вальштайна до великого немецкого стратега Карла фон Клаузевица.

С. 135

Теперь вы по крайней мере видите, что военная служба вам не фунт изюма. Я только исполняю свой долг. Я влип в это дело случайно, как и вы, но, как говорится, мне «улыбнулась фортуна».

— Я бы чего-нибудь выпил! — в отчаянии повторял оптимист.

Верзила встал и, пошатываясь, подошел к двери.

— Пусти нас домой, — сказал он Швейку, — брось дурачиться, голубчик!

— Отойди! — ответил Швейк. — Я вас должен караулить. Теперь мы незнакомы.

Очень важное, с моей точки зрения, но редко замечаемое критиками место, отлично, между тем, демонстрирующее ту легкость и естественность, с которой Швейк становится обыкновенным подлецом, едва лишь судьба, пусть на минуточку, переводит его из жертвы в хозяина положения.

См. также испытание пани Вендлеровой (комм., ч. 1, гл. 14, с. 211) и воспитание Балоуна (комм., ч. 3, гл. 2, с. 122).

На третий день пришел денщик поручика Гельмиха

Точно так же, как это имеет место с воинскими званиями (см. комм., ч. 1, гл. 9, с. 111), в тексте Гашека вполне определенным образом используются разные варианты определения денщика. В авторском тексте, если отсутствует ирония или сарказм, это «армейский слуга» (vojensk'y sluha), как в этом фрагменте:

Tret'iho dne prisel vojensk'y sluha od nadporuc'ika Helmicha.

В прямой речи солдат и офицеров в зависимости от ситуации и национальной принадлежности говорящих используется три разных немецких деривата – несколько пренебрежительное, но ходовое pucflek (Putzfleck), как, например, парой абзацев ниже:

«Poslusne hl'as'im», odpovedel Svejk, pridrzuje poln'iho kur'ata opek ke stene, «ze jsem v'as pucflek, pane feldkur'at».

C. 136

— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — ответил Швейк, снова прислоняя фельдкурата к стене, — я ваш денщик.

Также регулярно встречается эмоционально совершенно нейтральное burs (Bursch), как в гл. 9, с. 106 во время разговора Отто Каца с аудитором Бернисом.

«J'a potrebuji burse», rekl poln'i kur'at.

Мне нужен денщик, — сказал фельдкурат.

И уже оскорбительное fajfka (Pfeife), как правило, в авторском тексте или прямой речи чехов, см. ч. 1, гл. 13, с. 184.