Кому в раю жить хорошо...

Присутствию Дьявола Манька обрадовалась. Перед уходом он внушал ей: «соберись! И прославь себя делами!» Какими, опять же, не сказал, но раз пришел на зов, значит, не забыл о ней. Манька слабо улыбнулась, и тут же еще одна тень заслонила его слова.

— Где я ее возьму? — в отчаянии выкрикнула она. — Этот черт меня убьет!

— Из земли! — немного непонятно посоветовал Дьявол, засмеявшись. — Славь черта, он головни кажет. Черт единственный, кто может встряхнуть обе земли, чтобы василиски выставились наружу. Маня, они тебя подъедают, гложут твое нутро, ну так собери урожай!

— Мысленно что ли? — уточнила она, с опаской поглядывая на черта.

— Моя земля материальна, твоя тоже, — голос Дьявола звучал не так, как она слышала его раньше. Богатый, бархатный, твердый и повелительный. — В твоей земле жизнь этих тварей более материальна, чем ты в моей. Ты — клетка организма, а они — как твое сознание. Земля рожает их от семени, которое сеет человек. И ты бросила его. Что удивляешься, что они пьют твою кровь, если даже ты сама убиваешь себя. Я Бог в своей земле, а ты — пища демона. Вот ты, стоишь передо мной, а кто там, в твоем прошлом, изображает тебя?

— Понятно, что я сама… — Манька здорово напугалась.

— Но ведь тебя там нет, ты здесь! Это энергетические черви, и ты, которая там — червь! Червь не сможет принять ничего из моей земли, он не выйдет из тебя, но умеет питаться тобой. Чего ты стыдишься? Их? Их дни сочтены, ум безумен, и мерзость поглотила прежде, чем я открыл ее тебе. Их нет, это лишь слова, которые стали плотью!

— Не такие уж они безумные! — не согласилась Манька, может быть, впервые ясно осознав, что червяки — злобные твари. Раньше она думала о них как-то по-другому, как будто ее это не касалось, а слова Дьявола, скорее, принимала на веру, а не как знание. Она всматривалась в свои видения, которые вдруг вылезли из ее тьмы, и стало больно глазам. — Против себя не свидетельствуют, даже порочность умудряются показать достоинством. И так убедительно! — выдавила она из себя, возмущенная действиями людей, которые внушали ей самые обидные мысли о себе и обо всех, кто мог бы быть ей человеком.

Отравляя ей жизнь, грозные люди преследовали вполне определенную цель. Цель достигнута — чего еще желать?! Это ее дни посчитали, ее лишили умного начала, ее разукрасили, как не пожелаешь и врагу — но раздумывать было некогда, василиски одерживали верх.

— Это не оборотни, которые себя не открывают, но и не скрывают. Вампиры убивают, убеляясь.

— Вот! Вот! Вот! — Манька мысленно нарисовала могильные кресты.

И вдруг образы начали материализоваться, выплывая наружу и окружая ее, будто и вправду увидели, и бежали, заговорив, как ожившие камни — Манька перепугалась еще больше. Теперь они окружали ее не как видения, а как настоящие люди.

— Теперь ты можешь сказать им все, что о них думаешь! — рассмеялся Дьявол и своим голосом угрохотал куда-то.

Со своим страхом она справилась не сразу, но поднятая на поверхность голосом Дьявола, перестала терять сознание и могла наблюдать — и долго не могла понять, почему люди то оказывались все сразу возле черта, а то вдруг набрасывались на нее, а черт внезапно терялся из виду. Стало проще, когда страх ушел. Сразу обратила внимание, что пока черт был впереди, а она смотрела на него со стороны, ее не замечали — но стоило ей вспомнить, и все слова становились направленными на нее, она мгновенно оказывалась в эпицентре издевательств. Земные твари как будто застряли во времени, иногда начиная фразу для черта, а заканчивали, когда уже она стояла перед ними.

Глава 5. Разодранная завеса.

— М-м-м, а мы-то думали, ты их дерьмом обмазала! — с сочувствующей насмешкой произнесла девушка. В глазах ее было столько ненависти и презрения, что казалось, она вот-вот налетит на нее.

Манька отступила на шаг. И сразу же увидела черта, который остался в том месте, где она только что была. Черт принял на себя удар колодой карт в зубы. Наверное, она пыталась объяснить, чем и как обклеила карты — и посочувствовала черту.

— Во имя Господа Йеси, изыйди сатана! — еще молодой, но в сутане Святой Отец замахнулся на нее крестом.

Истинно мученица, таким крестом, пожалуй, он мог бы ее убить. Маньке было трудно поверить, что все это было с нею. «Нельзя бегать от себя, помнить надо!» — она облизала сухие губы, пожалев, что воля ее была сломлена на тот момент — иначе, она бы им показала! И сразу поняла, что мысль о возмездии осталась землей непонятой: словно зависла в вышине — и мертвенная бледная тень закрыла девочку собой. Милое доброе существо отхватило кусок ее земли, как пирог. В том месте, где девушка осталась во времени, Маньки не существовало в природе, рассуждения злобной твари о себе значили для земли гораздо больше, чем мудрые наставления своего сознания. Манька растерялась. Она не знала, как приказать земле выстирать образ и забить его насмерть. Пот струился градом.

«Откуда любовь? Почему земля ее любит? — стараясь как можно больше запомнить лиц, мелькавших перед нею, мысленно помолила она о помощи. — Дьявол, подскажи!»

— Попробуй подать ей на пропитание! — снова пришел голос Дьявола.

На этот раз голос не потешался над нею. Но и не сочувствовал. Он был холодно-равнодушным.

— Мог бы повежливее встретить гостя! — буркнула она, зная, что он услышит. И тут же пропустила оплеуху, не успев заметить, кто нанес удар. Дьявол вместо ответа позволил ей получить ту же самую оплеуху еще раз, повернув время вспять. Так уже бывало, когда она теряла контроль и не успевала увидеть лица, уплывая мутным сознанием во тьму, а тычки и зуботычины продолжали сыпаться со всех сторон.

Спустя минуту, Манька облегченно улыбнулась и сразу опешила: радужные надежды самого безмозглого существа достаточно долго ласкали и ее собственные надежды. Именно так она представляла себе беззаботную жизнь — только ее жизнь отличалась от жизни воровки, подкапывающей землю с обеих сторон — ее мечты не сбывались. Не эта ли муть определила качества идеального спутника, которого она так долго искала? Она не знала, что и думать. Получалось, что добрая девочка засунула себя Богом, и вот уже мчится душа обласкать чуткое создание! Теперь девочка была в двух местах сразу — слева она скалила зубы и пробивала ее матерной обличающей речью, а справа умно рассуждала о своих желаниях, о том, как много пользы принесла бы себе и своему Благодетелю, если бы тот услышал и воплотил мечты ее в жизнь. И не только рассуждала — занималась любовью, судорожно прогибаясь, когда тело ее достигало оргазма. Как взрослая женщина. Ее оргазм входил в Манькино тело, играючи достигая половых органов, разливаясь горячей волной. То были не бабочки, то был вулкан. Наверное, именно это наслаждение чувствовал вампир, когда тварь была рядом. Она нашла девочку, а вместе с нею поднялась соматика, которую тварь имела в руке как кнут для нее и пряник для души.

«Это не я, не я! Вот я! — в ужасе Манька уставилась на тварь, которая могла управлять ею.

Девочка, почти девушка, вдруг побледнела и рассеялась, как марево, оставшись в памяти. Теперь она могла вспомнить каждое ее движение, каждое слово и вздох. Но на смену оргазму пришла головная боль и ощущения ударов, и Манька вдруг поняла, что снова открылись язвы, как от железа, в том месте, где удары ее настигли. Не сильные, но для нее, против своей воли угрюмо повторяющей «я люблю, я люблю, я люблю…» — за спиной справа, как будто своим «люблю» вымаливала что-то, и одновременно со стороны спины, чуть левее, плюющей в свой собственный глаз (очевидно, это был глаз вампира, она себя видела правым глазом), со словами «я плюю, я плюю, я плюю…», без желания, под тиканье часов, которые почему-то выделялись особенно и отдельно — каждая зуботычина становилась смертельным приговором. Стрелка была большая и ходила взад вперед с определенным неприятным ритмичным звуком, и каждый удар часов был, как яд, как нож, которые выставляли мертвечиной не их, а ее, отмеряя последние ее минуты.

Манька никак не могла подобрать определение своему состоянию. Вроде бы ниже «мерзости», «убожества», «падали» падать было некуда, но вампиры сумели опустить ее еще ниже. Примерив каждое слово на себя, она нашла, что каждое слово менее оскорбительно, чем то, которым вампиры обзывали ее. Не иначе, Его Величество успел побывать в местах сравнительно недалеких и прекрасно поладил с оборотнями, умея обойти их всех.

«Это я! Я! Это моя боль!» — обрадовалась Манька, блаженно улыбаясь. Обрадовалась больше, чем если бы искупалась в живой воде.