Конан и дар Митры

Незачем спорить, надо действовать, решил он, лихорадочно обдумывая план нападения. Дикарей было всего лишь десятков семь или восемь; они сгрудились вокруг нескольких волосатых молодцов, нагруженных похищенным добром. Конан не сомневался, что сумеет до них добраться - внезапная атака давала ему преимущество. О, если б у него оставалось время! Он перестрелял бы всю эту шакалью свору, даже не выходя на поляну!

Однако знакомое покалывание в висках и боль в затылке заставляли поторапливаться. Арбалет не лук; при всем желании он сумел бы выпустить лишь одну стрелу за время четырех глубоких вздохов. Слишком медленно! Конан не успел еще подумать об этом, а пальцы уже сами ослабляли тетиву. Окованное бронзой ложе арбалета станет дубиной, а стальная метательная скоба - убийственным клювом, которым он раздробит черепа врагов! Можно бить хоть тем концом, хоть другим - результат один: мозги наружу!

Преодолевая головокружение, киммериец начал подниматься.

– Подожди!
– Рина дернула его за полу туники.
– Я хочу поговорить с ними!

– Как?
– Толпа дикарей на поляне ссорилась и гомонила все громче, но речь их оставалась для Конана абсолютно непонятной. Зато он разглядел теперь свои мечи, переходившие из рук в руки, и два распотрошенных мешка.

– Я смогу с ними договориться, - настаивала девушка.
– Не надо проливать кровь, Конан! Подожди!

Он попытался вырвать полу из ее пальцев, но Рина держала крепко.

– Мне некогда ждать! Отпусти!

На поляне, под невнятные крики и вопли, вовсю шел дележ их скарба. Похоже, начиналась драка.

– Дай же мне попробовать, Конан! Не спеши!

Но тут над толпой взлетел широкий кожаный пояс, стиснутый в волосатой лапе, и терпение киммерийца иссякло. Взревев, он отшвырнул девушку и ринулся вперед, вращая свое страшное оружие; слегка изогнутая метательная скоба делала его похожим на боевую кирку. В десяток гигантских прыжков Конан преодолел расстояние до замерших в ужасе дикарей и вскинул свою увесистую палицу - уже зная, чей череп треснет первым.

Но опустить приклад арбалета он не успел; тьма сомкнулась над ним, и огромный варвар со стоном рухнул на землю.

Запах арсайи коснулся его ноздрей. Свежий острый аромат бальзама обжигал, словно раскаленный воздух, наполняя мозг палящей и пронзительной ясностью, пробуждал, вытягивал к свету жизни из темного омута небытия... Конан закашлялся и раскрыл глаза.

Голова его лежала на теплом округлом бедре Рины, пальцы девушки гладили щеку, серые глаза смотрели на него с тревогой и нежностью. Он чувствовал виском ее шелковистую кожу; аромат юного женского тела заставлял позабыть про обжигающее прикосновение вендийского бальзама. Пряди каштановых волос касались лица Конана, и от них тоже приятно пахло морем и свежим ветром. Воистину, о лучшем пробуждении не стоило и мечтать!

Он привстал на локте, оглядывая древесную пещеру, и решил, что немного поторопился с этим выводом. Кроме Рины, тут не было ничего приятного - разве что их мешки да оружие, сваленные у стены. Напротив входа сидело пятеро дикарей, косматых, как медведи киммерийских гор, и несравненно более уродливых; на шеях у них болтались пышные ожерелья из длинных и острых тигриных когтей. Теперь Конан мог рассмотреть их лица поподробнее, и это зрелище отнюдь не повергло его в восторг. Челюсти у хозяев стойбища выдавались вперед, мощные надбровные дуги затеняли крохотные глазки, из буйной поросли на щеках выглядывали вывороченные ноздри. Нос как таковой почти отсутствовал; губ тоже не было видно, зато клыки и передние резцы поражали своей внушительностью. Эти пятеро самцов довольно старых, судя по седоватому, вытертому на плечах меху - казались жуткими уродами, монстрами, дьяволами, вылезшими в мир из чрева самого Нергала. И рядом с юной пленительной Риной они выглядели еще омерзительнее.

Один из них ковырял в ноздре, засунув туда чуть ли не весь палец, трое обгладывали кости с ошметками мяса, вытягивая их из груды, лежавшей на полу, пятый дикарь же смотрел прямо на Конана. Мех у него был не грязно-бурого, а скорее рыжеватого оттенка, и левую щеку пересекал ужасный шрам - видно, местный тигр приложился своей когтистой лапой. Несмотря на подобное украшение, этот рыжий показался киммерийцу поприглядней прочих то ли глаза у него были умней, то ли клыки поменьше.

Внезапно дикарь со шрамом заерзал на месте и что-то забормотал; остальные четверо, бросив свои важные дела, уставились на него. Конан, с неохотой расставшись с теплым бедром Рины, сел, опираясь на кулаки, и прислушался. Речь волосатого была невнятной и состояла из странных звуков, то отрывистых, то протяжных; нечто среднее между воем гиены и лаем шакала. Конан не понимал ничего.

– Вождь тии'ка просит у тебя извинения, - вдруг произнесла Рина.

– Ты уверена?
– Киммериец покосился на девушку - не шутит ли она, но милое личико Рины было совершенно серьезным.

– Разумеется, уверена. Я ведь неплохо понимаю их.

– Ты выучила язык волосатых, пока я валялся в этом дупле?
– Конан приподнял бровь.

– Зачем? Мне и так ясно, что они хотят сказать. Знаешь, это гораздо легче, чем предсказывать грядущее или лечить раны.

– Вот как? Что ж, придется тебе поверить.
– Конан встал, опоясался ремнем и сунул в потайной кармашек фляжку с арсайей; так он чувствовал себя гораздо уверенней. Стараясь не глядеть на пятерых дикарей, он сделал шаг к стене, потом - другой, наклонился и поднял свои мечи. Никто ему в том не препятствовал.

Рыжий со шрамом снова разразился речью, широко разводя руками и выпячивая нижнюю челюсть; казалось, он кого-то ругал. Рина, склонив каштановую головку к плечу, внимательно слушала.

– Вождь говорит, что лишь такие негодяи, как Йотомакка, Вуулкайна и Неодигми, могли напасть на грозного воина, победителя Рогача Кро'вара, произнесла девушка, когда рыжий закончил.
– Они - не дети тии'ка, они отродья подлых такир'дзеннов! И по ним давно плачет дубина, которой дробят кости непокорных.

– Подожди, малышка, не торопись, - Конан сел, положив на колени оба клинка. Теперь он чувствовал себя совсем хорошо - разве что хотел есть. Но сначала ему хотелось разобраться в обстановке.

– Итак, - спросил он, жадно поглядывая на груду мяса перед пятеркой волосатых, - кто такие Йотомакка и прочие мерзавцы, о которых ты говорила? Кто такой рогач? А также тии'ка и эти самые такиры?

– Такир'дзенны, - поправила его Рина.
– Это звери, которых ты назвал летающими тиграми. Помнишь, мы отбили у них дупло? Тии'ка их очень не любят.

– Тии'ка - это они?
– Киммериец протянул руку к пятерке волосатых.

– Да. Йотомакка с двумя приятелями - молодые охотники, которые не слушают никого, бродят там и тут, хватают, что плохо лежит. Вот набрели и на нас...

– Хмм... Похоже, вождь не одобряет воровства? Ну, ладно... может, я его и прощу, - Конан с нежностью погладил рукояти своих клинков. Кажется, ты говорила еще о рогаче? Как его... Кро'вар?

– О, это их бог! Один из богов. Тот самый змей с бивнем на носу, которого ты перерубил пополам! Очень могущественный демон, и тии'ка его страшно боятся... Но раз ты его убил, значит, ты сильнее! Тии'ка уважают силу.

– Это неплохо, - пробормотал Конан, проверяя, как выходят из ножен мечи.
– Значит, я прикончил Кро'вара... И что же, они поверили тебе на слово?

Рина горделиво улыбнулась, огладив свое ожерелье.

– Почему же на слово? Тии'ка - умелые охотники; они сразу догадались, что висит у меня на груди. И они поняли, что эти клыки свежие. Я объяснила им, что ты убил Рогача Кро'вара совсем недавно. Теперь они готовы оказать тебе почести... да и мне тоже.

– Вот как?

– Ну конечно! Ведь мы вместе сражались с Кро'варом... и потом... потом... я - твоя женщина!