Концепция силы. Юлька

— Подожди себя хоронить. Может, ты только вбила в голову, что твоя сила разрушительна? А вдруг ты погром у соседа устроила в определённом состоянии? Вспомни-ка свой «ключ». Вспомни-ка всяких йогов — уж про их чудеса ты получше моего знаешь. А что, если у тебя тоже было такое состояние, в котором сила и должна была проявиться?

Пространство вокруг Юльки из суженно-пещерного и сдавленного медленно опадало, как будто падал снег, комната стала просторной и лёгкой.

— Возможно, — прошептала девушка, — возможно. Об этом я не подумала.

— Ты о многом не подумала, — вмешалась Юлька-грубиянка. — Например, о том, что ты видела в пещере. А ведь те типчики — копии с твоих ночных картинок.

Напоминание странно подействовало на Юльку. Из стопки нарезанных листочков в коробке из-под «Геркулеса» она вытащила твёрдый квадратик — на школьные карточки с заданиями шли в ход любые картонки, даже из тетрадных обложек. И взялась за ручку: «Спросить у Влада, что за чудовища были там, в пещере. Спросить, что это за место. Спросить, как понимать цепочку „сны — чудовища — пентакли“. Если пентакли тут при чём. И — в чём дело с силой».

Она ещё раз перечитала записанное, прикинула: надеть на завтрашние занятия у Влада джинсы и красный джемпер. Кроме того — волосы гладко причесать и стянуть в узел на затылке. Когда волосы так уложены, она обычно чувствует себя жёстче и решительнее. «И если Влад откажется ответить хоть на один вопрос, я ему устрою! — мрачно подумала Юлька. — А то придумал тоже — демонстрацию с компьютерами. У меня хоть причина побезобразничать есть, а у него что было?»

Ну и ночка! Не проспать бы с утра на работу.

Юлька повалилась на подушки, потянула на себя одеяло. Глаза закрылись сами по себе — и сновидения в несколько слоёв помчались перед внутренним взглядом. Что-то Юлька ещё узнавала. Что-то было настолько беспорядочно, что она лишь равнодушно следила за мелькающими образами.

Сон постепенно уводил её в тёмные глубины, и где-то, на его определённом уровне, видения стали отчётливее. Попеременно девушка, иногда участвуя — раздваиваясь на действующее лицо и зрителя, наблюдала то один сюжетный отрывок, то другой…

… Она бежит по лестнице и прячет от встречных взбухающие от слёз глаза. А в горле — душный напряжённый мячик. Обида захлёстывает волнами. Изнутри несмелый голос уговаривает успокоиться. Какое там!.. Наверное, впервые в жизни её так обидели…

… Асфальт. Серый, выветренный, холодный. Юлька сидит на бордюре под фонарём и смотрит на свою тень, вытянутую по светлому асфальту. Рядом ещё две тени. Она искоса взглядывает на сидящих поблизости. Женщина-рыба и пьянчужка. Интересно, где Утопленник? Она снова переводит взгляд на асфальт. Чего-то ждёт. Нет, чего-то ждут. Потому что даже во сне Юлька понимает, что смотрит на мир глазами третьего. Но третий — точно не Утопленник.

… И слёзы прорвались. Хорошо, что Юлька успела выскочить из дома. И хорошо, что около дома есть мохнатые величественные ели. Странно, на улице уже зима. Девушка встаёт так, чтобы заснеженные еловые лапы укрыли её. Закрыли от ненавистного дома. Она ещё понимает, что причина обиды кому-то покажется смешной и глупой. Но для неё это катастрофа. Слово — и Юлька, глуша плач, тихонько завыла, вцепившись зубами в палец: ощутимой болью пересилю боль душевную! Выревусь, но слёз моих никто не увидит!

… Снова асфальт. Теперь Юлька видит третьего. Это парень, взрослый, широкоплечий и странно спокойный. Кажется, девушка смотрит на него глазами Рыбы, так как видит и пьянчужку, а женщины нигде нет. А ещё Рыба чувствует к парню странную благодарность. За что — Юлька пока не разобралась. Небольшое удивление: благодарность — тонкая чувственная струйка в потоке готовности быть рабыней парня. Нет, не из благодарности.

Юлька, словно голову упрямого ученика, что-то «повернула» в Рыбе, так что Рыба уставилась в самое себя. Ничего себе — иерархическая лестница. Сочетание слов явилось немедленно, будто Юлька решала кроссворд. И на этой лестнице женщина-Рыба находилась в самом низу, в то время как парень занимал верхнюю ступеньку.

По отдельно мелькнувшей сторонней мысли Юлька поняла, что пьянчужка (ещё одна сторонняя мысль — Первый. Имя, что ли?) занимает ближайшую к парню позицию.

Потом девушке захотелось посмотреть, каким образом она получила нужное сочетание слов. Она вяло попыталась просмотреть тёмную массу в голове Рыбы, но заметила лишь, что масса пронизана стройной светящейся структурой.

Женщина мешала. Она продолжала смотреть в себя одновременно с Юлькой. Юлька видела её глаза, медленно растущие и заполняющие пространство в голове. Вместе с их ростом таял сюжетный сновидческий слой. Вскоре он внезапно оборвался. За мгновение до обрыва Рыба резко оглянулась на парня. Тот почти равнодушно сказал: «Здешняя Хозяйка…»

Большая буква ощущалась буквально кожей (даже во сне Юлька поморщилась — «буква буквально». Первая оценка за сочинение включает минус за речевую ошибку. «Голубушка, у тебя, случайно, не истерика — думать сейчас о таких вещах?»).

Девушка почувствовала облегчение женщины-Рыбы и остатки сновидческого слоя просто сморгнула.

… Плакать она перестала. Но не избавилась от накатывающих порывов снова разреветься. И для слёз достаточно только одной мысли — о доме. Одного взгляда на него, на расчищенную от снега дорожку, так многообещающую предлагавшую зайти. Пять этажей, два подъезда. Дом ухмылялся над Юлькой раззявленным жеманным ртом-дверью, и уже не людей в нём, а его самого она не хотела видеть. И если от первого ощущения обиды она испытывала беззащитность, то сейчас тональность сменилась.

Она ещё боялась поднять глаза — платочек совсем мокрый, нахлынут слёзы — чем вытереть? — боялась даже шевелиться, а левая ладонь уже сжалась в дрожащий от напряжения кулак. «Ненавижу этот самодовольный дом! Ненавижу… Взорвать бы его ко всем чертям! Чтобы рушился медленно-медленно! В пыль и крошево… Чтобы больше никого не обидел!»

Издалека кто-то заполошным тоненьким голоском уговаривал: «Не спеши, там же люди!» А Юлька раздражённо отмахивалась: «При чём тут люди? Мне, главное, дом этот уничтожить, чтобы больше никого не обижал!» Писк доносился из последних сил: «Но ведь в доме-то люди!» И тогда она окрысилась на непрошеного защитничка: «Да, люди! Благодаря именно им появился именно такой дом! И там человек, из-за которого мне хочется убить целый дом — хотя бы в мыслях! Почему бы этому человеку не спасти всех в этом доме? Ведь он виноват в происходящем, он обидел меня и заставил чувствовать себя… униженной!» И она продолжала представлять — с наслаждением — взрыв из киношки: дом вздрагивает; пятый этаж, сминаясь, вламывается в четвёртый — и ниже, ниже — во взрывах пыли и разлёте мелкого камня…

… Она в парне встаёт навстречу двум крепким фигурам в форме. Те идут уверенно. В руке одного пляшет короткая толстая палка. Но и она в парне ничего не боится, а почему-то чувствует совершенно неожиданный для ситуации голод. Она сглатывает, увлажняя пересохшее горло, и почти бежит к фигурам, недоумённо замедляющим шаг.

… Низкое облачное небо над домом вспыхнуло и словно оплавило крышу. Дом содрогнулся и мятым воздушным шариком начал усыхать сверху донизу. Девушка стояла, держась за еловую лапу. Холодные иголки прокололи варежку, тыкались в ладонь. А она смотрела на умирающий дом, и внутри была пустота.