Кондотьер Богданов

— Видал я твоего князя! — сказал громко и показал для наглядности где.

Жидята побагровел и выбросил руку в сторону летчика.

— Имати его!

Всадники разом врубились в реку. Богданов упал, открывая штурману линию огня. Кони кметов скакали, вздымая брызги выше голов. Грозная, беспощадная лава неслась к Богданову, выплескивая воду из берегов, и лава эта казалась неудержимой. На середине реки перед нею встала стена. Кони передних кметов рухнули в воду, всадники перелетели через головы животных, вскочили и снова упали. Пулемет за спиной Богданова гремел без остановки. Винтовочные пули калибра 7,62 пробивали тела людей насквозь, попав в грудь лошади, прошивали круп до хвоста. Падали кони, падали люди; раненные захлебывались, не в силах приподняться, чтоб вдохнуть воздуха, а равнодушная вода молча пила кровь из их ран. Лошадь последнего кмета свалилась в двух шагах от летчика. Всадник соскочил в воду, и тут же рухнул ничком — уже на берег. Пулемет стих. Богданов потрясенно смотрел на разгром. Мертвые люди и мертвые кони лежали в воде, розовые струи тянулись от неподвижных тел вниз по течению.

На том берегу оторопело смотрел на погибших Жидята. Пули его не задели. Опомнившись, сотник повернул коня.

— Стреляй же, стреляй! — закричал Богданов, вскакивая. — Уйдет!

Пулемет молчал. Богданов выстрелил из «ТТ», Жидята только головой мотнул. Через мгновение он одолел откос и скрылся за кромкой берега.

— Твою мать! — Богданов едва не шваркнул пистолет о землю. — Дура! Задушу! Собственными руками!

Он сунул «ТТ» за пояс и пошел к убитому. Пуля попала кмету в шею, разворотив позвонки на затылке. Шлем валялся в стороне. Богданов расстегнул пояс убитого, ворочая труп, стащил кольчугу, после чего ощупал тело. Документов на убитом не оказалось. В одежде отсутствовали карманы. К поясу кмета, кроме сабли и ножа, был прицеплен маленький кожаный мешочек. Богданов распустил ремешок, стягивавший края, — серебряные монетки, штук десять.

Забрав кольчугу, шлем и ремень с саблей, Богданов двинулся к опушке. «Почему мне так не везет! — думал с горечью. — Чтоб осколок чуть выше?! Похоронил бы ее здесь. Земля мягкая, песок, без лопаты могилку выкопать можно. После чего — на восток! Через сутки-другие — у своих!..»

Подойдя к опушке, Богданов бросил трофеи, сел и долгим, тяжелым взглядом посмотрел на штурмана. Лисикова лежала на разостланном комбинезоне, босая. «Загораем! — с ненавистью подумал Богданов. — А летчик зайцем бегает».

— У меня магазин в пулемете кончился, — сказала Лисикова, ежась под взглядом. — Пока меняла, вы вскочили. Боялась зацепить.

— Коней зачем постреляла? — спросил Богданов тоскливо.

— Думала, вас убили! Тот руку вытянул, вы сразу упали…

— Десять коней к броду привел, хоть один бы остался! — продолжил Богданов. — Как самолет вытащить?

Лисикова молчала подавленно. Богданов встал, снял промокший до пояса комбинезон. Стащил сапоги, выкрутил портянки и заново обулся. Пошарил в кармане комбинезона. Коробка с папиросами размокла, к тому же, падая, он ее раздавил. Запасной у него не было, а курить хотелось до воя. «Самому ее застрелить, что ли?» — подумал Богданов. Взгляд его упал на веточку старика — выпала из одежды. Хм…

— Снимай штаны! — приказал Богданов.

— Зачем? — сжалась Лисикова.

— Лечить буду. Вот! — Богданов поднял веточку. — Знахарь дал. Сказал: рана затянется!

Лисикова повеселела и стащила шаровары. Богданов сунул веточку в рот и стал жевать. Травка слегка горчила, кончик языка пощипывало. Лисикова покосилась, но промолчала. Богданов размотал бинт на ее ноге, рванул присохший тампон. Она скрипнула зубами, но смолчала. Лейтенант выплюнул кашицу на тампон, шлепнул на рану, заново забинтовал.

— Щиплет! — сказала Лисикова, прислушавшись к ощущениям. — Как после зеленки.

— Может, зеленка у них такая, — сказал Богданов, расправляя на траве кольчугу. Вытряхнув на нее содержимое кожаного мешочка, рассмотрел монеты. Они были маленькие, легкие, большей частью потертые. На сохранившихся проступали латинские буквы. На оккупированной немцами территории советские деньги ходили наравне с немецкими, эти монеты не были ни теми, ни другими. Богданов вытащил саблю. Она была широкой, со следами молота на клинке — явно не фабричной выделки. Грубая рукоять, обмотанная ремешком, кожаные ножны. Нож оказался не лучше, хотя отменно заточен.

— Кто это был? — спросила Лисикова.

— Какие-то кметы, — пожал плечами Богданов. — Прихвостни фашистские! Старика убили, деревню сожгли — сам видел.

— Почему так одеты?

— Не знаю! — Богданов бросил нож и взял шлем. — Огнестрельного оружия у них нет, только эти железки. Ничего не понимаю!

— Кметами в средние века называли дружинников князя, — сказала Лисикова.

— Откуда знаешь?

— Училась на историческом. Все учебники зимой прочла — хотела сдать курс экстерном, — Лисикова зарделась, поняв, что похвасталась.

— Жидята что-то говорил про князя, — вспомнил Богданов.

— Какой Жидята?

— Которого ты упустила.

Лисикова надулась.

— Не знаю, в кого играют эти прихвостни, но они вернутся, — сказал Богданов. — И, скорее всего, — с немцами. Поставят «МГ» на том берегу и сделают нам сквозняк. Надо уходить.

Лисикова кивнула и принялась наворачивать на ступни портяночные вороха.

«Самолет сжечь нельзя, — думал, наблюдая за ней, Богданов, — внимание привлечем. Разобью приборную доску, затем — цилиндр мотора. „ДТ“ придется бросить — с Лисиковой не унести…»

Штурман осторожно встала на ноги и ойкнула.

— Что? — нахмурился Богданов.

— Не болит! — изумленно сказала Лисикова.

— Идти можешь?

Лисикова осторожно шагнула раз-другой, радостно кивнула.

— Не налегай на раненую ногу! — сказал Богданов. — Откроется кровотечение!

«Наверное, в травке — наркотик или какое другое анестезирующее вещество, — подумал он. — Это к лучшему. Не все ж на себе тащить!»

— Товарищ лейтенант! — вдруг позвала Лисикова. Она смотрела поверх его плеча.

Богданов стремительно обернулся. На противоположном берегу стоял всадник.

— К пулемету! — крикнул Богданов, падая на траву. Лисикова рухнула на комбинезон и приникла к прицелу.

— Только аккуратно! — взмолился Богданов. — Нам нужен конь!

В следующий миг он едва не застонал. Рядом с одиноким всадником появился другой. Затем третий, четвертый… Скоро Богданов сбился со счета. Берег заполнялся конниками все дальше и дальше. Всадники останавливались и смотрели вниз — на следы недавнего разгрома.

— Не стреляй! — приказал Богданов. — Пусть войдут в реку!

У него теплилась надежда, что прискакавшее к реке войско уйдет. Надежда была призрачной, и скоро Богданов в том убедился. Всадник в блестящих на солнце доспехах и сияющем островерхом шлеме медленно спустился к воде. Следом устремилось еще несколько, другие остались на месте. Некоторое время блестящий воин смотрел на трупы людей и коней, затем направил коня в реку. Спутники устремились за ним, но всадник движением руки остановил их. Богданов сжал плечо штурмана: