Конец игры
Шрифт:
– Вы испугались этого?
Она снова ткнулась в него и тихонько всхлипнула.
– Ассирийско-шумеркая книга Улы Томкуте говорит строками Священного Писания? Воистину, чудны дела потусторонние!
– Опять смеётесь? Яков Платонович, Яков Платонович, как вы не романтичны!
– Я уже был романтичным, и с меня довольно. Тогда мне нагадали, что вам грозит смерть.
Анна отстранилась, снова превращаясь в дерзкую девчонку:
– И вы поверили гаданию? Кстати, речь вполне могла идти о госпоже Нежинской.
– Даже если забыть обо всём, что было после, мадам Лефлю выразилась вполне конкретно.
– Что же
– Она сказала: «Есть женщина, которую вы любите, но скрываете от неё свои чувства».
– Ну, Я-аков Платонович! – выдохнула Анна с неподражаемым выражением.
– Что?
– Вы не могли мне сказать прямо тогда? Зачем нужно было вот это всё?..
– она взмахнула руками, не найдя больше слов.
– На глазах у поручика Шумского с его корзиной? Да вы бы меня убили прямо там.
– А вы трус, господин следователь?
Яков покаянно вздохнул, ловя её в свои объятия, чтобы больше не вырвалась.
– Ведь убили бы?
– Я… не знаю. Сильно на вас зла была.
– Вот видите! К тому же у меня не было корзины с цветами.
– Да, когда до вас дошло, что мне можно подарить цветок, вы предпочли стащить его с клумбы князя.
– Был такой грех.
– Господин следователь!
Они принялись смеяться, всё крепче прижимаясь друг к другу. Потом Анна внезапно замерла и отстранилась.
– Анна Викторовна, что с вами? – Яков удержал её за плечи, почти с испугом глядя в огромные глаза, уставившиеся в никуда. – Что ж вы меня так пугаете?
– Это будет не Петербург, какой-то другой город, - сказала Анна напряжённым голосом.
– Какой? – тихо спросил он, опасаясь спугнуть транс. Кажется, ему придется привыкать к этому.
– Не знаю. Кремовый город. Солнце. Дождь прошёл. Каштаны цветут. Мы идём вдоль ограды, за которой зелёная лужайка. Собор с золочёным куполом. Мы идём: вы, я… Дмитрий Яковлевич. И Вера Яковлевна.
Он вздрогнул всем телом. Этот город он тоже определённо знал. Пожалуй, он им подойдёт.
Анна снова замерла, будто прислушиваясь. Потом посмотрела на него удивлённо и радостно:
– Месье Жак!
– И мадам Анна. А фамилия?
– Штольман, разумеется! – сказала она, уверенно ставя ударение на последний слог.
– Это вам духи рассказали?
Анна шлёпнула его по плечу, притворно сердясь, и тут же, словно извиняясь, принялась гладить, невесомо касаясь пальцами:
– Вот обязательно каждый раз спрашивать одно и то же?
– А что они ещё говорят? – хрипло спросил Яков, прижимая её к себе. Он и не предполагал, что после такой кровопотери можно испытывать такое желание.
Анна тихонько хихикнула:
– Они говорят: «Яков Платонович, побрейтесь!»
========== На росстанях ==========
С утра Антон Андреевич скомандовал возобновить поиски в лесу. Сам вёл городовых по карте, благо, уединённых строений, которые они не обошли, хватало еще. И лишь далеко за полдень, когда снег, валивший со вчерашнего дня, поднялся в колено, занеся все следы, вывел к пожарищу. Было еще достаточно светло, чтобы провести первичный осмотр места преступления. Тело нашли сразу. Политое керосином, оно
обгорело до полной неузнаваемости: единственное, чем господин Жан в своей жизни порадовал Антона Андреича.Брегет обнаружил Ульяшин.
– Ох, ты ж!..
Городовые сгрудились, разглядывая закопченную крышку часов, на которой проступали буквы.
– Штольман… - каким-то не своим голосом сказал околоточный и так взглянул на Антона Андреича, что Коробейников усомнился в том, что им удастся сработаться в дальнейшем.
– Посылайте за доктором, - приказал он, ни на кого не глядя.
Разыгранная вчера комбинация грозила поломать жизнь не только Штольману, но и ему самому. Об этом он не подумал. Подумал ли Яков Платоныч? Яков Платоныч обычно думал на три хода вперёд. Неужели он не догадался, что скажут о его помощнике, прекратившем поиски накануне, когда погибшего ещё можно было спасти?
«Эх, Яков Платоныч, что ж вы натворили?»
И понимал Коробейников, что не было у бывшего начальника выхода, да уж очень оно не по-людски получалось. И Анну Викторовну втянул…
Доктор прибыл на место быстро. Антон Андреич смотрел, как он почти бежит по тропинке за городовым, и в горле клокотали слёзы. Неправильно всё было - от начала до конца. И с этим уже ничего не поделать.
Александр Францевич торопливо склонился над погибшим, начал осмотр, а потом вдруг спешить перестал, словно задумался.
Городовые и думать забыли о сборе улик, стояли, сгрудившись подле, и лица у всех были потерянные. Антон хотел прикрикнуть: «Делом займитесь!» - да вспомнил, что чем меньше улик, говорящих о действительном положении дел, тем лучше. В первый раз с ним такое.
И всё же Ульяшин первым решился произнести:
– Кабы вчера поиски продолжили, может и жил бы.
И так посмотрел на Антона Андреича, что хоть стреляйся.
– Не торопитесь с выводами, голубчик, - сказал вдруг Александр Францевич. – Насколько я могу судить, Яков Платонович погиб не вчера, а третьего дня.
И тоже на Антона посмотрел.
Ульяшина было не провести, его тоже Штольман учил:
– Доктор, так пожарище-то свежее! Утром ещё тлело, снегом вон почти не закидало его.
Доктор Милц поднялся и встал рядом с Коробейниковым.
– А я и не говорил, что он погиб при пожаре. Его застрелили - видите, лоб пробит? И застрелили не менее тридцати часов назад. А тело уж вчера сожгли вместе с домом.
– Доктор, вы уверены?
– Абсолютно! – веско сказал Милц, беря Антона за руку. – Отправляйте тело в мертвецкую. И ко мне не забудьте наведаться, Антон Андреич, голубчик. Не корите себя, вы сделали всё, что могли.
Тело унесли, Коробейников следовал за ним, увязая в свежем снегу, и ни на кого не глядел. Вмешательство Милца избавило его от осуждения сослуживцев, но что заставило доктора так поступить?
У самой дороги Ульяшин нагнал молодого следователя.
– Антон Андреич, не хотел я… вы ж понимаете? Это ж Яков Платоныч, он же… - не давались слова околоточному.
Антон коротко кивнул, судорожно сглатывая. Ему тоже плакать хотелось.
***
Когда Коробейников вошёл в мертвецкую, тело Лассаля лежало, прикрытое простынкой, на столе, а доктор спокойно дописывал заключение. Передавая его Антону, задержал листок на миг, вынуждая взглянуть ему в лицо.