Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
– Ерунда!– заметил Гюберт. – Он в крушение попал в Польше в 1915 году и погиб.
– Видишь…– покачал головой Фома Филимонович.– Хорошим людям не везет. А хозяин после его смерти совсем сдал. Любил его шибко…
– Да… В хороших руках ты был, старик! – одобрительно произнес Гюберт. – Придется попробовать тебя.
– Попробуйте, – отозвался Кольчугин.
– Ружье тебе дам отличное,– сказал Гюберт. – Посмотрю, какой ты охотник.
– А чего смотреть,–заметил Фома Филимонович.–Я ведь зазря не гож болтать, господин начальник.Непривычный к этому сызмальства. Каков есть, таков есть. Будут
Гюберт энергично потер ладонью о ладонь и встал.
– Попробуем. Обязательно попробуем…– сказал он и обратился ко мне:– Почему вы не подстригаете бородку?
Я провел рукой по голове и признался:
– Разленился.
Гюберт покачал головой и ничего не сказал.
– Можно идти мне, господин начальник?– спросил Кольчугин.
Гюберт вдруг принял свой обычный холодно-безразличный вид. Он надменно кивнул. Старик вышел, а вслед за ним и Гюберт. Минуту спустя ко мне забрел Похитун.
Уставший и голодный, он был мрачен. Хоть он и бахвалился, что является завзятым охотником, я этому не верил. Вид его после охоты говорил об обратном.
– О чем вы тут?– спросил он, наверняка зная, что у меня был Гюберт, и притом необычно долго.
Я рассказал о беседе Гюберта с Кольчугиным.
– Ядовитый старикашка!–отозвался Похитун о Фоме Филимоновиче.–И языкатый… Вы обедали?
– Не успел.
– Пойдемте. У вас ничего нет?
– Пока нет, но к вечеру выдадут.
Похитун разочарованно сморщился, и мы отправились в столовую.
Следующий день начался с того, что меня вызвали к Гюберту. Он принял меня в своем кабинете и объявил, что завтра начнутся пробные прыжки с парашютом.
Я выразил полную готовность.
Затем Гюберт вынул из кармана ключи в кожаном чехольчике и подошел к сейфу. Дверца сейфа открылась с шипящим свистом.
Гюберт подал мне листок бумаги, на котором его рукой по-русски были написаны шесть фамилий и адреса передаваемых мне на связь агентов, а также пароли. С этими людьми мне предстояло «работать» на нашей стороне.
– Запишите, если не сможете вызубрить и запомнить,– сказал Гюберт.– Они будут знать лишь вас одного. Друг с другом незнакомы.
Я придвинулся к столу и вооружился карандашом.
– Я сейчас вернусь,– сказал Гюберт и вышел.
Мне слышно было,как он пересек гостиную, как хлопнула дверь другой комнаты. Я остался в кабинете один. На столе лежали какие-то заметки, расшифрованные телеграммы на специальных бланках, гербовая круглая печать и рядом с ней открытый металлический футляр для ее хранения. С моего места была отлично видна внутренность сейфа, стопка папок, какие-то книги в цветных коленкоровых переплетах, пистолет «Парабеллум» без кобуры.
Стоило мне протянуть
руку– и любой документ или печать оказались бы у меня. Я мог сделать несколько оттисков гербовой печати. Я мог ознакомиться с содержанием расшифрованных телеграмм. Я мог, наконец, поинтересоваться содержимым сейфа. Но я даже не шелохнулся. Я вспомнил сверток, доставленный Доктору.Значит,проверка не прекращалась. Конечно, все предметы разложены на столе с таким расчетом, чтобы можно было легко и сразу определить, к чему я прикасался. А возможно, что Гюберт наблюдает за мной откуда-нибудь.Я сидел не двигаясь минут восемь-десять, стараясь запечатлеть в своей памяти все, что надо было, о шести предателях-агентах. Потом я сделал себе условные пометки на листке бумаги.
Вернулся Гюберт.
– Ну как? – поинтересовался он.
– Кое-что записал, а потом сожгу,– сказал и вернул ему список.
Гюберт положил листок в сейф,закрыл дверцу, окинул коротким взглядом стол и сел.
В это время в соседней комнате послышались шаги и раздался осторожный стук в дверь.
– Да! – бросил Гюберт.
Вошел Похитун. Он на цыпочках пересек комнату по диагонали, приблизился к столу и осторожно положил перед Гюбертом бланк телеграммы.
Я уже давно заметил, что,являясь перед «грозные очи» гауптмана, Похитун становится как бы меньше ростом. Так было и сейчас.
Гюберт пробежал телеграмму глазами и,взглянув на Похитуна,строго спросил:
– Ну, кто оказался прав?
– Вы, господин гауптман,– подобострастно ответил Похитун и спросил: – Можно идти?
– Нет. Вы мне нужны. Садитесь.
Похитун сел на самый дальний стул, в углу комнаты, у окна, и смиренно сложил руки на коленях. Он всегда старался держаться подальше от гауптмана.
Гюберт посмотрел на него, потянул носом воздух и сказал:
– Сколько раз предупреждать вас:когда являетесь ко мне, не начиняйте себя чесноком!
Похитун встал.
– Что вы молчите?– спросил Гюберт.
– Виноват…– произнес Похитун и хотел было сказать еще что-то в свое оправдание.
Но Гюберт вдруг набросился на него и распушил на чем свет стоит.Бледный, с трясущимися ногами, Похитун сел.
Гюберт взял лист бумаги, карандаш, написал несколько строк и подал мне:
– Зашифруйте,– предложил он.– Посмотрим, как получится.
Я без труда в течение нескольких минут зашифровал предложенный текст и вернул его Гюберту.
– Расшифруйте,– сказал он Похитуну.
Тот вгляделся в текст,поморщил лоб и, даже не прибегая к карандашу, слово в слово доложил Гюберту то, что было мною зашифровано.
– Можете идти!– бросил Гюберт Похитуну.–Телеграммы «шестого» докладывайте вне всякой очереди.
– Слушаюсь, – пробормотал Похитун и исчез. Он не любил задерживаться в кабинете Гюберта.
Когда дверь закрылась, Гюберт взял телеграмму, принесенную Похитуном, и сказал:
– Ваш радист заработал.
Я нахмурился и сказал, что не понимаю, о ком идет речь.
Гюберт пояснил,что речь идет о том самом радисте,о котором говорил полковник Габиш и через которого я буду поддерживать связь. Он не назвал фамилии радиста, но я понял, что речь идет о Куркове. Гюберт предупредил, что завтра повезет меня на аэродром.