Конец парада. Восстать из пепла

Вообще-то, это не похоже на нее. Она была достаточно практична, чтобы избегать пагубных привычек. Она разбила телефон, чтобы разорвать связь с Эдит Этель, или потому что она ненавидела звенящие гудки, напоминающие ей ночную тревогу, или просто потому, что его надо было разбить. Ни за что на свете, ни за что, ни за что! она не собирается звонить ей и спрашивать:

– Это он подговорил тебя позвонить мне?

Это означало бы позволить Эдит Этель сунуть нос в их близость.

Ноги сами, подчиняясь воле подсознания, понесли ее к широкой полированной двери из сосны в конце зала. Дверь была в стиле готической архитектуры, но из-за экономии средств ее украшения напоминали погоны и каски из черного чугуна. (???)

– Конечно, если жена забрала всю его мебель, то понятно, почему он хочет поговорить... Мебель бы они поделили... Но он не из тех, кто разводится с женой, а она развода не захочет.

Уже пройдя под липкими сводами - все деревянные покрытия из-за лака выглядели липкими!
– она решила:

– Какая разница!

Самым замечательным было... но она не смогла сформулировать, что же было самым замечательным. Сначала надо было собрать предварительные сведения.

ГЛАВА 3

В итоге Валентайн сказала уже сидящей за столом с двумя розовыми гвоздиками мисс Ванострат:

– На самом деле я не хотела вас беспокоить, но ноги каким-то образом привели меня сюда... Это же из Шелли? (Перси Биши Шелли, 1792-1822. Цитата из "Индийской поэмы" - прим.перев.)

На самом деле, еще в Школьном Зале, еще до того, как она разбила телефон, ее толком не осознавший, но проницательный рассудок подсказал, что наверняка мисс Ванострат знает ответы на ее вопросы, поэтому нужно поторопиться и поймать директрису до того, как та уйдет вслед за девочками. Она заторопилась по опустевшим коридорам с готическими окнами, в ажур которых равномерно были вставлены кусочки розового стекла. Сокращенный путь пролегал через темную и безлюдную раздевалку. Среди шкафчиков Валентайн увидела угловатую веснушчатую девочку в черном. Она сидела на стуле, положив лодыжку одной ноги на колено другой и безуспешно пыталась зашнуровать тупоносый ботинок. Валентайн сама не поняла, почему ей вдруг захотелось сказать "До свидания, Петтигал!".

Пятнадцатилетняя неуклюжая школьница с прыщавым лицом предстала символом этого места - вроде бы здоровая на вид, но на самом деле не очень; вроде бы искренняя, но не жаждущая интеллектуальной честности; с выступающими косточками... и некрасиво всхлипывающая, отчего лицо выглядело вроде бы замызганным... Все эти "вроде" в полной мере относились к учебному заведению. Здесь все были вроде бы здоровыми, вроде бы искренними, вроде бы неуклюжими, в возрасте от двенадцати-до-восемнадцати, нелепо костлявыми из-за недостаточного питания... Вроде бы эмоциональные, но более склонные к хныканию, чем к истерике.

И вместо прощания Валентайн сказала:

– Давай!

По ее мнению, ученица слишком оголила ноги, поэтому она резко одернула юбку вниз и принялась шнуровать упрямый ботинок на упрямой лодыжке. В самый расцвет юности, который, несомненно, придет, но так же верно и пройдет, эта девочка, как водится, выскочит замуж, а после станет одной из Матерей Европы... В другой ситуации можно было бы успокоить словами, что праздники еще будут. Конечно же, но таких дней больше не будет!

Валентайн почувствовала на правой коленке теплую влажность.

– Мой кузен Боб был убит позавчера, - услышала Валентайн над головой.

Валентайн еще ниже склонилась над ботинком. В образовательных учреждениях нужно показывать стойкость и собранность при демонстрации со стороны учеников осознанных выходок. У этой девочки никогда не было двоюродного брата Боба или кого-то еще. Петтигал и две ее сестры, Петтигал-Вторая и Петтигал-Третья, были в этой школе на самых льготных условиях именно потому, что, не считая их овдовевшей матери, у них не было других родственников. Отец, майор на неполной ставке, погиб в самом начале войны. Все учительницы знали об этом, потому что каждой из них приходилось регулярно подавать отчеты о нравственных качествах сестер Петтигал.

– Он оставил мне своего щенка, чтобы я за ним присматривала. Это так несправедливо!

– На твоем месте, - сказала Валентайн, выпрямившись, - прежде, чем выйти на улицу, я бы умылась. Иначе тебя могут принять за немца.

Она накинула на плечи девочки мешковатую куртку.

– И постарайся представить, что дома тебя ждет кто-то, только что вернувшийся с войны. Это очень легко. И поможет тебе выглядеть лучше.

Продолжив свой путь по коридорам, она думала: "Святые небеса, насколько мне это помогло выглядеть лучше?"

Как и предполагалось, Валентайн успела перехватить директрису у дверей. Директриса жила в Фулхэме, где, несмотря на всю невзрачность этого пригорода, расположился особняк епископа. Противоречивых чувств этот факт не вызывал - воспитанная в истинном англиканском духе, эта леди в то же время достаточно повидала всяких сорванцов с окраины, иные проказы которых весьма выделялись из общей массы.

На первые три вопроса директриса отвечала в замешательстве, встав так, чтобы между ней и Валентайн был стол. Но перед цитатой Шелли она села, и весь ее вид говорил о немедленном желании праздновать всю ночь. Валентайн продолжала стоять.

– Сегодня такой день...
– очень осторожно начала мисс Ванострат, - От сегодняшних действий... может зависеть вся последующая жизнь...

– Именно поэтому я и пришла к вам, чтобы точно знать, где я стою и в какую сторону мне делать шаг.

– Я должна была отпустить девочек. И вы на самом деле дороги мне, поверьте. Попечители - я получила телеграмму от лорда Булнуа, - приказали освободить завтра учениц от занятий. Я нахожу это несколько несообразным, но все же таким образом...
– не закончила свою мысль женщина.

"Боже милостивый, я совсем не разбираюсь в мужчинах, но надо признать, и в женщинах мало что понимаю. Чего она добивается?.. Она нервничает. По всей видимости, она собирается сделать что-то, что, по ее мнению, мне не понравится."

– Не думаю, что кто-нибудь смог бы удержать девочек сегодня, - сказала ободряюще Валентайн.
– Никто не переживал такого, никогда еще не было такого дня.

Где-то на Пикадилли плечом к плечу бурлит толпа; Колонна Нельсона гордо возвышается среди сплошной массы; на Стрэнде в честь празднования наверняка жарят быка; на Уайтчепел эмалированные вывески с высоты взирают на миллионы двигающихся шляп - весь неприглядный и необъятный Лондон встал перед ее глазами. Лондон она воспринимала, как тетерев - свои родные вересковые заросли, но сейчас она вынуждена находится на отшибе и смотреть на две поникшие розовые гвоздики. Подношение лорда Булнуа мисс Ванострат, вероятно, уже подвяло, потому что в природе не может быть такого цвета!

– Мне хотелось бы знать, что вам эта женщина - леди Макмастер - сказала.

Мисс Ванострат смотрела на свои руки: тыльные стороны прижаты друг к другу, мизинцы переплетены... устаревший жест. Гиртон-колледж, выпуск 1897 года, предположила Валентайн. Развлечение для смышленой блондинки... В те дни благожелательные комические газеты называли их "Белокурые выпускницы"... Молчание затягивалось. Что ж, Валентайн не собирается устраивать демарши... Французское выражение, но как сказать по-другому?