Конец российской монархии

— Не сумлевайся, — говорил он понравившейся ему даме, — не сумлевайся! Все чувствия от Бога! Без греха ведь нет и покаяния, столь угодного Вседержителю…

Фотографии, которые мне пришлось видеть, изображают его высоким, довольно стройным мужиком лет 40–45, с темной бородой клином, длинными, спутанными волосами на голове и узкими неприятными глазами, от которых хочется уйти поскорее. На других фотографиях он изображен с опущенной головой, скрывающей выражение его глаз, и в этом виде он производит уже менее отталкивающее впечатление. Обычный туалет его — национальный костюм русского крестьянина, но рубаха на нем всегда шелковая — очередной подарок какой-либо из довольно многочисленных его поклонниц.

Григорий Распутин, он же Григорий Новый. Так подписывался он под своими телеграммами к царской чете.

Откуда это прозвище?

Рассказывают, что словом «Новый» назвал Распутина цесаревич Алексей. Привыкнув видеть лишь окружающих его лиц, и притом в форменном платье, он удивился появлению во дворце человека неизвестного и в не виданном им костюме.

— Новый! Новый пришел! — закричал он, желая предупредить своих родителей о прибытии во дворец Распутина.

Отсюда и пошло — Григорий Новый.

Настоящую фамилию «Распутин» его родственники объясняли происхождением от слова «распутие», близ которого якобы стоял дом его отца в далекой Сибири на реке Турин. Но ближе к натуре носившего эту фамилию было производить ее от слова «распутство». Несомненно, что это маловыгодное созвучие и вынудило Распутина присвоить себе дополнительную кличку — Григорий Новый.

Околдованная же им императрица дала ему более почетное звание — «наш первый Друг».

Ее дочери о нем писали не иначе как тремя большими буквами: «ОНЪ».

Распутин любил пображничать, и в час разгула все границы перед ним падали. Его поклонники и поклонницы приглашали его к себе наперебой; кормили, поили до отвала и всячески старались ему угождать. Наиболее экзальтированные доходили до кликушества: целовали его руки, одежду и даже бросались перед ним на колени… Все эти знаки явной истерии или прямой распущенности он принимал как должное. Однажды он высказал:

— Вот вы все меня не любите, а она (знак в сторону наиболее неистовавшей), она умрет за меня!

Ловкий мужик брал каким-то внутренним чувством, где и как себя держать. Во дворец он являлся смиренным «старцем», молитвенником перед престолом Всевышнего за царскую семью и Россию, человеком, сосредоточившим в себе мудрость народа и его чаяния. В грешном же миру, сохраняя на себе всю ту же загадочность, он далеко не прочь был спускаться и до греха.

Но и в этом миру он никогда не льнул к людям твердым и независимым. Он хорошо знал, что его сила лишь в среде больных, расслабленных людей и ловких карьеристов, которых, к сожалению, было немало в высшем столичном обществе перед мировою войною.

Такие люди, как Распутин, всегда находятся, когда на них обнаруживается спрос. Напротив, в здоровой атмосфере они быстро потухают. Охотно вокруг них лепятся разного вида и образа авантюристы, цель у коих «ловить рыбу в мутной воде». И хроника столичной жизни перед войною, к сожалению, полна была именами таковых.

Илиодоры, андронниковы, бадмаевы, симановичи, манасевичи и другие, коих я здесь не перечислю, — ведь это целая плеяда отвратительных дельцов, отравлявшая и заражавшая атмосферу жизни… Они без зазрения совести пользовались влиянием Распутина, чтобы проводить наверх нужных им людей и обделывать свои личные дела.

Главный же ужас «распутинского» времени был в том, что влиянием на дела этих людей окончательно расшатывался авторитет центральной власти и венчавшего ее монарха.

Люди чистоплотные и независимые, искренно и бескорыстно служившие Родине, постепенно падали или сами отходили от власти. На место же их приходили угодники и льстецы, ставившие выше всего свою личную карьеру. Ради этой цели ими делалось все в угоду безответственному и невежественному «старцу» и его приспешникам.

Этим путем власть и докатилась до края пропасти.

Распутин ни разу не был в Ставке. В период нахождения во главе армии великого князя Николая Николаевича об этом, конечно, не могло быть и речи. Бывший Верховный главнокомандующий был к этому времени уже прекрасно осведомлен о вредной деятельности «старца» и его порочных наклонностях.

Но с принятием обязанностей Верховного главнокомандующего императором Николаем II этот вопрос легко мог получить и другое направление.

Хотя Распутин и должен был предпочитать оказывать свое безответственное влияние не непосредственно, а через более экспансивную и отзывчивую императрицу, но последняя считала полезным личное присутствие «старца» в Ставке.

Наличие «запретного» для всемогущего Распутина места, несомненно, должно было раздражать и его самого; в глазах же императрицы этот запрет не вязался с ее больным представлением о Распутине как об источнике Божьей благодати и залоге всякого успеха.

Уже через самое короткое время после водворения в Ставке государь дал понять своему начальнику штаба генералу Алексееву, что императрица, живо интересующаяся жизнью страны и Ставки, ставит вопрос о приезде Распутина в Могилев.

Появление «старца» в Ставке удалось отклонить, но Алексееву пришлось по этому поводу выдержать очень щекотливое объяснение с императрицей Александрой Федоровной.

— Скажите, — обратилась она однажды к нему, — что имеете вы против нашего Друга и почему противитесь его приезду сюда? Он так облегчил и поддержал бы здесь государя!

— Ваше величество, — отвечал Михаил Васильевич, — я лично Распутина не знаю и никогда не видел, но о нем так много говорят дурного, что…

— Я знаю, — с горечью перебила она своего собеседника, — вы все здесь его не любите. Но вы не знаете нашего Друга: это чистый и Богу угодный человек. С просьбой о молитвах за наследника я ведь не сразу обратилась к нему! Но до Бога, видимо, не доходят молитвы наших иерархов как неугодные. Эти люди слишком поглощены делами мирскими. И только обращение к Богу этого простого человека, на котором почивает Божья благодать, облегчает страдания моего больного мальчика… — С этими словами, вся взволнованная, императрица удалилась, не дав генералу Алексееву ответить на ее слова.

Конечно, результаты распутинского влияния на власть сказались не вдруг. Но уже за несколько лет до 1914 г. участие Распутина в направлении государственных дел может быть установлено с несомненностью.

Это видно хотя бы из того, что конфликт, приведший к мировой войне, застает Распутина хотя и на родине, но прикованным к постели ножевой раной в живот, полученной им в результате покушения на его жизнь. Близкими к Распутину лицами покушение это приписано мести и интригам другого русского авантюриста того времени, монаха Илиодора, но для общества это дело осталось затуманенным, и женщина, покушавшаяся на жизнь Распутина, была признана невменяемой. Несмотря на пребывание в Сибири и свою болезнь, Распутин не считает, однако, для себя возможным не откликнуться на развертывавшиеся события. Он пишет царю письмо, в котором советует послать в Берлин доверенное лицо с поручением добиться от императора Вильгельма сохранения мира.