Конец света: первые итоги

18. Эрже. Голубой лотос (1936).

19. Анна Франк. Дневник (1947).

20. Клод Леви-Стросс. Грустные тропики (1955).

21. Олдос Хаксли. О дивный новый мир (1932).

22. Джордж Оруэлл. 1984 (1948).

23. Госинни и Удерзо. Астерикс, вождь галлов (1959).

24. Эжен Ионеско. Лысая певица (1950).

25. Зигмунд Фрейд. Три очерка по теории сексуальности (1905).

26. Маргерит Юрсенар. Философский камень (1968).

27. Владимир Набоков. Лолита (1955).

28. Джеймс Джойс. Улисс (1922).

29. Дино Буццати. Татарская пустыня (1940).

30. Андре Жид. Фальшивомонетчики (1925).

31. Жан Жионо. Гусар на крыше (1951).

32. Альбер Коэн. Прекрасная дама (1968).

33. Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества (1967).

34. Уильям Фолкнер. Шум и ярость (1929).

35. Франсуа Мориак. Тереза Дескейру (1927).

36. Раймон Кено. Зази в метро (1959).

37. Стефан Цвейг. Смятение чувств (1927).

38. Маргарет Митчелл. Унесенные ветром (1936).

39. Д. Г. Лоуренс. Любовник леди Чаттерлей (1928).

40. Томас Манн. Волшебная гора (1924).

41. Франсуаза Саган. Здравствуй, грусть (1954).

42. Веркор. Молчание моря (1942).

43. Жорж Перек. Жизнь, способ употребления (1978).

44. Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей (1902).

45. Жорж Бернанос. Под солнцем Сатаны (1926).

46. Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Великий Гэтсби (1925).

47. Милан Кундера. Шутка (1967).

48. Альберто Моравиа. Презрение (1954).

49. Агата Кристи. Убийство Роджера Экройда (1926).

50. Андре Бретон. Надя (1928).

Видя, как при всеобщем равнодушии (или попустительстве) приближается дематериализация литературы, я решил составить еще один список книг ХХ века — МОИХ ЛЮБИМЫХ СТА КНИГ, КОТОРЫЕ НАДО, ПОКА НЕ ПОЗДНО, ПРОЧЕСТЬ НА БУМАГЕ. Французский «топ-50» не вызвал у меня особенных возражений — при всей своей эклектике он основывался на консенсусе и выглядел достаточно сбалансированным. К сожалению, он обладал одним существенным недостатком: это был не мой, а чужой список. Мне же захотелось устроить собственный «хит-парад минувшего века» — субъективный, несправедливый, однобокий, очень личный. Одновременно и более современный, потому что я считаю преступлением превозносить исключительно мертвецов, то есть тех, кто меньше всего нуждается в нашей помощи. Я многим обязан своим современникам и не понимаю, почему большинство литературных критиков наказывают некоторых авторов только за то, что те еще живы. Как в 1911 году Валери Ларбо написал в «Фермине Маркес»: «Господа школьные надзиратели, чьи библиотеки состоят из конфискованных у учеников книг, объяснят вам, что всякий автор, претендующий на обладание начатками таланта, обязан скончаться не менее чем 75 лет назад». Мне не хватает терпения ждать приговора потомков. Преимущество живых писателей в том, что с ними можно встречаться, дружить или враждовать, задавать им вопросы по поводу их творческого метода и (иногда) выслушивать ответы, оказывать друг на друга влияние, сравнивать себя с ними, испытывать взаимное уважение, с ними можно ссориться, мириться, спать или обливать их помоями. Значительная часть авторов, вошедших в мой хит-парад, никогда не упоминалась ни в одном литературоведческом эссе. Цель этой книги не в том, чтобы предложить некую альтернативную иерархию (любые художественные рейтинги лживы по определению, потому что творчество — не лошадиные бега), а в том, чтобы восстановить справедливость: пока французская литература после смерти Пруста, Селина, Сартра и Камю почивала на лаврах, появилось определенное число зарубежных авторов, которые ее растолкали, в результате чего из всепланетного базара, именуемого глобализацией, на свет родилась шайка французских писателей. Их поколение — Бессон, Каррер, Депант, Уэльбек, Жоффре, Муа, Нотомб, Пий и другие — потихоньку-полегоньку, не мытьем, так катаньем, завоевывает мир: по этой самой причине Гонкуровская премия и премия Ренодо 2010 года привлекли к себе гораздо больше внимания, чем обычно. И вот впервые все они (французы и иностранцы) собраны здесь и внесены в опись усилиями скромного собрата, который не зря суетился, чтобы открыть для вас кое-кого из них.

Выбрать сто любимых книг — значит дать характеристику самому себе, и предлагаемый мной новый список красноречиво свидетельствует о моей малограмотности. Мне скажут, что это — кособокий пантеон литературоведа-самозванца, но на самом деле представленная библиотека из папье-маше прежде всего выдает мою натуру привыкшего разбрасываться читателя-самоучки. Разумеется, в списке «Лучших книг ХХ века», опубликованном в 2002 году, фигурировало много почитаемых мной авторов (Аполлинер, Набоков и другие), а также авторов, с которыми мне довелось быть лично знакомым (Саган и Кундера). Чтобы не походить на старого маразматика, талдычащего одно и то же, я сознательно исключил их из членов нового Клуба-100. Всех, кроме Жида и Саган, Перека и Виана, Хемингуэя и Фицджеральда. Почему? Потому что исключение подтверждает правило и потому что на свете нет наслаждения выше, чем нарушить закон, который сам имел глупость только что провозгласить, особенно если тебе выпадает шанс первым попытаться выложить на весы имена всей шайки. Да-да, это они во всем виноваты, я тут ни при чем, они подбили меня на нехороший поступок; впрочем, подробнее об этом — ниже.

Позвольте уточнить: в выборе «топ-100» я руководствовался не собственной прихотью. Я действовал строго научно. Составляя последний рейтинг личной бумажной библиотеки, я оценил по десятибалльной шкале тысячи литературных произведений, опубликованных с 1895 по 2010 год, вывел по каждому среднее арифметическое, а затем перетащил победителей в свой дом в Стране Басков. Алгоритм получения конечного результата был настолько сложен, что Марку Цукербергу, 4 февраля 2004 года основавшему Фейсбук, остается только нервно курить на лестнице. Но поскольку я сторонник прозрачности во всем, то охотно делюсь с вами своим научным методом. Вот по каким десяти критериям я производил отбор.

МОИ ДЕСЯТЬ КРИТЕРИЕВ ОТБОРА ЛЮБИМЫХ КНИГ:

1. ВНЕШНОСТЬ ПИСАТЕЛЯ (КАК ОН СЕБЯ ВЕДЕТ И ВО ЧТО ОДЕВАЕТСЯ).

2. ЮМОР (ЛИШНИЙ БАЛЛ ЗА КАЖДЫЙ ВЗРЫВ ХОХОТА).

3. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ АВТОРА (НАПРИМЕР, ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ В МОЛОДОСТИ).

4. ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА КАЖДУЮ ПРОЛИТУЮ СЛЕЗИНКУ).

5. ШАРМ, ГРАЦИЯ, ЗАГАДКА (КОГДА ВОСКЛИЦАЕШЬ: «ДО ЧЕГО ЗДОРОВО!», БУДУЧИ НЕ В СОСТОЯНИИ ОБЪЯСНИТЬ ПОЧЕМУ).

6. ПРИСУТСТВИЕ УБИЙСТВЕННЫХ АФОРИЗМОВ И АБЗАЦЕВ, КОТОРЫЕ ХОЧЕТСЯ ЗАПИСАТЬ, А ТО И ВЫУЧИТЬ НАИЗУСТЬ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА КАЖДУЮ ЦИТАТУ, СПОСОБНУЮ ПРОИЗВЕСТИ ВПЕЧАТЛЕНИЕ НА ЖЕНЩИН).

7. КРАТКОСТЬ (ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ БАЛЛ, ЕСЛИ В КНИГЕ МЕНЬШЕ 15 °CТРАНИЦ).

8. СНОБИЗМ, ВЫСОКОМЕРИЕ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ АВТОР — ТЕМНАЯ ЛОШАДКА, ПЛЮС ДВА БАЛЛА — ЕСЛИ ОН РАССКАЗЫВАЕТ О ЛЮДЯХ, КОТОРЫХ Я НЕ ЗНАЮ, ПЛЮС ТРИ БАЛЛА — ЕСЛИ ДЕЙСТВИЕ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ В МЕСТАХ, ПРОНИКНУТЬ В КОТОРЫЕ НЕВОЗМОЖНО).

9. ЗЛОБНОСТЬ, РАЗДРАЖИТЕЛЬНОСТЬ, ГНЕВ, КОЖНЫЕ ВЫСЫПАНИЯ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ, ЕСЛИ У МЕНЯ ВОЗНИКЛО ЖЕЛАНИЕ ВЫШВЫРНУТЬ КНИГУ В ОКНО).

10. ЭРОТИЗМ, ЧУВСТВЕННОСТЬ ПРОЗЫ (ПЛЮС ОДИН БАЛЛ ЗА ЭРЕКЦИЮ, ПЛЮС ДВА БАЛЛА ЗА ОРГАЗМ БЕЗ ПОМОЩИ РУК).

Надеюсь, эти новые революционные критерии произведут переворот в преподавании литературы в средней школе. После долгих месяцев отсрочек, правки рукописи и полной смены взглядов, стоивших моему издателю последних волос, я хотел бы успокоить всех ныне живущих писателей, не попавших в список: если мой список не оставит равнодушными других пожирателей бумаги, облысевший Марсель стребует с меня второй том, в который вы, обладая талантом, войдете автоматически; в случае, если талантом вы не обладаете, мне глубоко плевать на ваши обиды. Также спешу уточнить, что авторы, находящиеся на жалованье в издательстве «Grasset», были мною сразу исключены (Бернар, Шарль и Жан-Поль, простите великодушно, но профессиональная этика — та еще сука). Итак, вот мои сто настольных книг минувшего века — перечень столь же странный, как и Сто дней, и клуб еще более закрытый, чем «Двести семейств» [7] .

7

«Двести семейств» — принятое во Франции в период между двумя войнами наименование 200 крупнейших акционеров Банка Франции

О мой винтажный читатель! Бумажный букинист, пережиток пыльных чердаков, отважный токсикоман, подсевший на самый опасный в мире наркотик! О доблестный хранитель заплесневелых фолиантов, божественный литературный аутист, спаситель разума от забвения, молю тебя, не исцеляйся! Продолжай пестовать бумажных тигров, пока у нас есть еще время! Некоторые из перечисленных книг уже не купишь ни в одном книжном, другие пока есть, но вот-вот пропадут; впрочем, через пару-тройку лет пропадут и сами книжные со всеми современными Монтэгами. Так спешите же втихаря обогатить свою коллекцию этими пережитками прошлого. Давайте спасем хотя бы нескольких happy few [8] , которых еще можно спасти. Давайте вместе замедлим прогресс всеобщего оглупления, очень вас прошу. Еще минутку, господин цифровой палач. Позвольте дочитать страницу, ну пожалуйста, мне осталась последняя глава, — так приговоренный к казни выкуривает последнюю сигарету, так японец спокойно ждет цунами в своем бумажном домике. Равнодушие спящих отнюдь не означает, что в том, что стоит на пороге, нет ничего страшного. Мы медленно и вяло вступаем в апокалипсис беспамятства и пошлости. Если сегодня я пишу, то только благодаря тем клочкам папируса, за которыми всегда скрывалась родственная душа. Это они во всем виноваты — Джей и Брет, Блонден, Туле и Дастен… Во всяком случае, чувство благодарности или злобы — в зависимости от того, как вы оцениваете мой микроскопический по размерам камешек в сооружении здания, — должно быть обращено не ко мне, а к ним.

8

Здесь: счастливчики (англ.)

Ф. Б.

Последнее уточнение. Текст книги «Конец света: первые итоги» нельзя скачать ни с одного интернет-сайта. Таким образом, версия на любом носителе, кроме бумажного, является поддельной или пиратской. Если я застукаю вас за тем, что вы читаете ее с экрана, схлопочете по морде. Все ясно?

Номер 100. Кристиан Крахт. 1979 (2001)

1979 год выдался необычным — то был год второго нефтяного кризиса. Праздник закончился не только для иранского шаха, но и для многих жителей западных стран. В Германии роман вышел под названием «1979», во Франции его озаглавили «Конец вечеринки». Жискару оставалось два года президентства. Выражение «экономический кризис» начинало входить в обиходный лексикон. Действие романа немецкого «попсового» писателя Кристиана Крахта не случайно завершается 1979 годом, потому что именно он знаменует утрату обществом невинности и крах потребительской утопии. Группа «Stoogеs» и Серж Генcбур прославили 1969 год; «Smashing Pumpkins» назвали одну из своих песен «1979». В ней есть такие строки: «We don’t even care as restless as we are, / We feel the pull in the land of a thousand guilts» [9] . Звучит красиво, хотя я не очень понимаю, что они хотели этим сказать.

9

«Нам плевать, что мы такие неугомонные,/И нас так и тянет в страну тысячи грехов» (англ.)