Конец войны

— Бах, бах, бах! — прозвучал взрыв, показавшийся самой лучшей мелодией, которую только слышал в своей жизни майор.

Он схватил бинокль, всмотрелся в то место, куда удалось проникнуть группе, которую товарищи уже списали как смертников.

— Спасибо! — растерянно сказал майор госбезопасности Сенцов, посмотрев в небо.

А после он обратил внимание, как большое пространство, окружающее башню, покрылось электрическими всполохами, как эти сполохи стали собираться в небольшие шарики, словно шаровые молнии, а после начали взрываться. Пелена исчезла, открывая взору истинную картину: как именно выглядит сейчас построенная в XIX веке твердыня, которая была облюбована сильными изменёнными.

— Что это? — спросил связист, который успел забраться наверх штабной машины и даже притащить с собой телефон. — Артиллерия просит разрешение, но хотят услышать пароль.

Голос связиста был растерянным, он не отводил взгляд от этой картины и всё смотрел, как красиво исчезает барьер.

— Словно волны расступаются, а еще… Это Северное Сияние, — прокомментировал связист.

Сенцов мельком подумал, что каждый по-своему воспринимает, как разрушается барьер. Ведь майор видел что угодно, но не воду и не Северное Сияние.

Это были молнии. Буйство электричества.

— Дон тринадцать, — выдал ключевую фразу в трубку Сенцов.

— Ох ты ж ***, а это что за упыри? — в ужасе прошептал связной, рассмотрев в бинокль измененных.

Сенцов подумал, что его команде нужен свойспециалист-радиотехник. Да и всё равно, от многих, кто находится теперь непосредственно рядом с башней Дона, невозможно будет скрыть, что на территории этой фортеции происходило нечто необъяснимое.

Так что… В Отделе Альфа — плюс один сотрудник.

* * *

Вспышка от взрыва и грохот случились с разницей в более чем шесть секунд. Здесь и сейчас законы физики были, кажется, лишь условностью. А потом время понеслось вскачь… Резко вязкость пропала. Пелена барьера исчезла, перед тем концентрируясь в энергетические сгустки, падающие на траву неспешно, словно фосфор после подрыва фосфорной бомбы на высоте.

Это могло бы показаться завораживающим, удивительно красивым зрелищем, но я не стал досматривать. Почти сразу я уронил голову на землю, прижимаясь к траве, желая, чтобы ни я, ни мои товарищи не только не получили ранения от разрыва фугаса, но и остались без контузии. Я понимал, что уже скоро здесь начнётся сущий ад. Барьер рухнул, а значит, сюда немедленно полетит всё, что только умеет летать и взрываться, что есть в арсенале Красной Армии.

Но как скоро? Даже для полета снаряда нужно время, за которое может случиться непоправимое. И пока что наибольшую опасность представляют твари.

Я не только услышал свист приближающихся снарядов со стороны артиллерийских расчётов Красной Армии, я почувствовал опасность. Вжал голову в землю, стремясь практически врасти в нее, и, сжав руки в кулаки, со всей силы желал, чтобы вокруг нас образовался какой-нибудь кокон наподобие того самого барьера, который отделял Башню Дона от внешнего мира.

Наверное, это что-то психологическое — ожидать, что всё желаемое обязательно должно сбыться. Но над головой летели снаряды, свистели мины, и я лежал, зная — вот сейчас мою спину изрешетят многочисленные осколки. Я точно не из робкого десятка., но мы едва отразили атаку монстров, теперь же над нами нависла реальная опасность быть разорванным своим же, советским, снарядом. Хочешь не хочешь, а психика начинает давать сбой.

В небе послышался гул самолётов, и в голове возник образ заходящего на бомбардировку ИЛ-2. И всё ещё страшно давило на голову, ведь твари всё ещё здесь. И они пытались что-то сделать, не оставляли попыток влиять на меня, видно, не до конца осознавая, что время их существования закончилось. Именно существования, так как жизнь они закончили ровно тогда, когда насытились скверной.

— Бах, бах, бах, бах! — звуки взрывов заглушили даже нескончаемый вой сирены.

Всю эту мистику можно и нужно бить силой человеческой мысли, гением, который создал столь мощное оружие для убийства себе подобных и, как оказалось, не только себе подобных, но и тех тварей, которые лишь только обликом своим могут напоминать людей. Думая об этом, я нисколько не сомневался, что я — другой, я свой, я за человечество.

И всё-таки замедление времени может ощущаться по-разному: когда на время или на психику и восприятие воздействовали твари, пространство казалось тягучим, словно кисель; а сейчас никакой тягучести не было. Но секунды тянулись, словно минуты.

— Да ***! — выругался я, почувствовав, как по спине черканул какой-то из осколков всего того боезапаса, что сейчас сбрасывался на башню.

Прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что никаких жизненно важных органов осколок задеть не мог. Лишь царапнул, рассёк кожу, и спине вдруг стало очень тепло, сочилась горячая кровь.

— Ты должен умереть! — неожиданно в голове возник голос.

Я-то был уверен, что тварям уже не до меня!

И я почувствовал, что кто-то, скорее всего, самый главный из тех существ, что прятались в Башне, стал приближаться ко мне. Безусловно, было опасно даже шевелиться, осколки проносились рядом размолачивая всё совсем близко от меня, но я поднял голову, чтобы оценить обстановку. Да, «оно» шло ко мне, даже, скорее, плыло, будто и не касаясь поверхности земли.

Ах ты ещё и левитириуешь!

— И на хрен же я тебе сдался?! — борясь с усиливающейся болью в висках, заорал я.

Патронов не было. Времени на то, чтобы проверить боекомплект у товарищей, что лежали рядом, также не оставалось. Да я и абсолютно был уверен: обычная пистолетная пуля этой твари покажется вряд ли более беспокоящей, чем комариный укус. Ведь вокруг свистели осколки, авиационные бомбы превращали в кирпичную крошку казавшуюся мощной и когда-то даже неприступной Башню. Уже не менее одного боекомплекта выпустили «катюши», прилёты ракет мощными мазками завершали картину хаоса. А тварь всё приближалась, будто происходящее и не касалось ее, будто только меня и видит.

А встречать своего врага, лёжа в траве, я никак не мог. Дождавшись, когда разорвутся последние прилетевшие на данный момент ракеты, когда разлетятся осколки авиационных бомб, я поднялся в полный рост, ощущая, что какую-то жилу под правой лопаткой прилетевший в меня осколок всё-таки подрезал.

Я решительно встретился глазами с тварью. Вблизи «оно» было абсолютно бледным, сверкающим ярким голубым светом. Морда твари в человеческом обличии не давала шанса думать иначе как о том, что передо мной предстал мертвец. Да, не тот, что вылез из могилы. Но этом существе была энергетика смерти. Тварь полностью покорилась старухе с косой, и, видимо, сама старушенция и наделила существо своей Силой. Скверна — это сама смерть!

Нашему миру присуща жизнь. Даже если человек умирает, то всё равно его частичка остаётся в этом мире. Память это, часть души или же ДНК, но это передается детям человека или какого-то другого земного существа. И каждое живое живет столько, сколько жива память о нем и сколь продолжается род. Так что на Земле царит жизнь! А вот то, с чем я столкнулся — это абсолютная смерть!

— Умри! — раздалось у меня в голове, и я почувствовал мощный толчок.

Этот импульс не свалил меня, но будто стена придвинулась, оттесняя меня.