Конец войны

Почему-то именно воспоминания о демонической мифологии приходили мне на ум. По преданию суккубы могли приходить к мужчинам, соблазнять их, при этом высасывать частичку души, порой, убивая. Суккубе невозможно сопротивляться, если она хочет совокупляться. Ей вовсе сложно сопротивляться, а иные, если верить различным мифам, так и вызывали этих суккуб. Желали, наверное сдохнуть в оргазме.

В переводе суккуба — это та, что возлегает «под». Возможно, это то немногое, что рознит Ольгу и понятие о суккубе. Оля была не «под», Оля была «над», на мне, когда начала тянуть энергию.

— Приди ко мне, хочу ещё! — не своим голосом, каким-то зловещим, сказала Оля.

Я даже присмотрелся к ней, а не появилась ли здесь скверна. Нет, скверны не было, а был прав мой приятель. Бывают и такие моменты, когда слово «ещё» начинает мужчину пугать.

Я начал концентрировать энергию в правой руке, вспомнил всё то, что чувствовал во время поединка с тварью у Башни Дона, я тогда смог ужарить,, могу и сейчас. Словно порыв ветра, в Ольгу влетел поток живой энергии.

— А-а-а-а! — закричала девушка.

И насколько же это самое «а-а» может быть разным. Ещё пять минут назад такой же звук, но с другой интонацией и другим напором, говорил о перевозбуждении женщины. Теперь же то же самое «а-а» говорило о боли. Простой банальной физической боли.

— Пришла в себя? — строго спросил я.

После подошёл к девушке, сдернул с постели одеяло и обмотал им находящуюся в недоумении ведьму. Оля не ответила. Она начала рыдать. Удивительные метаморфозы! Только что она была той, которая желала вытянуть из меня всю энергию без остатка, пусть при этом и подарить минуты страсти.

Теперь же Ольга предстала в образе плаксивой девчонки, которая хотела большой и светлой любви, романтики, а потеряла девственность в подъезде и по пьяни. Может быть, я и должен был сказать какие-то слова утешения, обнять плачущую красавицу. Нужно было переварить то, что произошло, подумать, что с этим делать, а также важно написать подробную должностную записку. Скрывать произошедшее в свете всей этой чертовщины я посчитал невозможным.

Через час молчания, ещё через полчаса извинений и разговоров, мы улеглись спать, стараясь не прикасаться друг к другу.

Глава 19

— Нам встречаться нельзя, тем более вот так, — сказал человек в капюшоне.

— Ты должен дать наводку и помочь вывести команды ваших колдунов на мою группу. Дальше живи спокойно, пока новых заданий не будет, или не живи… экакуируйся, — сказал другой человек, которого зовут Адриан фон Фелькерзам.

— Я принес бумагу, тут все расписано, где живут иные, как и где будут обучаться. Мне опасно покидать базу. Я не смогу больше встретиться, — говорил предатель.

— Бумага… Это дополнительное свидетельство. Не нужно больше писать. Кто-то мог заметить, что ты пишешь, или саму бумагу увидят. Мелочи, но именно они чаще всего и ведут к провалам, — говорил Адриан.

Удивительно, что человек с именем Адриан фон Фелькерзам не просто хорошо говорил на русском языке, но делал это лучше, чем его собеседник. Все дело в том, что один из самых удачливых и профессиональных немецких диверсантов был… Русским.

Адриан родился в Санкт-Петербурге, но после революции уехал сперва просто из города, а потом и в Германию. Так что диверсант первые слова говорил на русском языке, а после он командовал Балтийской ротой полка «Бранденбург-800», где так же все говорили на языке Толстова и Достоевского. Ну и русское дворянское происхождение сказывалось.

— Я понял вас. Но разговор был бы долгим, в бумагах написано немало данных, — даже предателю было несколько обидно, что его поучают.

— Ты сам должен убить того сильного колдуна. Без этого операция может провалиться. Мою группу могут разбить, рассеять, уничтожить. Но знай, что я останусь, чтобы сделать с тобой все то, что ты уже испытал, даже больше, — сказал фон Фелькерзам.

Предателя передернуло, он вновь вспомнил, какая может быть БОЛЬ. Но уже не только страх перед болью заставлял сотрудника Особого Отдела Альфа шпионить в интересах Германии и Англии, но и то, что это входило в привычку. Стоило оступиться раз, второй… Предатель уже рассчитывал на то, что скоро его эвакуируют и даже не в Германию, сотрудник Отдела Альфа сумел войти в контакт с английской разведкой.

— Почему именно я должен убить его? — спросил предатель, и голос был его даже требовательным.

— Тон смени! Ты его убьешь, потому что будешь рядом с ним. Если он раньше не замечал в тебе опасность, значит, не заметит и после. Вот, держи, — один предатель, который изменмил России намного раньше, чем его собеседник, второй предатель, передал пудреницу. — Тебе достаточно помазать свою руку этим порошком и после коснуться какой-нибудь части тела Тумана. Желательно, чтобы это было лицо.

— И меня возьмут, будут пытать, а после расстреляют? И что будет с моими родными? — спрашивал предатель, изменивший своей родине всего год назад. — Мне нужны гарантии.

— Твоих родных из Москвы уже эвакуируют. Они у нас. Тебе же будет достаточно лишь промыть с щёлочью свою руку, — солгал-диверсант.

Впрочем, он не во всем врал. Родных предателя в рядах Особого Отдела действительно взяли под контроль и могут в любой ликвидируют.

— Но я не хочу в Германию, — сомневался сотрудник Особого Отдела. — Я помогаю вам, но Красная Армия под Берлином.

— Ненадолго. Мы тоже были под Москвой. А ты хотел в Англию? Туда и отправишься. Достаточно будет добраться до Карповки. Там тебя будет ждать эвакуационная группа. Отправишься на юг, под Одессой будет баркас, в который ты, твоя семья, как и вся наша группа погрузитесь и отправитесь в Турцию, — озвучил Андреас заранее заготовленную легенду.

— Я всё сделаю, — решительно сказал предатель, вышел из закоулка, где проходила встреча, спешно направился прочь.

Ему ещё нужно было как-то объяснить своё более чем полуторачасовое отсутствие тем сотрудникам, которые выехали с Базы в Гомель для встречи и загрузки на аэродроме всего причитающегося Особому Отделу, как и принять людей на проверку наличия Альфы.

* * *

— Нас утро встречало с прохладой, — напевал я, наблюдая в окно, насколько разительно менялась погода.

Ещё вчера было почти по-летнему тепло, сегодня, почти по-зимнему холодно. Впрочем, снег в апреле — вполне нормальное явление. Тем более, что на улице всё равно было выше нуля, и снег быстро растает. Но пока мокрый снег мог бы навеять уныние. Мог, но не мне, не сейчас, не в этой жизни.

— Проснулась? — спросил я Ольгу, не прекращая выполнять отжимания. — Собирайся! У нас до выхода тридцать минут. Быстро завтракаем консервами, не забываем тебе одеть свитер, мне плащ, уходим.