Конечно, это не любовь

— Это неправильно.

— Неправильно — это вмешиваться в жизнь людей и в их память. Я думал, что история с родителями научила тебя этому.

— Замолчи! — велела Гермиона. — Ты сам знаешь, что это жестоко. И… — она сделала паузу, выдохнула, успокаиваясь, и тихо сказала: — мы ведь друзья. Неужели наша дружба и моя безопасность не стоят трех минут памяти этого парня?

Шерлок взглянул на спящего Джона. Он понимал, что вспылил и допустил ошибку — Гермиона была права. Джону не нужно знать о магии, перемещениях в пространстве и о Гермионе. Три минуты — это все, что он потеряет. Но Шерлок ненавидел отступать от своих слов и решений, поэтому почти презрительно напомнил:

— Дружба — эта сказка для глупцов. У меня нет друзей, Гермиона. Я слишком умен для этого.

В Чертогах медленно, плавно зааплодировал Майкрофт. Гермиона вздрогнула всем телом, ее лицо окаменело, она пару раз кивнула головой, как китайский болванчик, развернулась и направила на Джона палочку. Раздалось спокойное, отстраненное:

— Обливиэйт.

После этого Гермиона обернулась к Шерлоку. Он понимал, что еще сейчас может сказать что-то. Что-то правильное. Извиниться, быть может. Но он промолчал, и с громким хлопком она исчезла из гостиной квартиры 221б по Бейкер-стрит.

Конечно, это не любовь. Глава 22

В просторной комнате, больше похожей не на гостиную, а на приемную, было тихо. Только тикали часы. И пахло сосновыми шишками. Хозяин гостиной сидел в кресле и смотрел на огонь. Гермиона стояла рядом и тоже вглядывалась в пламя, думая о том, почему в доме Майкрофта Холмса всегда пахнет сосновыми шишками.

— Добро пожаловать в ряды отверженных, — сказал Майкрофт после паузы, длившейся уже больше двадцати минут. — Каково это — быть вычеркнутой из его жизни?

Гермиона не ответила, трансфигурировала из оттоманки кресло и опустилась в него. Если бы не необходимости держать лицо перед Майкрофтом, она забралась бы в кресло с ногами, но он бы этого не понял. И никогда бы ей не забыл.

— Когда-то центром его вселенной был я, — продолжил Майкрофт. — Но не слишком долго. Он променял меня на тебя так же легко, как меняет свои однотипные пальто. Теперь у него новая игрушка. Джон Ватсон весьма удобен — он постоянно под рукой, готов следовать за ним по пятам, к тому же, продемонстрировал почти собачью преданность. Шерлок всегда любил собак.

— Я не собираюсь говорить про Шерлока, — сказала Гермиона.

— Брось, — Майкрофт холодно улыбнулся, — сбежавший из Азкабана убийца — не лучший повод зайти ко мне посреди ночи. Уверен, дело в Шерлоке. И в его новом домашнем питомце.

Гермиона бросила на Майкрофта неприязненный взгляд — она не собиралась говорить или даже думать гадости про доктора Ватсона.

— Благородство и самоотверженность, как всегда, — продолжил Майкрофт. — Ты остаешься идеалисткой, Гермиона.

— А ты притворяешься законченный циником, стараясь понадежней спрятать нежное брюшко, — парировала она. Майкрофт тихо засмеялся, но его смех, как и всегда, был совершенно не веселым.

Они просидели перед камином еще некоторое время, потом Гермиона достала из сумочки бутылку огневиски, а Майкрофт, сморщившись, принес бокалы. Гермионе по-прежнему слишком не нравился старший Холмс, но они слишком тесно сотрудничали, чтобы иметь право на взаимную неприязнь. К тому же (и для Гермионы это было очевидно), они были связаны навсегда — Шерлоком.

— Возможно, — сказал Майкрофт после второго бокала огневиски (крепкий напиток волшебников он пил как воду — с каменным лицом, не проявляя никаких эмоций), — Джон Ватсон даст ему то, чего не можешь дать ты. Мы оба.

— Это правда, что Джон спас его? — спросила Гермиона в ответ.

— Относительно. Он убил человека, который ему угрожал. У моего брата своеобразное отношение к убийству и к смерти вообще. И для этого есть причины.

Гермиона кивнула — Майкрофт никогда не рассказывал ей историю целиком, но из его намеков она поняла, что Шерлок не случайно удалил свои детские воспоминания. Когда он был совсем ребенком, в жизни семьи Холмсов произошло нечто страшное, выходящее за рамки обычной семейной трагедии.

Она сделала еще один глоток из своего бокала и отставила его. Майкрофт налил себе третий, но больше ничего не говорил до тех пор, пока Гермиона не встала и не подошла к камину. Когда она уже достала из кармана горсть летучего пороха, он произнес:

— Я повысил степень наблюдения за ним. За ними обоими.

— Надеюсь, этого будет достаточно, — без уверенности кивнула Гермиона и переместилась по камину к себе.

Дома ее ждал Виктор.

— Ты поздно, — заметил он, подавая ей руку и помогая выйти.

— Были дела.

Он насупил брови и уточнил:

— В половине четвертого?

Она пожала плечами, сбрасывая мантию и сразу же обрабатывая ее чистящими чарами.

— Женщине не стоит ходить непонятно где ночью, — сказал он, когда Гермиона разулась и переоделась в свободный домашний костюм.

— Я не только женщина, я глава ДМП, — ответила она, но совершенно без веселья. До сих пор она не позволяла себе думать о Шерлоке и о том, что он сказал. Сразу из его дома переместилась к Майкрофту — все равно собиралась обсудить с ним проблему с побегом из Азкабана. Кроме того, он действовал на ее эмоциональность получше любого замораживающего заклятия — рядом с ним все ее чувства и переживания застывали и покрывались коркой льда. Но теперь, рядом с надежным сильным Виктором, лед начал таять, и слова Шерлока зазвучали в ее голове. «У меня нет друзей, Гермиона. Я слишком умен для этого», — так он сказал. Всякий раз Гермиона думала, что дошла до предела, нашла ту грань, дальше которой он не может пойти — и каждый раз ошибалась. Это было действительно худшее, что она от него слышала, а главное — это было неправдой. Он не думал так, но намеренно говорил, зная, что причинит ей боль.

— О чем задумываешься? — вырвал ее из невеселых мыслей Виктор.

— Тяжелый день. Побег из Азкабана нам дорого будет стоить, — ответила Гермиона. — Тем более, что на свободе Джон Флетчер, правая рука Лестрейнджа.

Виктор подошел к ней и обнял сзади. Теплое дыхание обожгло шею.

— Ты уже не на работе, — шепнул он ей на ухо, — перестань о ней думать.

Гермиона закрыла глаза. Обычно ей нравилась эта позиция Виктора — оставлять работу за порогом дома, — но сейчас ее голова была занята вовсе не работой, а Шерлоком. И она не могла перестать думать о нем.

— Виктор, нет, — тихо сказала она. — Не сегодня. Я совершила за день пару десятков аппараций и едва держусь на ногах.

Виктор отстранился сразу же и без единого слова возражений последовал за ней в спальню и тихо разместился на краю ее кровати. Вскоре Гермиона уже слышала его ровное дыхание. У Виктора был здоровый сон человека, который много времени занимается физической активностью, постоянно находится на свежем воздухе и не имеет никаких проблем со здоровьем — он засыпал мгновенно и спал крепко. Гермиона же и обычной ситуации засыпала тяжело и мучилась от кошмаров — постоянно пить зелья ей не хотелось, а без них она во снах видела то войну, то укоризненно качающих головами родителей, то мертвого Шерлока. В эту ночь она и вовсе заснула уже после того, как рассвело. Сначала ей снилось что-то мутное — в ушах звучали хлопки перемещений, мелькали смутно знакомые пейзажи, а потом привиделся Шерлок. Он стоял где-то очень высоко, на вершине скалы или на башне, и смотрел вниз, на Гермиону. Она пыталась докричаться до нее, но он не слышал. Было очень холодно, дул ледяной ветер, и в какой-то момент его порыв достиг Шерлока. Тот поправил пальто, движением, больше подходящим Гарри, взлохматил волосы, и плавно и легко прыгнул вниз. Проснулась Гермиона с колотящимся от страха сердцем от отвратительного хруста — тело на большой скорости впечаталось в камни.