Конечно, это не любовь

Гермионе, которая пришла в себя через несколько минут, но едва держалась на ногах, он о письме даже говорить не стал.

Ночью того же дня он снова пробрался к ней в комнату — и не зря. Она сидела на кровати, завернувшись в три одеяла, и дрожала.

— Не представляю, как Гарри отбился сразу от целой стаи, — произнесла она тусклым голосом. — Это ужасно.

— Хорошо, что твое заклинание все-таки сработало, — заметил Шерлок.

— Я увидела, как ты попал дементору в голову, и это… — она улыбнулась. — Никто бы больше не додумался стрелять в дементора.

— Жаль, что ему от этого не стало хуже.

Гермиона сначала кивнула, потом издала странный булькающий звук, а потом залилась хохотом.

Шерлок закатил глаза и привычно устроился в углу на теплом пушистом ковре.

Дружбы не существует. Глава 18

В последнее время в жизни Гермионы было немало причин для слез.

Ежеминутно она боялась за своих родителей — хотя Дамблдор и сказал, что установил на их дом защиту, они были очень уязвимы. Также она боялась за Шерлока — его родители действительно перебрались в Суссекс, но сам он регулярно приезжал в родной дом в Кроули. Она очень переживала за Гарри — тот делал вид, что он в порядке, но на самом деле безумно тяжело переживал смерть Сириуса, да еще и пророчество довлело над ним отравляя даже самые приятные минуты. О смерти Сириуса она тоже горевала — не так, как Гарри, наверное, но искренне. Он получил почет и долгожданную свободу, освобождение от всех обвинений — но посмертно. Кроме того, она опасалась за Виктора — тот вдруг перестал отвечать на ее письма. Гермиона утешала себя мыслью о том, что, если бы с ним что-то случилось, об этом написали бы в газетах, но на душе у нее становилось все тяжелее с каждым разом, когда сова приносила обратно невскрытые письма.

Невероятно и немыслимо, но из всех этих причин для слез Гермиона выбрала самую несущественную и глупую — она рыдала из-за Рона Уизли.

Давайте подумаем здраво. Рон Уизли — мальчишка, который обзывал ее ночным кошмаром на первом курсе. Который не разговаривал с ней месяц на третьем. Из-за которого она едва не пропустила первый бал на четвертом. Который списывал у нее каждую букву ее домашних работ. Который не упускал случая обидеть ее. Он самый. Так почему же она рыдает от того, что он обнимается по всем углам с идиоткой-Браун?

Наверное, потому что тот же Рон Уизли спас ее от тролля, набросился на Малфоя, когда тот обозвал ее, готов был драться с Сириусом Блэком, а в бою в Министерстве Магии прикрывал ей спину.

А может, дело было в том, что он был смешливым, обаятельным и солнечно-теплым. Он был олицетворением мира и нормальной жизни. Сам его вид словно говорил, что войны не существует и существовать не может. Гермиона давно заметила это, но, пожалуй, никогда действительно не осознавала. Она влюбилась в Рона Уизли.

А у того развивался бурный роман с Лавандой.

Возможно, переносить это было бы легче, если бы парочка не стремилась выставить свои отношения напоказ. Но нет, куда бы Гермиона ни пошла, она обязательно натыкалась на хихикающую Браун и сверкающего довольной улыбкой Рона. А последней каплей стало его высказывание: «Я могу целоваться, с кем хочу! Я ей ничего не должен!». Это он Гарри объяснял, что Гермиона его совершенно не интересует.

Как раз после этого она и убежала в восточное крыло замка, рыдать.

Она понимала, что ее слезы беспричинны и глупы, но никак не могла унять их, и даже попытки представит себе Шерлока, поднимающего ее на смех, ни к чему не приводили.

Спустя полчаса слезы, к счастью, закончились сами собой. Она прислонилась головой к холодной каменной стене ниши, несколькими глубокими вдохами восстановила дыхание и достала из сумки справочник по нумерологии. Возможно, цифры помогут ей отвлечься.

Но она не прочитала и полглавы, как услышала чьи-то быстрые шаги, которые гулким эхом отдавались в пустом коридоре. Она подняла голову от книги встретилась взглядом с последним человеком, которого хотела сейчас видеть — с Драко Малфоем. Однако выглядел он не так, как обычно — от брезгливого выражения лица не осталось и следа, воротник мантии был порван, значок старосты съехал в сторону, а по красному в пятнах лицу текли слезы. Он замер, увидев Гермиону. Она приоткрыла рот, желая что-то сказать, но… Шерлок в несколько секунд по цвету лица, разводам слез и оборванной пуговице определил бы причину слез Малфоя, но она не была Шерлоком — ей было нечего сказать. Конечно, это был прекрасный момент, чтобы позлорадствовать, пара слов — и Малфой почувствует на собственной шкуре, каково это — быть объектом презрения и насмешек. Но Гермиона вышла из того возраста, когда от подобного получают удовольствие, лет десять назад. Поэтому она демонстративно подняла с колен книгу и медленно опустила голову, делая вид, что страшно увлечена текстом.

Со стороны Малфоя послышался неопределенный звук — не всхлип, не то вздох, потом снова раздались шаги. Коридор опустел.

Гермиона осталась сидеть в нише с книгой, но так до конца вечера ничего и не прочитала. Несколько часов она так и эдак крутила мысль о том, что же произошло с самым неприятным человеком в школе.

Пару минут она даже уделила обдумыванию теории Гарри, которая звучала как «Драко Малфой — Пожиратель Смерти», но потом признала ее нереальной и перешла к другим версиям. Возможно, у него нелады с девушкой? Что и не удивительно, потому что надо быть либо слепой, либо бестолковой, чтобы встречаться с ним. Или он переживает за отца — тот ведь находится недалеко от Волдеморта и, вероятно, рискует жизнью каждый день.

Наконец Гермиона вытащила пустой лист бумаги, чернильницу и написала короткое письмо Шерлоку, в котором изложила свои наблюдения и предположения. Как всегда, после письма ему на душе стало легче, Гермиона поняла, что в силах покинуть спасительную нишу и присоединиться к друзьям (а точнее, к Гарри) за ужином.

Ответ от Шерлока пришел через четыре дня, но до тех пор произошло еще одно событие, которое всерьез заставило ее усомниться во всех своих версиях и задуматься о том, все ли в порядке в этом мире — Малфой с ней поздоровался. Дружелюбно.

Это было перед занятием по древним рунам, которые со всего Гриффиндора посещала одна только Гермиона. Малфой подошел к кабинету раньше своих товарищей, взглянул на читающую параграф Гермиону и сказал:

— Привет, Герйнджер.

Все было бы отлично, если бы дальше последовало что-то вроде: «Интересно, все магглы такие страшные, или ты даже на их фоне выделяешься?». Она бы посоветовала ему заткнуться, он снова сказал бы что-то весьма неприятное, и в конце концов, она ушла бы в кабинет. Но — нет. Он сказал «привет», достал из сумки учебник и тоже погрузился в чтение.

«В прошлом году задачки были повеселей, — писал ей Шерлок. — Я предпочту шпионов и убийства, а не подростковые мелодрамы. Дождись следующего выходного, который вы все проведете вне замка. Если произойдет что-то потенциально опасное, значит, Д.М. связан с Пож. см. Если нет — его шантажируют жизнью отца и чего-то хотят получить. В любом случае, это не слишком интересно и тебя не касается. Держись от него подальше и занимайся окклюменцией, это полезней для ума. Ш.Х.».

Гермиона прочла письмо три раза, особенно обратив внимание на слова о «потенциально опасном». Дело в том, что «потенциально опасное» в Хогсмите уже произошло — Кэтти Бэлл до сих пор находилась в Больнице св. Мунго, проклятая неизвестной магией ожерелья. Гермиона написала об этом Шерлоку и отправила сову. В этот раз ответ пришел еще быстрее, всего через три дня. «КАК? — прочла она крупные буквы посреди листа. Далее мелким почерком внизу шел текст: — как ты могла расписывать мне полстраницы рыдания какого-то мальчишки, но не упомянуть о покушении? Проверь свои приоритеты. Д.М. — Пожиратель, у него есть задание, которое может выполнить только ученик Хогвартса. Думай, кого ему нужно убить и к кому больше никто из сторонников Т. к.н.н. не может подобраться».

Прочитав это, Гермиона перевела взгляд на смеющегося над какой-то шуткой Симуса Гарри. Он был тем человеком, чьей смерти больше всего желал Волдеморт. Но он не стал бы поручать его убийство мальчишке, он даже своим ближайшим соратникам запретил его трогать. Тогда… Гермиона посмотрела на преподавательский стол. Профессора МакГонагалл, Стебель, Флитвик и прочие не подходили — едва ли она представляли интерес для Волдеморта. Слизнорт? Он скрывался долгие месяцы, возможно, о чем-то сильно мешает Волдеморту. Снейп? Нет, если бы Волдеморт узнал, что Снейп на самом деле служит Дамблдору…