Конформист. Мемуары провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

"Жигулевский рабочий" выходил три раз в неделю на четырех полосах половинного формата "Правды". В каждый номер требовалось три - четыре фотографии.

На третий или четвертый день, меня фотокорреспондента, редактор неожиданно попросил прочитать и исправить передовицу в завтрашний номер, подготовленную Молчановым. Я, естественно, удивился. Помучившись с правкой, в итоге переписал передовую статью от первой до последней строчки полностью, следуя канонам, которым учили в Университете на курсе "Теория и практика партийной советской печати". Новым коллегам статья понравилась. Молчанов, сомневаюсь, читал ли. Редактор не высказал своего мнения, не поблагодарил даже. Мне спросить, посчитал не скромным. Через неделю понял, статья его удовлетворила, потому что попросил написать передовицу. Теперь уже самостоятельно. Подсказал лишь несколько тезисов, которые следует учесть.

Я полистал подшивку последних номеров с передовицами и другими статьями, написанными Молчановым, самим Когтевым и ужаснулся. Целые абзацы заимствованы из центральных газет, чаще из "Правды", больше половины статьи.

После передовиц, когда ответственный секретарь Ибатуллин (Фамилию не помню точно), "лыко не вязал", редактор стал поручать делать макеты полос и править материалы, написанные им самим и сотрудниками редакции. Статьи, порой приходилось целиком переписывать. Типография находилась на одном этаже, рядом с редакцией, и вскоре небольшие тексты я уже диктовал сразу линотипистке, горячие строчки нёс метранпажу и подсказывал, что передвинуть, что убрать. Какое-то время я гордился свободой творчества, с интересом осваивал новые для себя газетные профессии. Жена радовалась за меня, и возмущалась, допоздна задерживаюсь в газете или типографии, а держат на должности фотокорреспондента, заставляя выполнять не свойственную работу.

Редактор воспринимал, сложившееся положение, как само собой разумеющее. Ставки творческого сотрудника не было, и он не мог перевести меня из фотокорреспондентов, прибавить гонорар.

Склонность к постоянной выпивке, вызвала у Молчанова инфаркт, и он надолго выбыл. Редактор, с ответственным секретарем не собирались бросать собутыльника, надеялись на его возвращение, хотя врачи и предупредили, больше Молчанову не работать в полную силу.

Виктор Иванович, бывший фотокор "Жигулевского рабочего", встретившийся, в эти дни, пожаловался, дела у него плохи, рад бы вернуться. Работая в редакции его всегда ждали гарантированные девяносто рэ, кроме небольшой пенсии по инвалидности. Находил время подработать на свадьбах и похоронах, в школах. Никакой специальности, как и образования, у Василия Ивановича не было. Наловчился снимать крупные планы передовиков, и взяли в газету. Других кандидатур в городе не нашли.

Встреча с ним подтолкнула активнее требовать у Когтева, поставить меня, хотя бы временно, на освободившуюся ставку замредактора, иначе я уйду в Тольяттинскую городскую газету "За коммунизм", в которою меня звали и обещали, "что-нибудь придумать", если я решусь перейти к ним. Звали и после "Гидростроителя", но зима, воспоминания об автобусных страданиях, не позволили тогда согласиться.

Когтев понимал, я могу уйти. И решился. После консультации в горкоме партии, ему разрешили поставить меня своим заместителем, ВРИО, пока не пришлют из Куйбышева. Обязали настойчивее требовать в обкоме партии скорее прислать более серьезную кандидатуру. Мой возраст, малый стаж работы в Жигулевске, не позволял даже думать о постоянной работе в должности, которая относится к номенклатуре областного комитета партии. Позже я узнал, Когтев так и не сообщил в обком, что у него нет заместителя. Ждал возвращения своего друга и собутыльника. Меня, хотя и временно исполняющим, взяли благодаря не стандартному знакомству с Ярополком Ивановичем Борисановым - первым секретарем Жигулевского горкома КПСС.

Состоялось оно в первую неделю моей работы фотокорреспондентом, с выволочки. Он вызвал меня "на ковер", а я, еще не имевший опыта общения с здешним первым лицом - хозяином города, повел себя неадекватно, как потом объяснили. Секретарь горкома запомнил меня.

А дело было так. Для газеты я сделал серию снимков с отчетно - выборной городской партийной конференции. Газета выходила на следующий день. Перед редактором встал выбор: отправить мои снимки с конференции в Куйбышевскую цинкографию, изготовить качественные клише фотографий и перенести выпуск газеты на день. Другой вариант, выпустить газету по графику, но без снимков. Тогда все четыре полосы газеты: текст доклада и выступлений делегатов будут "слепыми", на языке газетчиков, т.е. без иллюстраций.

Редактора выбрал третий вариант - рискнул сделать клише на собственном оборудовании. Называлось оно, если не путаю - ИГА, где разрешение снимков очень низкое, крупные планы можно еще рассмотреть, а фотографии с множеством лиц, сливались во что-то непонятное.

В "Жигулевском рабочем" это были мои первые серьезные работы, с особо важного мероприятия, и я постарался. Снимки повторяли лучшие композиции фотографий ХХП съезда КПСС. Стол Президиума, трибуна с выступающим Первым секретарем, портрет Л.И. Брежнева, Почетные знамена - награды города, пионеры, приветствующие участников конференции. И на каждом снимке множество людей.

Утром следующего дня, я едва вошел в редакцию, редактор встретил меня с мертвым лицом, еще на пороге "обрадовал".

– Отправляйтесь в горком, Борисанов хочет вас видеть.

– Что случилось? - удивился я.
– Что понадобилось первому секретарю горкома от фотокорреспондента? Снимки с партконференции, мог спросить у редактора.

– Борисанов тебе расскажет.

Больше ничего Когтев не сказал, а только поторопил идти. Медленно я стал соображать, может, не понравились снимки в газете? Скорее всего, если судить по лицу Когтева. Но почему? Газеты я еще не видел.

В приемной меня ждали. Борисанов, не вставая, не протянув руки, не пригласив сесть, с порога набросился.

– Вас в Университете учили таким снимкам? Вы до вчерашнего дня держали в руках фотоаппарат?
– он показал первую полосу "Жигулевского рабочего" с панорамной фотографией на четыре колонки, общего плана конференции. Я понял, секретаря горкома возмутило качество газетного снимка. Но причем Университет, держал ли я фотоаппарат в руках... Он совершенно ничего не понимает в газетном производстве.

А Борисанов продолжал повышенным тоном, указывая на снимки.

– Здесь кого-нибудь можно узнать?

Я набрался смелости.

– Портрет Леонида Ильича крупный и не узнать нельзя.

– Вы еще грубите!.. Кто это на трибуне?
– он показал на себя.

– Я принесу вам оригиналы фотографий, посмотрите, а потом продолжим разговор. Извините, я не привык к такому тону. Я такой же коммунист, как и вы, а потому извольте не кричать. Не нравится газетное качество снимков - претензии к типографии, редактору.

– Коммунист...Не привык...
– повторил за мной Борисанов, и замолк, долго не мог успокоиться. "Какой-то начинающий журналист делает ему замечание". Но стерпел, и пригласил меня сесть.
– Немного погорячился. А вы, вижу, смелый! В этом кабинете никто не смеет так разговаривать со мной.

– Плохо, - заметил я.

Он окинул меня вопросительным взглядом и ничего не сказал.

В эти секунды думал, сейчас позвонит редактору и тот выгонит из газеты. Вспомнил Александра Ивановича Сашина, назвавшего Жигулевск стоячим болотом, глухой провинцией.

Борисанов будто прочитал мои мысли, улыбнулся вдруг, и попросил объяснить, если я считаю фотографии нормальными, то почему такие безобразные снимки в газете.

Пришлось долго объяснять. Поразило, он внимательно выслушал, и, главное - понял. Согласился, что печатное оборудование жигулевской типографии на уровне каменного века и следовало задержать выпуск газеты, а клише сделать в цинкографии.

Прощались мы мирно, он пожал на прощание руку, и даже проводил до дверей. Так состоялось мое знакомство с главой города - первым секретарем ГК КПСС, Ярополком Ивановичем Борисановым.