Конкурент мой

Каюсь! Смалодушничал. Смылся в ванную, оставив Северуса одного отбиваться от сдвоенного натиска Кингсли с Малфоем… За что и был наказан. В душевой было слышно каждое сказанное в комнате слово. Каждое! Не помню, как вернулся в комнату. Я всё же не был настолько идиотом, чтобы не понять, что для Шефа Британского Аврората «воскрешение» Северуса не было неожиданностью. Он знал… Они все знали. И про то, что он выжил, и про артефакт. А я-то, наивный, ещё удивлялся, чего это лучший ученик такого параноика, как Хмури, поверил на слово бывшему аврору, не потребовав доставить поднявший такую бурю в Магическом Мире артефакт в самое защищённое из хранилищ Министерства.

«Эх, Поттер, Поттер, ничему-то тебя жизнь не научила!» – привычный бархатный голос моего второго «Я» заставил перевести взгляд с Шеклболта на Северуса, и мне с трудом удалось удержать на лице маску насмешливого безразличия, скрывая почему-то полоснувшую по сердцу боль. Вот оно! «Ты хотел поверить? И как? Поверил? И что теперь?» Что ты так встревоженно смотришь на меня, Ворон? Поговорим, говоришь, когда вернёшься? Ну что ж, поговорим. Пора заканчивать это приключение. Мне нельзя было впускать тебя в свою душу, Ворон. Кого угодно, только не тебя. В груди почему-то саднило и что-то словно не давало дышать. Ничего, я возьму себя в руки и выкину из головы напрочь это сумасшествие. Обещаю! Только вот облегчения это обещание не принесло.

К тому времени, как пришла моя очередь отвечать на каверзные вопросы Кингсли, я уже успел взять себя в руки и только язвил, пожалуй, несколько больше обычного, изображая святую невинность и полную неосведомлённость в событиях, произошедших на вилле Ворона. Лгать – не лгал, но слова переворачивал с ног на голову так, что сказанное мною кардинально меняло смысл.

Видел ли я магглов, напавших на поместье? Видел, а как же! Что говорите? Их было больше семидесяти. Да вы что?! Я имел несчастье лицезреть только двадцать. Как один маг может справиться с такой ордой? А я откуда знаю! Меня там не было. Лично я там ни одной живой души, кроме мастера Сангре, не видел. Ну-у, Долохов с Уорреном у нас же официальные покойники. Так что – тоже правда… А что вы хотели? Чтобы я, шесть лет общаясь с самым лучшим манипулятором Магического Мира, не научился играть словами? Ну, вы меня прямо за идиота держите! А это уже оскорбление… Я ведь и обидеться могу…

В общем, допрашивавший меня следователь Аврората сорвался на крик уже через четверть часа, и Кингсли взял дело в свои руки, выставив истерика за дверь. И правильно! Если уж его от меня так колбасит, что ж случится, когда ему кто-нибудь вроде Беллы-покойницы попадётся? Непорядок. Я хоть и не служил больше в этом славном ведомстве, его престиж не был для меня пустым звуком… О чём тотчас же и сообщил Главному Аврору. Шеклболт долго смеялся, но от идеи вытрясти из меня-любимого нужные ему сведения не отказался, в течение двух часов пытаясь поймать меня на ошибках и нестыковках в ответах. Дело закончилось ничьёй: про ПСов он ничего узнать не смог, но Гильдией Зельеваров заинтересовался всерьёз.

Игра с Шефом в старую как мир игру «кто кого переупрямит», принесла хоть какое-то облегчение, на несколько часов избавив от мыслей о Вороне, а потом тоска навалилась с новой силой. Но я уже всё для себя решил. Снейп… слишком глубоко проник мне в душу, добравшись до моего настоящего «Я». То, что мы испытывали друг к другу, было… слишком сильным, почти болезненным чувством. А я с детства привык к тому, что те, кем дорожишь больше всего на свете, уходят. Всегда. И это больно. Очень больно.

Мне с трудом удалось сосредоточиться на расшифровке последних записей в дневнике мастера Чар, но постепенно работа отвлекла от переживаний, и я погрузился в неё с головой, позабыв о времени. Пару раз в кабинет заходила Нарцисса, но, чувствуя моё настроение, не приставала с расспросами, а просто молча убирала пергаменты с записями со стола и ставила передо мной поднос с едой, дожидалась, пока я, не замечая вкуса пищи, проглочу всё принесённое ею, и затем вызывала домовика, чтобы унёс грязную посуду. Ворон появился только под утро. При взгляде на его встревоженное лицо моя решимость разорвать так пугавшее меня наваждение подувяла, но я всё же сумел взять себя в руки, максимально честно объяснив причину своего отказа от отношений:

– Думаю, я просто не могу себе тебя позволить, Ворон… – а вот заглянуть после этого ему в глаза мне решимости не хватило. Честно говоря, я просто сбежал из кабинета и старался избегать Ворона все последующие дни, встречаясь только в его уцелевшей от погрома лаборатории для проведения очередного ритуала. Он отвечал мне тем же, появляясь в особняке Блэков лишь глубокой ночью и сразу же исчезая в выделенной ему спальне. Остальные жители дома – Герми, Рон и так и не вернувшийся в Малфой-Менор Хорёк – шарахались от нас, как от прокажённых. Мы, словно два танцора, танцевавшие танго на минном поле, опасались сделать лишний шаг или сказать лишнее слово. Часы складывались в дни, так в напряжённом противостоянии пролетела неделя. Работа продвигалась вперёд семимильными шагами. Не за горами уже был завершающий этап. С каждым днём создаваемое Вороном зелье становилось всё сложнее и требовательнее в приготовлении, да и применяемые в ритуалах чары прочно перешли в разряд Высших, и мы теперь часами пропадали в лаборатории. Постепенно стена отчуждения между нами таяла. Слово здесь, прикосновение там, склонившаяся над плечом фигура, рисующая что-то на пергаменте. Рабочие моменты, в которых, собственно, не было, да и не могло быть ничего интимного, но… от одного его запаха, от звуков хрипловатого голоса над ухом, от взглядов… Особенно от взглядов! Мне просто срывало крышу, вызывая во всём теле тянущую боль постоянного возбуждения и неудовлетворённости. Скрывая свои чувства, я снова начал язвить по поводу и без повода. Он не оставался в долгу, всё чаще позволяя себе двусмысленные высказывания. Напряжение между нами нарастало, но я пока что держался, стараясь как можно больше времени проводить с друзьями, в неразлучную парочку которых как-то незаметно влился белобрысый Хорь, похоже, напрочь забросивший своё чистокровное семейство и буквально пустивший корни на Гриммо 12.

Как ни странно, он оказался замечательным собеседником, умным и язвительным. О своей жизни после школы рассказывал скупо: учился, женился, родил сына. Всё, как положено отпрыску чистокровного рода. Вот только плебейское занятие – работа – никак не вписывалось в эту схему. И мы с Герми, проявлявшей с каждым днём всё больше любопытства к жизни бывшего школьного врага, однажды вечером «развели» его на разговор.

– Послушай, Малфой, а как получилось, что ты стал колдомедиком? Ведь, насколько мне известно, в ваших кругах не поощряются подобные занятия.

Ужин, приготовленный эльфами, был вкусным, вино, найденное в подвалах особняка – отменным, Ворон пропадал в своей лаборатории, и на этот раз не нуждался в помощи чароплётов, отчего же было не развлечься ни к чему не обязывающим разговором возле камина.

– А я всегда хотел им быть. Вот родители и пошли мне навстречу, – в голосе блондина было столько затаённого тепла и любви по отношению к Нарциссе с Люциусом, что наши предрассудки о том, что Малфои внутри семьи ведут себя так же отстранённо, как и на людях, рассеялись, словно дым на ветру. – Боевая магия… Не скрою, когда-то она меня привлекала. Даже слишком привлекала. И идеи превосходства магов над магглами. Кое в чём я согласен с ними и сейчас, – увидев, как нахмурилась моя подруга, он пояснил:

– Согласись, волшебники сильнее магглов, но магглорожденные – тоже маги. Во время учёбы я отыскал кое-какие старинные рукописи, в том числе и те, авторство которых приписывалось Слизерину. Так вот, Основатель ратовал за то, чтобы ассимилировать вас, а не уничтожать. Это заставило меня переосмыслить кое-какие усвоенные с детства ценности…

– А как же запрет на обучение в Хогвардсе?

– А ты вспомни поголовную неграмотность магглов в Средние века. Для того чтобы они могли хотя бы понимать то, что им говорят на уроках, их ещё обучать надо было. Вот о чём шла речь! А вы знаете, что до войны с Гриндевальдом в чистокровных семьях было принято женить и выдавать замуж младших отпрысков за принятых в род магглорожденных волшебников? Для того чтобы влить свежую кровь и предотвратить вырождение.

– Тогда почему эта традиция была прервана?

– Из соображений гуманности. Таких детей похищали из родных семей после первого же магического всплеска и воспитывали уже в семьях магов. Сама понимаешь, родители-магглы были от этого не в восторге.

Мы с Роном почти не участвовали в их споре, просто приглядываясь к собеседникам. Взволнованно поблёскивавшая глазами Гермиона, с которой как-то незаметно спала маска сурового декана и крутой амазонки, впервые за многие годы напоминала ту беззаботную девчонку, какой была когда-то в Хогвардсе. А Хорёк… хмм… Называть этого парня хорьком как-то уже и язык не поворачивался. В отличие от нашей подруги, он ничем не напоминал себя прежнего. Драко вёл разговор спокойно, не допуская даже намёка на так любимые им раньше оскорбления. В его рассказе о проведённых исследованиях звучала глубокая увлечённость, а в словах о семье – любовь и привязанность ко всем её членам. Кроме Астории. Странно, но о жене Малфой отзывался холодно, как о чужом человеке. Зато сына, судя по всему, обожал, с затаённым теплом и гордостью рассказывая об успехах четырёхлетнего Скорпиуса.

Помнится, я тогда даже беззлобно подколол его, пошутив, что Малфой-самый-младший, судя по его словам, способен превзойти даже меня по способности манипулирования людьми. На что гордый отец только ехидно усмехнулся. И никому из нас даже в голову не пришло, что в скором времени нам предстоит на своей, так сказать, шкуре ознакомиться со способностями этого юного гения. А зря.

Распрощавшись в тот вечер с друзьями и завалившись спать, я поднялся засветло, отправившись на виллу Ворона, чтобы помочь ему с очередной ступенью варки зелья. До ритуала, завершавшего этот этап, оставались всего сутки. А потом… потом, теоретически, после суточной подготовки мы имели шанс получить Философский камень. Если мы всё сделали правильно… Если нам повезёт… Если… Если… Если…