Консорциум
Шрифт:
В классе, где он учился, существовал какой-то нездоровый ажиотаж на предмет будущего поступления в ВУЗ. Среди одноклассников только и слышалось: «Ты куда будешь поступать? А ты?..» — понятно, что в такой атмосфере Юра поддался всеобщей горячке, и непоступление в институт рассматривал как катастрофу. А куда идти, толком не знал.
Вообще-то, он давно замечал в себе интерес к гуманитарным дисциплинам, и по всем статьям ему бы идти на исторический или философский факультет. Он и хотел, но когда сунулся туда, наслушался от тамошних абитуриентов всяческих страстей: поступить адски сложно, конкурс — десять человек на место, профессура — звери… Шут знает, что в этих разговорах было правдой, а что глупостями, но Юрий перепугался. Не
Что делать?.. тут-то и пришла в голову спасительная мысль. А где самый слабый конкурс? Выяснилось, что аутсайдеров два: экономический и географический факультеты. Экономика Юрия не привлекала, ну а география дело другое, романтично даже как-то, интересно… вот и двинул Юрий Лосев туда. Сдал без проблем, вздохнул с великим облегчением: студент! А дальше будем думать.
В общем, ситуация похожа на ту, что годы спустя возникла у студента другого поколения: Андрея Рябко. Но с существенным отличием: у Андрея вышло само собой, что он решил сменить специальность, и ему это удалось. Юрий же лелеял эту мысль с самого начала… и у него она не сбылась.
Почему?
Да потому что наука географии оказалась еще куда интереснее, чем он представлял себе сначала. От поездок на практику — в черт-те какую глушь, где неделями жили в палатках и питались концентратами — его однокурсники старались откосить как могли. А Юра неожиданно для себя нашел вкус в этой военно-полевой жизни. Он бродил по холмам, долинам, берегам рек и озер со всякими буссолями, теодолитами, проводил картографическую съемку местности, на его глазах чистый лист бумаги превращался в самую настоящую карту… это было удивительно, но все же не главное.
Главное — Юрий прежде не замечал красоты природы. А тут он встретил летнее разнотравье, душистые объятия перегретого солнцем леса, таинственное журчанье ручья в самой далекой чаще, чистота безлюдных рек, прозрачных на всю глубину, до самого каменного дна… Все это тронуло душу студента так, что вернувшись из первой экспедиции, он другими глазами взглянул и на город, заметил в нем то, чего сроду не замечал раньше: неброские улочки, переулки и дворы, где притаилось нечто такое, чего он объяснить не мог, но смутно чувствовал. Он открыл для себя несколько таких мест, с виду ничем не примечательных: просто тихая улица, просто замкнутое пространство, где дома по самые крыши упрятаны средь тополей, берез, рябин, сирени… где самое время течет как-то не так… а может, даже и не течет оно там, а что-то иное происходит с ним.
Может быть. Но это там, в таинственном пространстве. А в обычной жизни время все-таки течет, уносит наши дни и годы, вот и жизнь Юрия Лосева влилась в колею, потекла по ней. Усердие студента оказалось замеченным, ему предложили остаться на кафедре. Он согласился, хотя еще не знал, что из этого выйдет. Он просто увлекся своим делом. А по большому счету…
Этот счет сложился из того, что Лосев сохранил философский склад ума. И не сразу, но год за годом в нем вызревала идея, в которую поначалу он и сам не решался верить, но она сама заставила его поверить. Ведь стало получаться, черт возьми!..
Идея нуждалась в разработке. Никому не говоря, Лосев взялся за это, углубился в литературу, и чем дальше вникал, тем больше поражался, восхищался, жаждал новых знаний, искал их, сопоставлял, вновь изумлялся… теория росла, укреплялась, требовала подтверждений. Но он отлично понимал, что попробуй он выступить перед коллегами — его, мягко говоря, не поймут. Да и доказательств не было. Но он говорил себе: ничего! Будут доказательства. Надо лишь подождать, совсем немного.
И дождался.
Его вызвал завкафедрой.
— Слушай, Юрий Дмитрич, — произнес он с таким лицом, словно готовился сообщить нечто прискорбное, — тут вот запрос поступил…
Запрос поступил из общества
«Знание», нужно было прочесть научно-популярную лекцию на тему глобального потепления.— Ты этой темой занимаешься, — сказал завкаф, — так вот давай-ка выступи. Ну, заработаешь худо-бедно… Вот адрес.
Сердце Юрия екнуло. Он сразу понял: вот оно! Шанс. Кто придет на эту лекцию?.. Общество «Знание», само собой, оказалось нищим, как церковная мышь, информацию распространяло самыми дедовскими способами, да и контингент слушателей был здесь пенсионный. В себе как лекторе Лосев был абсолютно уверен, его волновало, насколько он будет понят.
Шагнув в зал, он несколько оторопел: как в дом престарелых прибыл, ну и ну… Вида, однако, не подал, улыбнулся приветливо, отпустил пару дежурных шуток — получилось удачно, публика заулыбалась, ожила… Ну, а дальше дело техники. Лосев заговорил уверенно, открыто, совершенно доступно — это он умел. Опытным взглядом нашел в зале опорные точки — людей, наиболее заинтересованных, для которых, собственно, лекция и читается. Таковых отыскалось трое, из которых вскоре лектор выделил одного: статного пожилого мужчину, в нем более высокий социальный статус, чем у прочих, угадывался сразу.
Он явно был заинтересован. Юрий угадал, что этот человек знаком с проблематикой, думал над ней — возможно, как-то иначе, подходил с другой, чем Лосев, стороны, но это же и здорово! Лосев говорил и был уверен, что после лекции мужчина подойдет к нему. И потому самого главного говорить не стал. Он ощутил вдохновение, взлет души. Ну, Юра! — сказал он себе — кажется, ты нашел то, что надо…
Суть теории Лосева заключалась в следующем.
Разумеется, он еще студентом слышал на лекциях по климатологии, что в ХХ веке отмечается повышение температуры — устойчивое, но настолько небольшое, что в реальной жизни по сути, незаметное, к тому же посреди этого потепления вдруг случались лютые зимы… Студент Лосев эти слова запомнил, но потом долгие годы не вспоминал их. И даже те события, которые пришли потом, еще не стали началом новой эры. Хотя без них ничего не было бы.
Когда лето 1992 года случилось заунывно-дождливым, Юрий подосадовал, вспомнил, что подобное же мокрое лето имело место лет шесть-семь тому назад… ну и все на этом. Осень, зима — все как положено.
Но потом…
Потом, когда лето 93-го года выдалось таким же ненастным, а лето 94-го еще хуже — оно поставило рекорд! — небо как прохудилось, из него лило, хлюпало, булькало сутками напролет — вот тогда географ Лосев понял, что это знак серьезных перемен. Так и случилось. В годы, последующие за этим, стало заметно теплеть. Особенно заметно теплой стала осень 96-го. Юрий профессионально заинтересовался этим.
Вот тогда-то он и осознал по-настоящему: раз климат Земли, разных ее регионов меняется на протяжении столетий, значит, менялись флора, фауна, а главное — жизнь людей и сами люди.
Вот это важно. Очень важно! Земля, все живое и люди составляют единую систему, гораздо более единую, чем это кажется на первый взгляд. Изменения в биосфере вызывают мутации организмов, а изменения особо резкие — назовем их хоть катастрофы — приводят к взрывам мутаций и переменам видов на Земле. Ведь что такое вид? Вот все мы, люди на Земле — один вид, при всех своих различиях. Это значит — одна генетическая программа. Только в рамках этой программы всякое существо может жить, а главное — производить потомство. Строго в этих рамках! Люди производят людей, кошки — кошек, одуванчики — одуванчиков… И не бывает, чтобы кошка родила щенка, а огуречный куст — помидор, верно? Верно. Но при всем том эволюция есть! Виды меняются в сторону улучшения. Были динозавры и пропали, не было млекопитающих — и взялись откуда-то… Какая-то сила так перетряхивает геномы, что возникают совершенно новые виды, которых раньше не было. Что же это за сила такая? Ясно, что должна быть огромная сила. Катастрофа!