Консорциум

— Ладно, — сказал он. — Позвоним.

Позвонил. Трубку никто не взял.

— Странно… — Геннадий Тихонович ощутил неприятное беспокойство и тут же поспешил утешить и себя и коллегу: — Ничего! Обойдется.

Лосев помолчал.

— Да? — произнес после паузы. — Н-ну, ладно, посмотрим. Честно сказать, не нравится мне это, очень уж вокруг него закрутились эти… рыцари удачи. Темная публика!

Никонов понял, что коллега имеет в виду Ярченко с Бубновым, действительно неладных типов, хитрых, скрытных, о которых разговор как-то уже был. Но Геннадию Тихоновичу уж очень не хотелось думать о худшем. И он сделал ошибку.

— Думаю, обойдется, — повторил он.

И они расстались. А назавтра Никонову позвонил тот самый чиновник — несмотря на служебное ничтожество, он был в курсе почти всех городских событий.

— Геннадий Тихонович! — заголосил он в трубку. — Геннадий Тихонович!..

И Никонова обдало холодом. Не обошлось.

Но уже через миг был спокоен и готов ко всему.

— Не кричите так, — осадил он чинушу. — И не по телефону.

2

То, что он узнал, шоком для него не стало. Хотя на самом деле хуже быть не могло. Внешне Никонов остался совершенно бесстрастен, поблагодарил собеседника, попрощался с ним и вызвал Лосева.

Тот, узнав, схватился за голову:

— Да как же это?!..

— Вот так, Юра. И успокойся ты, пожалуйста. Ты же ученый! А эти твои эмоции мешают делу.

— Но как же так!.. Слушайте, но ведь это же они, совершенно ясно! Это они! Я чувствую, я знаю!..

— Юра, — терпеливо повторил Никонов. — Я тебе еще раз говорю: успокойся. То, что ты говоришь, очень может быть. А может и не быть. В любом случае надо трубить общий сбор. Там и выясним.

На сборе волновались, шумели, с подозрением косились друг на друга… Чувствовались растерянность, сбитость с толку. Лосев был бледен и напряжен, и когда общее собрание раскололось на кучки озабоченно дискутирующих, он отвел Никонова в сторону.

— Это они! — обдал горячим шепотом. — Я убежден! Прямо-таки чувствую, как они закрылись, сжались… ментально, разумеется. Никто так не закрыт, как они! Уж поверьте мне…

— Верю. Ладно, Юрий Дмитрич, сейчас я их отшлифую.

Опыт администрирования — великое дело. Никонов ловко отвлек Бубнова и Ярченко в сторонку, ясно ощутил, как оба напряглись — и приготовился повести извилистый дипломатичный диалог… но все карты спутал Лосев.

Он, видно, давно уже был на взводе. И обрушился на диссидентов с упреками и обвинениями.

— …это вы, я знаю! Вы подстрекали старика, довели до суицида!.. — и в таком духе.

Все бросили споры, мгновенно сгрудились вокруг конфликтной группы. «Ну, будет дело…» — обреченно успел подумать Никонов.

Ярченко принял вид оскорбленного достоинства.

— Я не собираюсь отвечать на эти унизительные реплики! — гордо бросил он. — То есть, мы оба… вот, оба не собираемся.

— Да, не собираемся, — поддакнул и Бубнов.

И разговор пошел на ножах, причем инициативу отчетливо захватил журналист. Он заявил, что Консорциум — тоталитарная секта, что они терпеть это намерены и оставляют за собой право выйти и действовать самостоятельно.

Отбарабанив это, Ярченко сказал: «Идем!» — и они поспешили покинуть собрание. Лосев раздраженно крикнул им вслед:

— Ну и убирайтесь к чертям!

— Юрий Дмитрич! — резко перебил Никонов. — Ну что ты несешь…

Но Лосева как муха укусила. Все растерялись, замялись, не знали, что сказать… и собрание само собой скомкалось и затухло.

Геннадий Тихонович вернулся домой в настроении хуже некуда. В кабинете посидел, пусто глядя в стену, тяжело вздохнул и стал звонить Лосеву.

— Ну как, остыл?.. Ты вот что, давай-ка завтра приезжай. Потолкуем.

3

Потолковать-то назавтра потолковали, да не столковались. Лосев, обычно мягкий, обходительный, здесь уперся как бульдозер — и не сдвинешь.

— Геннадий Тихонович! — взывал он. — Вы же знаете, что наша интуиция сильнее всяких доказательств. А она мне твердо говорит, что эти… два мудреца в одном тазу… они для нас уже отрезанный ломоть. Все! И более того, еще начнут работать против нас.

— Как так? Этим же они себя выдадут, разве это в их интересах?.. Сам подумай!

— Думал, — кивнул Лосев. — Думал! На первый взгляд, как будто так. Но я уверен, что они не боятся. Почему?.. Не знаю, почему. И очень хочу знать!

— Юра… — Геннадий Тихонович поморщился, — вот только не надо самодеятельности. Слышишь меня?

— Слышу, — теперь поморщился Лосев.

Реакция Никонову не понравилась.

— Нет, Юра, — сказал он серьезно. — Сдается мне, что ты меня не слышишь.

Лосев помолчал, затем улыбнулся.

— Ладно, — признал он. — Теперь слышу. Буду аккуратен.

И поначалу, правда, было мирно. Дни шли, Консорциум продолжал свое подпольное бытие и даже пополнялся новыми людьми. Тут ему крупно повезло: среди этих новых оказался один опер из городского угрозыска, чье феноменальное чутье удивляло его коллег. Он не очень-то и удивился, познакомясь с Лосевым, с Никоновым и узнав о существовании организации.

— Да вы знаете… — хмуровато, без эмоций произнес он, — я за собою давно замечал. Сам не знаю, как это выходит. Вот идем какую-то сволочь брать — а я уж знаю, там он или нет. И где он может быть, гнида… извините за выражение.

Его и попросили проследить за отступниками — он это сделал профессионально и не обнаружил в их действиях ничего подозрительного. Лосев, однако, мнения не изменил:

— Пока притихли, — согласился он. — Но… все это цветочки. Ягодки будут впереди.

И кандидат наук не ошибся. Чему, понятно, сам не был рад.

Где тонко, там и рвется. За возней с «раскольниками», за опасениями о конспирации… за всеми этими повседневными заботами — как-то отошел на второй план покойник Кузьмич и его нехорошая квартира. Она стояла закрытая, пустая — ее не то, чтобы упустили из виду, но специально не смотрели. Даже проницательный Лосев не придал объекту должного значения: не буди, мол, лихо, пока оно тихо. Никонов же по давней чиновничьей осторожности такое дело только одобрял.

Вот и доодобрялись. История с Евгением Ильичом ударила как обухом по голове. Лосев рвал и метал:

— Черт! Как же я оплошал… Это же они, ясно! Нашли олуха, спровоцировали его, подставили, он по незнанию и качнул эту грань миров… Геннадий Тихонович, клянусь вам, они не успокоятся, пока не выпустят джинна из бутылки. А вы представляете, что тогда может быть?!

— Представляю, Юра, представляю, — бормотал Никонов. Он старался собраться с мыслями, но чувствовал, что заражается от Лосева каким-то незнакомым прежде мандражом. — Постой. Давай подумаем. Я полностью разделяю твое мнение: да, эти ребята заигрались, они на грани. Скажи, ты чувствуешь, они могут пойти в разнос? Вот мне что-то в это не очень верится.