Контора Кука

— Напомни, что за история?

— Я тебе уже говорил, у неё была совсем другая жизнь, не здесь, в Нью-Йорке… На YouTube, если набрать её тогдашнее имя, которое я тебе тоже говорил, увидишь кучу клипов, вполне качественная попса… Недолго, поток наркотиков… Она говорит, что реально сошла с ума. Сбежала оттуда, лечилась в клинике, агорафобия или что там у неё — это сухой остаток… Но к этому, к сожалению, примешивается и другая фобия…

— Ну, может, и в самом деле что-то… скажем, вагинизм?

— Не знаю. Вообще, Лев, я иногда боюсь, мне кажется, у неё бывают такие… приступы отчуждения от собственного тела… Она показывает мне руку, нормальную руку, ничего там нет такого… и говорит: «У меня мужские руки, правда?»

— Она что, очень мускулистая, перекачалась в фитнесах?

— Да говорю тебе, нет. Ну, жилы видны, да… Не так, как у моей мамы.

— При чём здесь твоя мама?

— У моей мамы были очень «плохие вены», и это едва не стоило ей жизни во время родов, она потеряла много крови, а врачи никак не могли попасть иголкой в вену… Говорит, что если бы не одна старая фельдшерица, которую отыскали срочно, родился бы я без матери на свет… Вот, а у Деджэны с этим проблем нет — вены видны… Но что здесь мужского, скажи? У неё прекрасная фигура, правда, и тут… она говорит, что до лечения она была совсем другая: красивая… От медикаментов якобы поправилась… Но по мне, она и сейчас очень даже… Ты увидишь… Ну всё, я больше не буду о ней. Как-нибудь познакомлю. Кстати, её ничуть не смущает, если у меня кто-то есть, даже если я привёл или вызвал девицу. Я открываю дверь, говорю ей об этом, и она уходит с гораздо большим сожалением, чем если я просто так ей в какой-то вечер даю от ворот поворот… Ну всё, хватит о ней. Может быть, я тебя попрошу на неё взглянуть, даже не у меня в квартире, а в её лавке, внизу, если тебя всё равно занесёт в молл за покупками, заглянешь? Скажешь мне тогда всё, что ты думаешь.

— Паша, вряд ли меня туда занесёт днём, когда ты на работе, да и я теперь — в связи с моей новой работой — редко буду сидеть без дела… Если я и заеду, то к тебе в гости, а тогда молл не работает. Разве что я застану её у тебя… Но что-то мне подсказывает, что ты находишься близко к концу этой истории… Да и хватит уже меня грузить, слышишь, использовать как частного детектива, ты ведь не знаешь, что…

Тут Лев замолчал, подумав: «А хочу ли я рассказывать Паше об этом? Дело даже не в том, что с его ауристостью… Лиля, паче чаяния, что-то такое прочтёт у него на лбу… Дело не в том… Просто мне не хочется об этом говорить ни с кем, и с Пашей в том числе…» — и Ширин промолчал, а Паша, погружённый в себя, как бы и не заметил, что собеседник проглотил слова, во всяком случае, не стал переспрашивать.

— Так что на этот раз я пас, дружище, — сказал Лев, — могу тебе рассказать анекдот, который ты мне навеял своим рассказом, мол, Манхэттен, молл, «таинственная незнакомка», пуф за окном, pipapo, просто всё это сложилось, как дважды два…

— То есть умножилось… Ты как будто сам их приумножаешь-сочиняешь, — улыбнулся Паша.

— Да нет, что вы, что вы… Известно же, что их придумывают инопланетяне, внедряют к нам в подсознание… Так вот, стало быть, анекдот, к слову… Человек сидит в баре на Манхэттене, одиноко скучает, мимо проходит девушка невъебенной красоты, он, что называется, чуть не сворачивает себе шею. К нему подходит некий хлыщ, подмигивает и говорит: «Это вполне реально и совсем не дорого». Парень не верит. Но хлыщ убеждает его просто подойти к девушке поближе… Парень подходит, и та ему сразу же сообщает: «Ручная работа — 50 баксов». Он стоит и тупо смотрит на неё, просто всё ещё не веря, что такая красота может быть фор селл… А она истолковывает его колебания иначе. «Тебе нравится этот бар?» — спрашивает она. «Да», — отвечает парень. «Так вот, знай, что он принадлежит мне. И куплен за деньги, которые я заработала исключительно ручной работой. Так что поверь мне: это того стоит».

Через неделю паренёк приходит снова в тот бар, в какой-то момент к нему подходит та же самая девушка и говорит: «А не хочешь теперь попробовать мой блоу-джоб? Всего за сто баксов». Парень смотрит на неё в растерянности, то, что было неделю назад, ему очень понравилось, но он всё ещё не может свыкнуться с мыслью, что это так доступно… «Ты знаешь, — говорит она, — что мне принадлежит не только этот бар, но и все этажи этого дома? Да, это мой доходный дом, и да будет тебе известно: я заработала его исключительно с помощью блоу-джоб. Так что поверь: оно того стоит». Ещё через неделю парень сидит в баре, и когда появляется эта девушка, он думает: «Всё это было прекрасно… но какое же это, наверно, будет райское удовольствие — трахнуть её по-настоящему?» Он подходит к ней и спрашивает, что будет стоить, если сделать это в пусси. «Пойдём, — говорит она, — я тебе что-то покажу». Она ведёт его к двери, предлагает выйти, оба выходят на улицу, она указывает рукой — вид на ночной Манхэттен… Парень в шоке, он лепечет: «Ты хочешь сказать, что…» «Я хочу сказать, — говорит она, — что если бы у меня была пусси, я давно уже купила бы весь Манхэттен».

Оба смеялись, а потом Лев недолго кашлял то ли от смеха, то ли от виски, которым он, смеясь, запил свой анекдот, после чего Паша сказал:

— Смешно, да. Но цель инопланетян не выполнена — моя гомофобия только усилилась.

— При чём тут гомофобия? — удивился Лев. — Этот анекдот я просто не мог не вспомнить после твоего рассказа, мне кажется, ещё до того, как ты упомянул её мужские руки, вся эта ситуация с моллом, который как бы является частью её квартиры…

— Точно так же, как и моей квартиры… И ты меня невнимательно слушал, Лев, я не говорил, что у неё мужские руки, я говорил, что ей кажется, что у неё мужские руки. Мне так не кажется, но она говорит, что один её прошлый приятель об этом то ли говорил, то ли думал, — ей же кажется ещё и то, что она читает мысли… Что он так думал, когда смотрел на её руки… При этом её фройнд был звездой шоу-бизнеса, в отличие от неё, не погасшей, да и совсем другой — первой, то есть, величины.

— А кто?

— Неважно… Ну то есть она просила вот это уже вообще никому не говорить.

— Всё загадки… Прямо Роми Хааг какая-то…

— Да нет, это только её измены… Не знаю, может быть, под влиянем этого её взгляда на свои руки — если она не смотрит на стенку, то смотрит на них… Но в то же время я не могу сказать, что она с приветом, ты понимаешь?

— Ну да, и ты хочешь, чтобы это сказал я, — улыбнулся Лев. — Но если я, братец, ещё могу представить себя в качестве частного детектива — с твоей лёгкой руки, кстати говоря… То уж психиатром — уволь. Я человек старой формации, у меня с этим чётко ассоциируется советская карательная…

— Ладно, увольняю, — усмехнулся Паша, — как-нибудь уж сам разберусь.

— Тебе надо отвлечься, — сказал Лев, — однозначно. Пойдём, там должны были прийти ещё гости, которых ты не знаешь, причём гораздо ближе… к твоей возрастной группе, а может быть… и целевой? — и он увлёк Пашу за собой обратно в гостиную, где в самом деле было теперь ещё более многолюдно, чем раньше, новые лица… На него поглядели три девушки, и одна ему в первый момент тоже глянулась, но после нескольких слов, которыми они перебросились, он понял, что она пуста ещё в большей степени, чем две её постоянно хохочущие подружки…

Не говоря уже о том, что у всех у них были «фройнды», один немецкий, другой русский, третий — у той, что глянулась, — неизвестно какой, но с кем-то же она всё время обменивалась эсэмэсками, а когда алкоголь в её голове перешёл какую-то красную отметку, стала хохотать даже громче, чем её «простейшие», как она успела их ему назвать на ушко, спутницы… Паша подумал: «У меня вообще какая-то аллергия на женский смех, может быть, они и не виноваты, это уже у меня такая… слабая психика… „В поисках грустной беби“… Хотя у меня уже есть одна… но беби ли или бамби…»

Он очень удивился вопросу Лили Шириной, прервавшему его мысли в этот момент: «Тебе нравится Наташа? — тихонько сказала Лиля, беря его за руку. — Признайся!» — «Не в чем мне признаваться, — так же тихо сказал Паша, — разве что… Мне кажется, она не та, за кого себя выдаёт». — «В каком смысле?» — удивилась Лиля. Сделала она это, быть может, и чересчур громко, но вот в том, что его слова, равно как и Лилин вопрос перед этим, гостья не могла услышать, — в этом Паша был уверен, да… Поэтому когда броуновское движение свело молекулы в одном углу гостиной, где они какое-то время просто стояли рядом и смотрели очередной номер «капустника», который приготовили для Льва старые друзья, — на этот раз что-то между бардовской песнью и «датским» рэпом… Паша и Наташа рассеянно слушали, думая каждый о своём, случайно стоя рядом и попивая каждый своё, как вдруг… Паша, машинально глянув на свою соседку, вдруг встретился с ней глазами и услышал: «Не приставай ко мне. Ты для меня маленький и вообще… не в моём вкусе — у меня на тебя не стоит!»

Что это? Мой твоя не понима… Паша хотел покрутить пальцем у виска… но вместо этого просто пожал плечами и протиснулся подальше в сторону… Но сразу уходить с дня рождения (хотя перед этим он и собирался «раньше отпроситься», чувствуя усталость и плохую свою совместимость в данный момент с этими бравыми людьми… ну да, что-то вроде социопатии…) он не стал, сказав себе: «Не знаю, кто она… Может быть, феминистка… Хотя это вроде бы уже и не модно, а у наших русских фемин… и не было никогда… Или просто дура… Но я уж точно не кисейная барышня, так чего я буду сразу убегать, как маленький мальчик»… Мальчики-девочки — всё это не то чтобы смешалось в тот момент у него в голове, но обрывки разговора со Львом, его очередных «фирменных анекдотов»… И собственные слова — которые он сказал Лиле: «Она не та, за кого себя…» — ясно, что всё это создало удивительную… подкладку, благодаря которой этот выпад её рапиры… казался особенно смехотворным, абсолютно не воспринимался как укол и кроме как о её дурости вообще ничего не сообщал (а о том, что там у неё стоит — не стоит, Паша не думал — точно так же, как и Лев своей «притчей» не навёл на него никаких трансподозрений — по отношению к Деджэне… ему скорее было забавно, как это всё происходит, сам механизм — тэги по теме, что-то вроде телепатической игры в испорченный телефон, без провода и без провайдера), и, кажется, она сама это поняла в какой-то момент, когда они уже были на улице — нет, не они вдвоём, а все вместе — гости вывалились в какой-то момент из квартиры на улицу, ещё было светло, и все собирались вернуться после этого к Шириным, вышли же подышать воздухом, побренчать среди листвы на гитарах, чьи-то дети при этом ещё запускали змея малиново-зелёной окраски, — и вот когда этот змей поднялся в воздух и все, задрав головы, следили за его порывистым полётом, Паша услышал, как Наташа говорит, глядя в небо, но обращаясь явно к нему…