Контора Кука

Потому что вторая бактерия считается самым стойким организмом на Земле и способна пережить абсолютно всё, включая жёсткое радиоактивное излучение, полное обезвоживание, воздействие кислот…

Хотя специалисты — генетики — сомневаются в долговечности стихов Бока: мутации, по их мнению, неизбежно выбьют из цепочки аминокислот вставленный туда поэтом (он сам для этого научился генному конструированию, ну да, поэты теперь тоже не лыком шиты) код — генетики ехидно сравнивают это с «литературной критикой»…

А потом уже дома, на балконе, глядя, как «стоглазое зарево рвётся с пристани…», переходя в своё «квартирное тихо» и снова возвращаясь на баклон… вспоминал — неизбежно, как и в самом начале, когда туда ещё только вселился и впервые увидел с балкона красные окна…

Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома.

Но, в отличие от первого дня, теперь это всё как бы уже прокрутилось, как плёнка, как программа, как стихотворный код, зашитый в ДНК бактерии, заставляющий аминокислоты в свою очередь воспроизводить новый текст — response… — вот что-то такое мелькнуло у Паши в голове, то есть довольно смелое для персонажа этого текста сравнение, да… Потом он ещё вспомнил, что чёрное окно на шестом этаже напомнило Ширину Белый дом-93: каждому своё… Паша вот давно уже не думал больше о своём детском Манеже, но где-то на периферии иногда всё ещё видел, как летает мячик под плексигласовым куполом, в лунках почти не задерживается: хорошая реакция у игроков, моментально нажимают кнопку с цифрой, которой помечена луночка, и так это продолжается, и, что бы там ни было у неё в квартире, — теперь это всё равно всё похоже на уголь, барби, барбекю… а нужен барбитурат… блестящие, в касках… люди нюхают — запахло жареным… Паша не мог уснуть и на балконе — он давно уже выставил туда небольшой диван, которого хватало каким-то образом им с Деджэной, когда они начали «навёрстывать упущенное»… Причём в первый раз, когда она откинулась на спину, а он бросился на неё сверху, она, как бы уже в шутку сопротивляясь (оба были уже без одежды), быстро выставила ногу — ступнёй упёрлась ему в живот… Но не потянула сильными руками — как это делают во время соответствующего приёма «самообороны без оружия»… и за балкон Паша не вылетел, хотя и подумал — уже потом, после всего… скатившись с дивана на бетонный пол, что надо бы сетку тут натянуть, как у Комы от голубей… Он тогда вспомнил, что в детстве таки да… вылетал однажды с балкона — как раз во время соревнований… Такой ампирно-спортивный зал в старом ДК… Татами был там на лоджии, внизу — деревянный пол баскетбольного зала, балкон был довольно большой, но с очень низким бордюрчиком, и татами заканчивался рядом с краем… И всё же Паше показалось тогда, что его противник сделал это специально — постарался, не каждый день ведь можно так далеко бросить противника… Слава богу, он тогда отделался лёгкими ушибами… «Такая смесь дзюдо и баскетбола получилась», — говорил он, и Деджэна смеялась от сравнения того, что они только что впервые проделали, со схваткой борцов… А потом ещё оттого, что он стал бояться повторения вылета и вообще высоты во время H"ohepunkt’ов [27] , настоял на том, чтобы перейти в комнату… Но позже они ещё несколько раз помещались там вдвоём, на этом куцем диванчике… воистину милым рай… а теперь ему одному было мало, он не мог растянуться, ноги спадали или подушка постоянно падала на бетонный, не очень чистый пол… Да и шум — не сильный, но всё же ощутимый такой шум городской темноты — всё это мешало «спать на воздухе», и Паша ушёл в комнату вместе с простынёй, одеялом и подушкой, которые все вместе в его объятиях на мгновение превратились в огромную платяную куклу, в чучело… В комнате ему удалось уснуть на какое-то время, а потом, проснувшись посреди ночи, он снова долго не мог отключиться … Звуков теперь не было, и потому, что было уже очень поздно и дверь балконную он закрыл, но ему, скажем, мешало сердце, переселившееся в подушку, ну куда ты денешься от этого звука… Паша встал и пошёл в совмещённый санузел, машинально зажёг свет, хотя в этом не было надобности, и прежде чем сесть на сиденье, увидел, что раковина «ощетинилась», как он это тут же назвал… но это не помогло — широкие белые скулы, покрытые его щетиной, были перед ним… и он подумал, что в этом тоже есть что-то маяковское… или хлебниковское, неважно… он запретил себе снова проворачивать в голове стихи о и про… равно как и смотреть в зеркало — по словам матери, это была плохая примета или, точнее, не примета, а могло что-то присниться — не про то… Хотя что уже может присниться, если наяву сердце бьётся в подушке, а щетина прорастает, как трава, на раковине, а где-то ниже, на шестом этаже, вместо комнаты теперь кусок угольной шахты, в которую вот-вот провалится и весь мир…

27

Оргазм, пик (нем.).

Паша встал, спустил воду, но раковину мыть не стал… он вообще не мог вспомнить, зачем брился на ночь глядя, или это было вчера, или скопилось за несколько раз… Он вернулся в комнату и зажёг свет. Снова вспомнил о происхождении «обстановки»… и что-то ещё — что мелькало, когда он всю квартиру обставил, но, что ли по инерции, ему хотелось и дальше выуживать из Интернета «формы времени» — дальше и дальше… что-то ещё… ну да, перешёл из ебэя — в чаты, а там его приняли за программу… Ни одного живого существа он тогда не получил таким образом — с помощью расщепления… Но потом он вспомнил про молл… Рассекающий волны… того же времени — на два потока, текущие в разные стороны… что-то такое у него мелькнуло тогда, на балконе, — воспоминание о том, что он видел у Комы… Он подумал, что неспроста очутился после этого здесь — как раз посередине… спустился на лифте, впервые зашёл туда… И всё, и молл после этого уже не давал ему себя забыть — нужно было отоваривать чек, гутшайн [28] , да… Деджэна взялась быть его гидом, сначала во время пауз, потом у неё был нерабочий день посреди недели — пока она не стала проводить почти все вечера вместе с ним…

28

Gutschein (нем.) — купон.

Паша лежал без сна и вспоминал, как он стоял возле торта под всеобщие аплодисменты, как вспоминал тогда же — неизбежно, — как его одевали перед собеседованием друзья Шириных… Тут тоже было что-то похожее на наряжание новогодней ёлки, он стоит в центре, все смотрят на него, Деджэна объясняет, что нет, он не сможет купить новый лэптоп, выигрышный гутшайн только на одежду, только в этом молле… Кстати, она его надула, рассмотрев чек и спросив потом в окошке «Информации» молла, он узнал, что на гутшайн можно было купить хоть лэптоп, хоть чёрта в ступе… Но он не стал ей об этом говорить — что разоблачил её маленький обман, понял, что ей хочется его приодеть, не в силах смотреть, наверно, на исчадье секонд-хенда… Хотя что такого можно купить на эти деньги… Всё же он покорился, провели вдвоём немало времени — в примерочных, чёрные шторки… Ну, то есть он примерял что-то и звал тогда уже её… или выходил из кабинки наружу, и то и дело мелькало у него это чувство… как будто он восстанавливает своего аватара, забытого на сервере, например, «секонд-лайф»… а там уже и хенд, и фут, всё — секонд… Так что то, что он познакомился с ней не в Интернете, отнюдь не означало, что она не могла состоять из корпускул времени, как и намытая на сервере eBay мебель…

Во всяком случае, обычных молекул ведь не обнаружили, никаких ДНК… Или чьи-то всё-таки нашли?

Зачем-то всех заставили ведь сдавать, чтобы с чем-то, значит, всё-таки сравнить, слюну… Паша встал с кровати — всё равно он не мог уснуть, подошёл к журнальному столику, сел в кресло и включил лэптоп. Новое сообщение. Тема: «Привет с того света!»

Но это уже не смешно, эти юморины, да и вообще никак, это — просто двойное «Re:»… хотя мог бы и стереть, конечно, ну ладно, почитаем, что там на этот раз… ах да.

Паша совсем запамятовал, что Семёнов должен приехать, и вот он напоминал: завтра, встречать не надо, вечером после работы можно встретиться в каком-нибудь хорошем месте, привет.

Почему-то письмо успокоило — Паша наконец уснул.

А на следующий день вечером в метро увидел длинную сутулую фигуру с распростёртыми длинными руками, кричащую: «Здравствуй, дорогой немец!» — и как-то вся эта тема… куда-то всё сразу отошло, откатилось.

Разве что когда они только сели за столик вроде бы хорошо знакомого Паше кафе — оказавшись на этот раз напротив огромной карты мира, которая там висела, как бы мелькнула перед ним тень.

Карта большей частью была небрежно, большими мазками закрашена чёрной краской, но Паша впервые увидел, что она не просто закрашена, но это очертания огромной чёрной птицы, ворона или орла, распростёршего крылья по обоим полушариям Земли, он стал читать сверху имя художника, год — 1930-й… и в этот момент предыдущая ночь с маяковским рефреном… и всё это — вместе с этим black painting, висевшим напротив, — наложилось… и как-то отразилось, наверно, на Пашином лице, так что профессиональный фотограф не смог это не заметить.

«Что ты?» — вопросительно кивнул Семёнов, и Паша махнул рукой через плечо, как это делали его коллеги на работе, и сказал: «Ерунда. Знаешь, откуда это слово взялось — hier und da?» — «Ты имеешь в виду шутку Лескова? — сказал Семёнов. — Кстати, я забыл уже, что это означает на немецком?» — «Здесь и тут, — сказал Паша, поднимая кружку и глядя на неё какое-то время, прежде чем чокнуться со своим собеседником, — там и сям… За твой приезд!»

Книгоноша

Ширин говорил себе, что уже стар для этого, что если уж идти налево, нужно это как-то уже не по-пионерски, а с достаточно зрелыми партнёршами… Да хоть перезрелыми, главное, без лишних волнений — «зайтеншпрунг» [29] это тоже вроде как «прыжок на сторону», но упорядоченно, по-бюргерски, яволь… без всей этой детской суеты.

А то: налево пойдёшь — голову потеряешь, направо… сердце может прыгнуть первым, о как там что-то дёргается… и дальше — передаётся по всему телу — как поезд на станции, когда к нему цепляют вагоны, мелкие толчки по цепочке…

29

Seitensprung (нем.) — супружеская измена.

Оно ведь уже не то, что было при первом свидании, зачем же его гонять на стометровки… не говоря о марафонах… «Готов к труду и обороне», oh yeah…

Не говоря уже о том, что если потянуло на молоденьких, то это свидетельствует о старости — первый признак… Хотя — кто это говорит?

Так говорила ему жена, ещё когда они оба были молодые, и так уверенно и так часто Лиля это повторяла, что внедрила, можно сказать, эту не очень глубокую мысль довольно глубоко — в Ширина…

«Ну и что, — думал он теперь, — старость так старость, и на старуху… И лучше ведь первый признак, чем все последующие, да? Останемся, в самом деле, с первым…

„Только не надо так волноваться, как будто…“ А это ещё откуда? Ах да… Но теперь это стало вдруг актуально, странно всё это на самом деле…»

Впрочем, померив пульс — оказавшийся вовсе не таким большим, как ему представлялось, — Ширин вспомнил, что хотя девочка и назначила ему свидание, но, по её словам, — деловое, а скорее всего, она при этом его вообще приняла за кого-то другого…

За «частного детектива» — Лев тихо смеялся от этой мысли, он не просто не исключал… но более того — склонялся совсем к другой версии: что это был лишь повод пригласить его на свидание как таковое, то есть самого что ни на есть романтического толка…