Контракт на молчание

— Да! — Вот и я уже начинаю повышать голос. — Это было, этого не изменить. Мне жить с тем, что я сделала, с последствиями — тоже. Но о причинах я говорить не хочу! Это мое. Это — личное.

— Личное, значит. А если потом с тобой случится что-то еще такое же личное, то — что?

Я непонимающе морщу лоб, пытаясь разглядеть в лице Клинта причину, по которой он это говорит.

— Возможно, случится. — На самом деле я даже надеюсь, что случится. Не хотелось бы, чтобы последним из мужчин, которых я любила, стал человек, не способный ответить мне взаимностью.

— Нет, смешно даже. — Клинт проводит ладонью по лицу, будто стирая с губ злую, неверящую улыбку. — И что, каждый раз собираешься приходить и каяться?

— Я не… — Понимание медленно просачивается в мое тело, как яд. Сквозь поры. Оно меня буквально отравляет. — Ты что же, думаешь, что после такого мы можем остаться вместе? Нет, Клинт, так нельзя!

На этот раз в его глазах я вижу отчетливую жалость.

— Ладно, слушай, я понимаю. Богатый, как Крез, работодатель, наивная хорошенькая стажерка. У тебя умерла мама, ты хотела утешения, я обидел тебя невниманием к твоему горю, верно? А он, очевидно, оказался не прочь с тобой развлечься. Что он сделал? Проявил сочувствие, понимание, рассказал пару жалостливых историй? Тебе придется вернуться в реальный мир. У тебя остались от матери деньги на оплату неустойки, собирай вещи, утром ты разорвешь контракт, расплатишься, мы поедем в Сиэтл и постараемся обо всем забыть. Возможно, я смогу тебя простить. Но только если ты объяснишь мне без утайки, что случилось.

Я с открытым ртом на него смотрю.

— Клинт, ты хоть понимаешь, что говоришь? Какое простить? Это нельзя простить.

Он усмехается.

— Рад, что ты понимаешь, насколько серьезно оступилась, но я готов попытаться. И уж точно я не оставлю тебя тут. Не знаю, останемся ли мы вместе в итоге, учитывая все, что ты уже наговорила, но… ты не способна сама о себе позаботиться. — У меня заканчиваются слова, но, заметив это, Клинт отвечает еще более хлестким: — Взгляни, ты неспособна и двух месяцев прожить своим умом без того, чтобы вляпаться в неприятности.

— Я очень надеюсь, это говорит твоя обида, — восклицаю я. — Клинт, я никуда с тобой не поеду!

— Да боже мой, Вэл, почему?!

— Потому что между нами все кончено. И твой благородный порыв присмотреть за мной ни к чему. Я останусь здесь.

— Ты…

По расширяющимся глазам Клинта я понимаю, что до него начинает доходить, в чем состоит моя главная ошибка. Все, маски сорваны. Я плохая лгунья, и это было ясно с самого начала. Не стоило затягивать, слушать обидные слова. Или стоило? О том, что я трусливая, жалкая, неспособная жить без присмотра… И на мне такой он собирался жениться. Что ж во мне должно быть такого, чтобы перевесило все эти восхитительные качества? Фантастический секс? Да черта с два. Не настолько Клинт эгоист, чтобы наслаждаться в одиночку и совсем не обращать внимания на то, что получает, а точнее не получает в ответ.

Я устало опускаюсь прямо на пол около дивана, поджимаю ноги и обхватываю себя руками, враз замерзнув на тропической жаре. И Клинт неожиданно следует моему примеру: плюхается, опираясь спиной о кухонную тумбу.

— Я не смогла это остановить. Я пыталась, — говорю я хрипло. — Не думаю, что способна на измену без чувств. Прости меня.

— Валери, не добивай, — морщится он. — Я не понимаю, когда это могло с нами случиться.

— Я тоже. Ты не представляешь, как я измучилась этим вопросом. Мы же были счастливы. Но когда я спросила, счастлив ли ты, ты не смог ответить без шутки. И я поняла, что ты тоже это чувствуешь. Все сломалось. И остров — ни при чем. Началось все раньше, когда умерла мама.

Он опускает голову и долго так сидит. Просто сидит напротив меня, погруженный в собственные мысли, разбитый моей правдой.

— Знаешь, а ты была права: я действительно едва ли захочу тебя теперь видеть. Но ответь, чем он тебя зацепил? Не счетом же в банке.

— Он пролез мне в голову, — отвечаю я тихо.

Но Клинту этого мало.

— Ты в заднице, Валери. И выбираешь провести в ней без малого десять месяцев? Влюбленная в мужчину, у которого подружки меняются как дни недели, который обещает тебя уволить трижды в месяц, и без единого близкого человека рядом? Мне тебя жаль. Ты дура.

— Да, Клинт. Жалкая, трусливая, инфантильная дура… Вроде я перечислила все, чем ты меня наградил за последний час. Приятно, наверное, что вся такая ущербная я больше не твоя забота.

Клинт кивает и поднимается на ноги.

— Я соберу свои вещи и уеду к утру.

Четыре года жизни. Вдумайтесь. Четыре! Это очень много.

Клинт действительно уезжает рано утром, я его не провожаю. Расстались мы ужасно. И осадок остается такой, что после бессонной ночи я падаю на кровать в одежде. Просыпаюсь в двенадцать дня, как будто едва успев коснуться головой подушки. Ужасный зной уже осел на коже неприятной липкостью. Все еще измученная, я ругаю себя за то, что не догадалась включить кондиционер. Я была бы не прочь проспать весь день, раз уж все равно мудро взяла отгул. А еще лучше — месяц. Но мне нужно замести следы того, насколько все плохо.

Найти силы на то, чтобы принять душ полностью и соорудить на голове что-то удобоваримое, не выходит. Не верится, что мои волосы в последний раз встречались с шампунем в доме Эперхарта, что это вообще было со мной в обозримом прошлом. В итоге я скручиваю пряди на затылке как попало, облачаюсь в самый темный и мрачный из своих летних нарядов и цепляю на нос очки, закрывающие половину лица. В таком виде я ни единого раза не хорошенькая девушка, но плевать. Хорошо, если никто даже не заподозрит при виде меня, что перед ним Валери Хадсон. Я не хочу ни с кем видеться, ни с кем говорить.

Странно, насколько по-разному люди переживают сложности. Сибил орет, впадает в ярость и требует компенсации из-за каждого затыка по контракту. Я, изменив и потеряв последнего близкого человека в своей жизни, хочу просто заползти под землю, и чтобы меня вообще никто никогда не трогал. Налаживать ничего не хочется. Во всяком случае, выйдя из дома на солнечную улицу, я испытываю самую что ни на есть физическую боль. Давлю в себе порыв вернуться в кондиционируемое полутемное помещение и плюнуть на то, что без машины на острове делать вообще нечего. А машину, само собой, забрал Клинт.

Первую часть дня я еще держусь, не допуская жалость к себе на достаточно близкое расстояние. Этого хватает на то, чтобы арендовать веселенькую желтую машинку и заставить себя купить новое платье — иначе завтра не будет никакого стимула вставать на работу. Но затем энтузиазм сдувается, и уже к четырем часам дня я обнаруживаю себя на диване, заедающей мартини мороженым за просмотром фильма Титаник. Иными словами, достигаю дна несколькими способами сразу. И именно в этот момент раздается стук в дверь.

На пороге какая-то незнакомая хорошенькая темноволосая девица в белой майке, в квадратном вырезе которой видны отлично развитые полушария грудей.

— Привет, — тянет она напряженно и заглядывает мне за плечо. — Ты, наверное, Валери? А Клинт дома?

— Клинт уехал. А вы, собственно, кто? И зачем вам мой… — заминка. — Клинт?

— Ох, простите, я Анна. — Она протягивает руку, но я не спешу ее пожимать. — Живу этажом выше. Клинт обещал помочь мне подключить новый телевизор. Так он здесь?