Контракт на забой
Шрифт:
– Должно быть, вам потребуются очень хорошие портреты, – пояснил я свою невольную ошарашенность. В ответ девушка мило улыбнулась и протянула мне визитку:
– Я остановилась в «Понтифике». Заглядывайте в гости в шесть вечера по орбитальному времени.
Я взглянул на визитку. На бамбуковой бумаге черной голограммой было отпечатано: «Марта Дрей. Эксперт по космо-экологии».
– Так вы говорите, что видели мои работы на выставках в земных залах?
– Именно так, – ответила Марта
– Я был хорош?
– Вне всякого сомнения!
При этих словах я широким размахом сгрёб со стола в потайной ящик и тугой конверт, и ещё более тугую, а потому весьма радующую душу, пачку денег.
– Даже не сомневайтесь – буду с точностью лазерного хронометра, – я попытался изобразить на лице подобие учтивой
Я выждал три минуты, а затем бесшумным фантомом выскользнул в коридор. Судя по шагам, девушка прошла по улице не более десяти метров. То ли она никуда не спешила, то ли специально оглядывалась (что в наших краях не было лишним), но двигалась она очень медленно. Я последовал к запасному выходу и вышел в соседний с основным проспектом переулок. Понятия не имею, кем была на самом деле Марта Дрей, что она знала о моей работе и насколько ясно представляла, чем я в действительности занимаюсь. Но я на все сто был уверен в том, что никогда не выставлялся в земных залах. В моей биографии вообще не значилось ни одной, даже самой захудалой выставки.
Глава 4
История начинала меня забавлять. В мои обычные обязанности входила охрана и сопровождение негоциантов с планет обитаемого мира, что при наличии неплохих навыков и хороших связей было делом не слишком-то сложным. Надо было лишь, чтобы они сохраняли дистанцию от всякого рода сомнительных типов. А также сторонились заведений, под самую завязку забитыми людьми, общение с которыми было не просто вредно для здоровья, но и опасно для жизни. В остальном работа была рутиной. Слава опережала меня, а потому грабить предпочитали тех торгашей, что решили обойтись без «зонтика» (именно так на орбитальном жаргоне привыкли именовать людей моего негласного ремесла). У каждого «зонтика» было своё хобби, обычно внесённое в трудовую лицензию. Я был «рисовальщиком», кто-то был «певцом», кто-то – «танцором». Я даже знал одного «таксидермиста». Для меня было большой загадкой, почему по поводу его документов у комсицейских структур не возникало никаких вопросов. Ну, действительно, как можно было зарабатывать себе на жизнь изготовлением чучел в орбитальном городе, где животные были неслыханной редкостью? Впрочем, любознательность не была моей второй натурой, а потому эту проблему я решил оставить без внятных ответов.
Следуя по улочкам шестого сектора за Мартой Дрей, я не столько следил за ней, сколько пытался отгадать, что же ей было нужно на самом деле. В какой-то момент едва не попался. Она резко остановилась и столь же резко обернулась. Я чудом оказался скрыт за резко выступающей вывеской лавки торговца снадобьями. «Всё-таки с ней что-то не так, – мелькнуло в мозгу. – Она не шутку опасается за свою жизнь. Но почему она ничего не рассказала мне раньше и отложила беседу на вечер?» Прикинул в голове – Марта могла выйти к транспортному порталу, ведущему к прочим секторам, только лишь следуя по изогнутому дугой проспекту. Назвав захудалую улочку Проспектом Слияния, власти «Звёздной гавани» весьма польстили нашей дыре. Просто этот прогон был не настолько страшным, как прочие закоулки. Да и изогнутость хоть как-то придавала ему мнимого изящества.
Вообще-то улицы отдаленных секторов в космическом городе никогда не были отражением симархических принципов относительно архитектуры. Те в полной мере могли быть реализованы лишь на планетах: практично, надежно, изящно. «Звёздная гавань» в данном случае была выстроена по принципу – «жить можно и то уже хорошо». Нависающее в десяти метрах над головой небо-потолок было одинаковым везде – и в первом секторе, и в шестом. Только в первом секторе оно расцвечивалось лазурными тонами, что создавало недурственную иллюзию. Да и дома там были в два этажа. В шестом же секторе царила непреходящая полумгла, а высота потолков даже самых престижных квартир не превышала одной имперской сажени, что было чуть больше двух классических метров. Рекламные конструкции как таковые на «Звёздной гавани» были запрещены (ибо считались непростительной тратой ресурсов и пространства), но при этом не возбранялось делать броские вывески,
нередко придававшие изогнутым улочкам ещё более причудливые очертания. За этими бесконечными выступами, козырьками и консолями было очень удобно прятаться, когда приходилось за кем-нибудь следить.Метнувшись в темень подворотен, я молниеносным тараканом срезал добрую часть пути, который предстояло пройти моей заказчице. Изрядно её опередив, я пристроился в непроглядной тени, отбрасываемой вертикальной вывеской магазина предметов первой необходимости. Меня едва смогли бы заметить даже редкие покупатели, лениво открывавшие двери, дабы приобрести гигиенический набор или упаковку протеиновых крекеров. Шедшая по мнимому проспекту дамочка вообще вряд ли додумалась бы что-то выглядывать в замызганном закоулке, где не видно ни зги. Я пристроился поудобнее, облокотившись на покрытую отвратительного цвета краской стену, и стал ждать. Прошло пять минут, Марта Дрей всё ещё не появлялась в поле моего зрения. Земная барышня явно не спешила убраться из чреватого ненужными приключениями шестого сектора. Миновало несколько минут. Мимо меня проследовал пяток местных обитателей с явно тревожными глазами. Я заподозрил неладное. Прошло ещё некоторое время. Шагавшие мимо меня люди что-то бурно обсуждали и размахивали руками. Я стремглав покинул своё укрытие и махнул вверх по улице – туда, откуда должна была показаться моя клиентка.
Первым, что я заметил, была толпа, подобно гипсу сковавшая движение на изогнутом проезде. Она шевелилась, урчала и бормотала. На обочине стоял лохматый тип по прозвищу Этажерка. Только не считайте, что он любил столярничать. Он был межуровневым таксистом. Наверное, одним из лучших, кто мог проворно перемещаться между этажами нашего космического города. А ещё он по мелочи толкал контрабанду, а потому волей-неволей был знаком со мной. Я приблизился к толпе. Меня терзали самые нехорошие предчувствия.
– Что-то скверное? – обратился я к Этажерке.
– В точку, – буркнул он мне в ответ. Взгляд у него был твердый как вольфрамовая монета, выпущенная к юбилею симархической революции. Этот таксист и в хорошем расположении духа не был многословным. В критические моменты он и вовсе экономил на словах, будто бы за каждое из них с него взимали специальную плату. Я пытался протиснуться сквозь толпу, но, не пустив в ход кулаки, это у меня получалось плохо, а начинать мордобой без существенного повода мне никак не хотелось. До меня лишь долетали отрывистые фразы: «Надо же…», «Как же это могло произойти…» Небрежно поработав локтями, я всё-таки отодвинул некоторых из зевак и пробился к центру сборища. Я ещё не увидел, что обсуждали люди, как взору предстала знакомая черная бархатная туфелька, на которой поблескивала пара веселящихся саламандр. И только затем я осознал, что туфелька была перепачкана кровью. Тут я потерял самообладание. Возможно, я кому-то двинул в ухо, кому-то засадил по ребрам, но толпу вмиг рассек как мягкую глину.
В огромной багровой луже лежала Марта Дрей. Феска слетела с головы, а замеченная мною туфелька соскочила с хрупкой ножки. На лице застыло изумленное, наивное выражение, что усиливалось изгибом её бровей. Она как бы спрашивала: «За что?»
– Мертва? – это всё, что мне удалось выдавить из себя в тот момент.
– Мертва, как аммиачные моря Юпитера, – заметил кто-то из зевак.
– Кто ёе убил? – я лихорадочно пытался сообразить, что же произошло за последние несколько минут.
– Судя по всему, тот, кто засунул в неё вон ту штуковину, – один из завсегдатаев «Ревущего буйвола» махнул рукой в сторону лежащего по соседству с телом предмета. Я склонился над орудием убийства. Мне стало не по себе – это был вороненый стилет из самой настоящей земной стали.
Не в меру продвинутые мозги нашего мира за последние три века сделали массу полезного, чтобы максимально обезопасить нашу жизнь. В частности, были придуманы и произведены на свет ранее невиданные, почти сказочные, то есть совершенно безвредные для человека материалы. Стоило любому из них войти в контакт со столь дорогим ученым мужам отдельно взятым человеком, как сей материал (в простонародье – новомат) терял свои свойства. Сталь переставала колоть, стекло – резать, пластик – рассекать; одним словом, ничто из новомодных материалов не могло причинить человеческому организму хотя бы малейший вред.