Контрольное обрезание
Шрифт:
– Кажется, из ВАШЕЙ сумки бежит?
– сказала чертова девка, обращаясь к Натану.
– Не может быть, - сквозь зубы процедил седовласый, - она водонепроницаема.
– Кровь не вода, - нелогично заспорила настырная фройляйн, - а сумки не бывают непромокаемыми, она же у вас не резиновая...
Девушка и не помышляла нарочно дерзить важному господину. Она и место уступила ему не из уважения к его сединам, а только потому, что он походил на её хозяина, в конторе которого она работала секретаршей и который
– В чем тут дело?
– спросил подошедший, наконец, шуцман. Он козырнул, приставив ладонь к своей смешной шапчонке, имевшей скошенность на затылке.
– Пустяки, - натянуто засмеялся Натан, - фройляйн ошиблась, это, не у меня, это, наверное, у гражданина из его кошелки бежит...
Натан развел колени пошире, толкнул читающего соседа по лавке. Набокий господин выпрямил голову, зыркнул из-под обложки книги, потом захлопнул её, и по-бабьи всплеснул руками.
– Ой, ёлки-моталки! Это же у меня мясо потекло...
– вскричал он на иностранном языке, кажется, по-русски.
Он прижал книгу подбородком, неуклюже наклонился, багровея, и поднял за лямки свою кошелку. Тогда стало видно, что дно её всё в крови и оттуда продолжает капать.
– Тысячу извинений, - перейдя на немецкий, сдавленным голосом причитал русский, потом он догадался убрать книгу в карман и перехватить кошелку поудобнее.
– Ездил вот на рынок, купил мясо, а оно и растаяло. Его тут солнышко припекло, весна-то здесь какая ранняя, вишь, через окно-то так и шпарит!.. Что же, однако, делать?! Господи ты боже мой, надо ведь что-то делать!
Он выпростал из-за пазухи русскую газету "Изгнанник", начал её было читать, потом спохватился, скомкал листы и стал вытирать кровь с кошелки. Не сильно преуспел, только вымазался. Затем он тупо смотрел на кровавый ком, не зная, куда его деть, отчаявшись, сунул в кошелку и пошел к выходу, жалкий какой-то, скособоченный, поскольку держал руку на отлете, чтобы не запачкать пальто. А вслед ему летели шепотки, перерастая в ропот народного гнева:
– Ездют тут с мясом...
– А рабочие с голоду пухнут...
– Я вчера была на рынке, с меня семь шкур содрали за кило мяса, домой пришла, посмотрела, а там одни мослы. Кости и кости! А у этого, вишь, чистое мясо... Проныра...
– Еще надо бы проверить, где он его взял, на рынке ли? Может, стащил со склада... Шуцман! Вы бы посмотрели у него документы, кто таков?..
– Не могу, - отозвался полицейский.
– Нет оснований.
– Как же нет оснований, когда он перепачкал кровью весь вагон!
– Да нет же, на вора он не похож. Вроде интеллигент...
– Все они вроде интеллигенты, а как воровать, так в первых рядах... Демократы поганые. Бисмарка на них нет.
– Точно! Давно пора. Ведь ясно же как божий день - нужна сильная рука!
–
Гнать их оттуда надо. Еврей сидит в правительстве и спекулирует, торгует из-под полы.– А то вот еще эмигранты... Россия их специально к нам засылает, здесь, в Мюнхене, у них штаб-квартира...
– Понаехали на нашу голову, а Германия чай не резиновая, самим жрать нечего...
Интеллигентный эмигрант трусливо уходил, почти убегал, как раненый зверь, оставляя за собой цепочку кровавых капель.
– Прошу прощения!
– сказал полицейский Натану Касселю, щелкнул каблуками, сделал "кругОм" и удалился вслед за русским увальнем.
Натан снял с головы котелок и вытер платочком совершенно мокрый лоб.
3.
От остановки трамвая они пошли в другую сторону, чтобы запутать следы. Шли узкими каменными улочками центра и тенистыми переулками окраины. По дороге их пальто-хамелеоны меняли цвет и форму покроя. Изменения проходили постепенно, незаметно для прохожих.
Покружив по городу еще с четверть часа, они вышли к железнодорожному вокзалу. Без хлопот взяли билеты и сели на поезд, отошедший от платформы через пять минут. На всякий случай, ехали в разных вагонах. Кругом было полно туристов с рюкзаками, они горланили песни, в том числе: "Дейчланд, убер аллес!
– Германия, Германия, превыше всего!"
Агенты Моссада высадились в Уффинге у озера Штаффельзее, в 60-ти километрах от Мюнхена. Городишко был патриархальным, погруженным в сонную дремоту. Здесь жили грубоватые, но сердечные люди, знать не желавшие никакой политики, которой была наэлектризована столица баварской земли.
На пустынных улочках городка чужаки к своему удовлетворению никого не встретили, только у лавки скобяных изделий, из которой пахнуло дегтем, стоял, прислонившись к забору, какой-то неопределенного возраста местный житель. Может, это был приказчик, но по виду явный дурачок. Он пригрелся на солнышке, улыбался. С нижней его губы на подбородок тянулась сверкавшая нитка слюны. Голди содрогнулась от отвращения.
– Гутен та-а-аг, - сказал он с растягом и шепеляво, приветливо поклонился, сняв с головы замусоленный картуз. Видимо, здесь все здоровались друг с другом, кого ни встретят, согласно деревенскому обычаю. И потому чужак в таких местах особенно приметен. В деле конспирации это, конечно, был минус. Разумнее было бы устроить опорный пункт в самом Мюнхене. Но кто-то из начальства в отделе (наверное, тот, кто никогда не был "в поле") решил, что чем дальше база от места акции, тем спокойнее и безопасней.
Сзади кто-то шаркал, и опять явственно запахло дегтем. Натан оглянулся - следом плелся дурачок.
– Тебе чего?
– спросил Натан по-немецки.
– Хы-гы, - засмеялся дурень.
– За нами не ходи...
– Натан дал ему несколько марок.
– Вот тебе деньги на пиво.
Местный сумасшедший сцапал купюры и умчался прочь, приплясывая и подпрыгивая.