Копи Царя Соломона. Сценарий романа

–… ляли фашисты, и сбросили в ров, – говорит она.

– Ужас, – сочувственно говорит Лоринков.

– Ты извини, что я та… – говорит он.

– Ничего, папа предупреждал меня, что у мужчин в пост-СССР своеобразное представление о чувстве юмора, – говорит она.

– Значит, ты хочешь найти могилу? – говорит он задумчиво.

– Да, ведь с этим связана наша семейная история… – говорит она.

– Только я не готова ее рассказывать, – говорит она.

– Мне в душ надо, – говорит она, помявшись.

– Нужно найти банкомат а потом гостини… – говорит она (шумы дороги врываются то и дело в разговор).

Лоринков глядит в сторону, потом, решившись, поворачивается к ней:

– Вообще, я живу совсем ря…

Дальше мы ничего не слышим, потому что камера отъезжает, мы видим две фигурки у световой реки – дороги. Огни города сливаются в сплошное цветовое пятно (в этот съемочный день придется потратиться, уличного освещения в Кишиневе почти нет – прим. В. Л.).

Отъезд, мы видим что это свет в душевой кабинке (наконец-то эротика! – В. Л.)Наталья принимает душ, но мы не видим ее обнаженной, потому что стена кабинки почти не прозрачная, только розовое пятно, намек на тело.

Наталья у зеркала.

Скидывает смс. Крупно:

«Papka vse ok ya priletela i srazu v gostinitsu

s moldavanami ne pila a negrov tut i tak net

mamke chmok liubliu seluiu, prikini – zdes

vse ehe kureat sigareti Jok»

Отъезд от экрана. Лица Натана и Иеремии, которые глядят в мобильный телефон.

Общий план. Это парк у Ворот Города, стоит такси, возле него два агента, дверь водителя открыта, из нее торчат ноги. Натан, держа в руках телефон, оборачивается. Говорит:

– Иеремия, – говорит он.

– Тебе нужно отказаться от привычки убивать человека за анекдот, – говорит он.

– Меня затрахал этот сраный гой, – говорит Иеремия мрачно.

– Антисемит гребанный, – говорит он.

– Согласен, – говорит Натан.

– Но ведь за анекдот не убивают, – говорит он.

– Натан, началось все с анекдотов, а чем кончилось? – спрашивает Иеремия.

– Закончилось все концлагерями! – говорит он.

– Закончилось все тем что… – начинает он.

– Я тоже смотрел «Список Шиндлера», – морщится Натан.

– Так или иначе, а у нас будут проблемы, если ты не остановишься, – говорит он.

– Натан, в Завете сказано «мечом моим изберу тебя, народ Израиля», – говорит Иеремия.

– «Покарать идолопоклонников», – цитирует он Ветхий Завет.

– Вот-вот, – говорит Натан.

– Мечом, а не монтировкой, – говорит он, и мы видим монтировку в крови, которой Иеремия и забил таксиста насмерть (мы видим черно-белую ретроспективу того, как это происходило).

– И идолопоклонников, а не сраных таксистов, – говорит он.

Иеремия сникает. Ему становится неловко. Натан ласково ерошит ему волосы. Набирает текст.

– Ворвемся к ней в номер? – спрашивает Иеремия.

– Зачем? – говорит Натан.

– Она умная еврейская девушка, – говорит он.

– Она сама все найдет, – говорит он.

– Сделает всю работу, – горит он.

–… а мы подъедем, – говорит он.

–… когда все купюры будут пересчитаны, и ценности сложены, – говорит он.

– А мы просто будем рядом… всегда, – говорит он.

– Следить, чтобы не натворила глупостей, – говорит он.

Иеремия смотрит на старшего товарища с восхищением. Они закрывают дверцу машины, и сталкивают ее в озеро (оно прямо под парком, обычно туда в Кишиневе и сталкивают трупы в машинах, а находят их уже на следующий год, когда трупы раздуваются и всплывают – прим В. Л.).

Идут по направлению к автобусной остановке.

– Надо же… сама все сделает… а мы… – восхищенно говорит Иеремия.

– Натан, ты не играл в шахматы? – спрашивает он..

– Ой, я тебя прошу, эти блядь шахматисты сраные все тупые, как курдюк барана, – говорит Натан.

– Что?!!! – теряет дар речи Иеремия.

– Натан, как ты можешь так говорить?! – говорит он.

– Многие великие шахматисты были евреями, – говорит он.

– Каспаров, Лассар, Фрейзель, – говорит он.

– И что? – практично спрашивает Натан.

– Они ни хера, кроме своих шахмат сраных, в жизни не понимают, – говорит он.

– Натан, ты не прав… – говорит Иеремия.

Жестикулирует, что-то доказывает. Разговаривают, подъезжает автобус. Отъезжают.

Гостиничный коридор. Мерзкий, ярко-желтый – у сливочного масла такой цвет выглядит, напротив, естественным и аппетитным, – свет коридора. На полу толстый ковер. Дверь номера тихо открывается – это Натан, мы успеваем увидеть спящего Иеремию, – мужчина выходит, тихо ступает по ковру. Выходит на террасу. Закуривает сигарету. Достает мобильный телефон. Это не тот, что принадлежал отцу Натальи. Он синий, на экране – фотография чуть полной женщины примерно 35 лет. Она очень красива, ярко, даже вульгарно, сексуальна. Одета как Кэтрин Зета-Джонс (если Кэтрин не похудеет для очередного дебильного блокбастера, то на эту роль можно взять ее – прим. В. Л.).

Натан смотрит на фото с обожанием (как, в принципе, любой мужчина на фото Кетрин Зеты-Джонс, если она чуть полненькая, но я бы не хотел, чтобы эту фразу увидела моя жена, впрочем, она сама похожа на Кэтрин Зету-Джонс, когда полненькая, так что оставляем – В. Л.).Открывает входящие.

«Милый все чудесно я взяла еще несколько тысяч с той кредитки, которая была в шкафу, потому что та которую ты мне оставил почему-то пустая, а я-то снимала с нее всего семь раз по мелочам и поче…»