Корабельщик

А это уже слишком солидный возраст, чтобы заводить новую жену. В это время пора уже и о матушке Смерти задуматься.

– 6

В то злосчастное похмельное утро, уйдя от Исидоры, он вернулся домой часам к одиннадцати, едва добравшись до дверей квартиры. Чертежница попросту измотала его – если не врала, – или же это похмелье так трудно переживалось молодым кораблестроителем.

Как назло, осеннее солнце припекало, и нездоровый пот так и катился с Максима, изнывавшего от жажды и головной боли. Он реки терпко воняло керосином и перегнившим мусором.

В дверях квартиры он нос к носу столкнулся к хмурой Конкордией. Она мельком окинула мужа взглядом и выкатила коляску с Анфисой за порог. Максим заметил, что на ручке коляски висит объемистая сумка, набитая чем-то явно тяжелым, однако сил помочь жене или хотя бы спросить, что и зачем она выносит, у него не нашлось.

Очухался он только ближе к вечеру. Касиния тонко уловила момент возвращения Максима к жизни, и словно между делом сообщила:

– Она не вернется.

– Кто не вернется? – не понял корабельщик.

Но дочь промолчала, сосредоточенно решая в тетрадке школьную задачку. Продолжила она только через полчаса, когда Максим вернулся из кухни, накачавшись крепким чаем – но повторила буквально то же самое.

– А как же ее вещи? – озаботился Максим. После долгой паузы он понял, что другие слова даже не пришли ему в голову. Видимо, и в самом деле настал момент, когда их брак с Конкордией подошел к концу. Она все-таки появилась часов в семь, в сопровождении неуверенного типа примерно ее лет, мявшегося возле дверей.

– Я бы хотел попрощаться с Анфиской, – сказал кораблестроитель.

– Больше ты ничего не хочешь мне сообщить? – спросила она. Максим отрицательно качнул головой – слов и в самом деле не прибавилось. Что тут можно добавить? – Зато я хочу объяснить, почему приняла это решение…

– Не нужно. Я и так знаю, что слишком мало времени уделял семье.

– Да, мало! – разозлилась Конкордия. Потом махнула рукой, нагрузила нового мужа тюками и удалилась, на этот раз уже окончательно. А Максим зажег свечу, стараясь не смотреть на дочь, и достал письмо из Навии. Он чувствовал, что Касинии не по себе, и понимал, почему – она слишком привязалась к Анфисе. Что ж, опыт потерь позволит ей пережить и эту, очередную.

“Здравствуй, Максим! – писал Элизбар в своем частном послании. – Жизнь в столице наконец-то наладилась, травить аристократию и родственников Короля выходит из моды. По правде говоря, осталось их совсем мало, многие сбежали в Дольмен или даже в Магну. На их место пришла новая аристократия “из народа” – высшее чиновничество, по большей части вскормленное старой администрацией. Бывших писарей и машинисток, хвала Смерти, среди них не так и много. В прошлом месяце вышло распоряжение министра-председателя Пименова, согласно которому архивные дела Метрического ведомства, касающиеся правонарушений, подлежат уничтожению – а это значит, что тебе вышла амнистия. Теперь стандартная проверка, проводимая при найме в государственный аппарат, не выявит твой старинный грешок.

Для меня и, думаю, для тебя это радостная весть. Правда, доклады из Питебора свидетельствуют о том, что ты успешно прижился там и даже двигаешься по служебной лестнице. Проект каботажного транспорта, конечно, вряд ли может являться ее вершиной, и все же для начала совсем неплохо. Но все это не то, не то… У меня есть для тебя гораздо более интересное предложение.

На прошлой неделе освободилось место переводчика при военном атташе дольмеского посольства. Парень по глупости искупался в Кыске, простудился и чихнул в кабаке. Тут-то беднягу и арестовали, второй раз чихнуть не успел, как в кутузке оказался. А Храм таким разносчикам заразы спуску не дает, тут же его и кончили, через пять минут, пока болезнь не распространилась. Одно время в Собрании рассматривали законопроект, по которому таких больных предлагалось изолировать в особых учреждениях типа тюрем, но Храм заблокировал его прохождение. Фракция фругиферов, тесно связанная с храмовниками, слишком сильна. Впрочем, такие политические тонкости тебе вряд ли любопытны. Разберешься в них на месте, когда настанет срок.

Феврония выжила – мне удалось убедить нашего судью не давить на нее и не выбивать признание собственной вины. Слава Смерти, эта женщина оказалась крепкой и не изменила показаний. Сейчас она живет в твоей старой квартире на Пекарской, у нее есть муж и годовалый ребенок. Ведомство, конечно, выделит тебе приличную квартиру на Пароходной, там у нас лет десять назад были построены двухэтажные дома, и они пока вполне крепкие, с канализацией и даже водяным отоплением.

Одним словом, я жду тебя в столице. Я уже договорился с Кенсорином – это атташе, – что он оформит письмо в мое ведомство, а я запрошу Адмиралтейство в Питеборе. Думаю, бумага за моей подписью ни у кого не вызовет возражений. Курьер должен доставить ее в двадцатых числах сентября, так что можешь паковать чемоданы, за тобой пришлют служебный мобиль.

Желаю тебе здоровья и горячо надеюсь на понимание.

2 октября 532 года.

Элизбар”.

– Ты поедешь со мной обратно, в столицу? – спросил Максим. – Извини, что тебе приходится срываться в самом начале учебного года… Меня зовут в Навию.

– А как же корабль? – изумилась Касиния. – Разве ты не будешь достраивать его?

– У меня отличный заместитель. Он просто мечтает о собственном проекте, “Большая Прискелла” станет для него удачным стартом.

Максим только сейчас понял, насколько он утомлен всей этой кораблестроительной суетой и насколько формулы и расчеты раздражают его. Все эти месяцы он упорно старался не замечать того, что умелое проектирование судов – это еще не признак того, что корабельное дело по-настоящему нравится ему. Он всего лишь пытался делать то, чему его учили в Университете, и делать хорошо. А его самое первое, еще со школьных времен призвание – иностранный язык, и противиться этому призванию глупо. Корабельщиков же и без Максима хватит, вон сколько жаждущих отличиться работает в Проектном департаменте.

Водометный движитель? Ладно, если его установит на свое судно кто-нибудь другой, воспользовавшись разработками Рустикова, пусть и пожинает лавры успеха или поругания провала.

Многие в Адмиралтействе будут только рады, если конкурент-выскочка уедет туда, откуда прибыл…

– 5

Изучение вопроса о пригодных для экспедиции судах отняло у Максима практически целую неделю. Правда, особенно он не напрягался, зная, что все равно успеет к назначенному сроку собрать все необходимые данные. Домой, в свою старую квартиру на Пекарской улице, он возвращался часам к четырем пополудни. Там они с Февронией плотно обедали и отправлялись на прогулку, как правило, в сторону реки и дальше, к бывшему парку Афиногена XX-го. Сейчас он назывался просто Королевским.

В это время года гуляющих в нем было не так много – в основном дети, остервенело преследующие белок с корками хлеба в ручонках, и мамаши с колясками. Ну и беременные, разумеется, вроде Февронии. Голые ветви прогибались под тяжестью вороньих стай, так что ходить стоило только по широким дорожкам парка.

Поработать Февронии учительницей так, в общем, и не довелось. Сначала ее продержали в застенках около месяца, словно забыв о необходимости вынесения приговора, а затем неожиданно отпустили на свободу. Подруги и приятели не поверили своим глазам, когда увидели ее живой и невредимой. Но в метрике у нее, к сожалению, оттиснули особую печать, благодаря которой ни одна школа Навии не желала иметь Февронию среди своих преподавателей. Негласное вмешательство Магнова позволило женщине поселиться в оставленной Максимом квартире и все-таки найти себе работу лаборантки в незначительном Туковом ведомстве, которое занималось вопросами химизации народного хозяйства. На большее не хватило власти даже Элизбара, да он и не стремился к особой опеке над Февронией. Довольно было и того, что товарищ министра вызволил женщину из кутузки.

Сам Фаддей, конечно, был расстрелян во дворе Храма и сожжен на другой же день после ареста.

Самое смешное было в том, что монархизм отнюдь не умер после гибели династии Кукшиных и стараниями фругиферов постепенно, в мягкой форме возвращался на политическую арену страны. Пусть не сразу, но спустя три года после войны стало модным говорить о династии корректно, без уничижительных эпитетов. Улицы как-то сами собой вернули прежние названия… Впрочем, поменять на них таблички так и не успели, так что достаточно было стереть с жестянок черную краску.