Корабельщик
Шрифт:
Редкие публикации в газетах, рассказывающие о его родном севере, в большинстве невеселы и посвящены разным трудностям, которые переживает тамошний народ. Как-то там Еванфия?
– Нам опять нужна мама, – вырвалось у Максима.
Дочь промолчала, но чиновник сразу догадался, что его фраза не доставила ей радости. Она как-то преувеличенно ласково нагнулась к Аглае и принялась трясти перед ней погремушкой, хотя младенец не думал просыпаться.
На повороте дорожки впереди показалась стайка детей в сопровождении полной женщины, которая безуспешно пыталась навести среди своих чад хоть какой-то порядок. Но двое мелких ребят все равно гоняли по траве большой каучуковый мяч, кричали и толкались. Старшая, лет четырех девочка катила небольшую изящную коляску и отпихивала
– Здравствуй, Варя, – приветствовал женщину Максим.
– Здравствуйте, госпожа Мануилова, – поддакнула Касиния.
– Ах, и вы гуляете! – обрадовалась Варвара, обмахивая шляпкой покрасневшее круглое лицо. Волосы ее выбились из-под многочисленных заколок и распушились вокруг головы. Ее длинная юбка пузырилась пышной асимметричной оборкой, с одной стороны открывающей колено, а с другой едва не подметающей землю. На пухлых пальцах Вари красовались яркие кольца. – Мой-то опять на охоту отправился, будь она неладна. Чуть не каждую неделю берет свою дурацкую “магазинку”, прыгает в мобиль и будь таков! А Хрису в парк со мной не пускают, вот и усмиряй этакую толпу. – Она мимоходом наподдала пробегавшему мимо мальцу, тот взвизгнул и шмыгнул в куст. – Ты-то как поживаешь, Макси? Жену еще не сыскал? Феврошка хоть и хорошая была у тебя жена, да уж больно возрастная. Хорошо хоть успела ребеночка родить.
– Как-то не складывается, – виновато улыбнулся Максим.
Варя покосилась на Касинию и понимающе улыбнулась:
– Девочка у тебя уже совсем взрослая, совершеннолетняя скоро будет. Вон как глядит на тебя, плутовка. Замуж хочет, видать.
– Тетя Варвара… – насупилась Касиния и порозовела.
– Что “тетя”? “Тетя” все видит, не спрячешь. Максим Рустиков хороший человек, ты за него держись, девочка. Я вот в свое-то время упустила папку твоего, а теперь что же? Одни страдания. Верно, Макси? – Она кокетливо прижалась щекой к его плечу и хихикнула. – Акакий-то вечно где-то шляется, домой его не дождешься! Забыла уж, когда с детьми в последний раз гулял, министр окаянный. Будь он неладен.
– Мама, – тихо проговорила ее дочь и потянула Варвару за рукав.
– Ну чего тебе, Манефа? – раздраженно откликнулась та. – Не видишь, взрослые люди разговаривают? Кати пока дальше, да за братиками поглядывай, а я догоню. А может, с нами погуляете? – оживилась она и подхватила Максима под руку. – Ох, совсем я растрепалась.
Варвара приладила на голове шляпку с огромным красным бумажным цветком и тщательно затолкала под нее пряди волос.
– Хорошо-то как нынче! – Она повернулась, взметнув подолом платья пыль и несколько мелких листьев. – Верно, Макси? Ну, идемте же. А то ищи потом моих сорванцов под кустами, словно зайцев каких, будь они неладны.
Максим отодвинул от себя ворох документов и протянул руку к пачке папирос. Напротив него, с другой стороны обширного дубового стола, занимавшего едва ли не четверть всего кабинета, сидел новый владелец оружейного предприятия Поликарповых. Перед Смертью Петр благополучно уступил большую часть своей собственности новым дольменским хозяевам, но те разумно оставили управление семейной фабрикой в руках Амоса Поликарпова, шестнадцатилетнего племянника Петра.
Тот сызмальства участвовал в делах фабрики, и лучшего кандидата им все равно было не найти.
– Лафеты будут изготовлены в ближайшие три месяца, тогда же закончится отливка первой партии пушек в количестве двадцати штук, – говорил Амос с уверенным видом, поглядывая в бумаги. – Лафеты самые что ни на есть надежные. Наш поставщик в Сарнии уже отправил сюда два вагона с лесом.
– Лафеты, лафеты… – повторил Максим рассеянно. Он считал излишним вникать в систему вооружения будущего судна, для этого в ведомстве имелись специалисты. Гораздо больше, да и то по старой памяти, его волновали параметры самого “Афиногена” и материалы, из которых изготовляются его многочисленные составные части. – А кстати, какой конструкции?
Амос несколько растерялся, бросился листать записи и наконец наткнулся
на нужную.– Собственной нашей конструкции, господин Рустиков, – гордо ответил он, протягивая Максиму лист пожелтевшей бумаги. – Инженера Трифонова изобретение. Использовать раньше случая не представлялось, зато теперь не преминем самое лучшее соорудить. Из дерева будет изготовлена половина деталей, остальные удалось поставить на производство из металла. Но конструкция нисколько не изменилась, зато резко повысилась надежность откатного устройства.
– Известное дело, самое лучшее, – проворчал товарищ министра. Бережно приняв лист, он вгляделся в выцветшую схему и собственноручную подпись Фаддея, учиненную в углу спецификации. – Эх, какой талантливый инженер у вас когда-то работал, сударь… А ведь я хорошо знал Фаддея Трифонова.
– Неужели, господин Рустиков? – с преувеличенным любопытством подался вперед Амос.
“Этот парень просто блестяще владеет манерами, – мысленно усмехнулся Максим. – И в оружии разбирается… Люди Кастора, как всегда, не ошиблись”. Он приподнял серебряный колокольчик, лежавший на бархатной подложке, и ударил по нему серебряной же ложечкой. Спустя минуту в кабинет вошла девушка в строгом платье и молча поставила на стол поднос с пирожками и двумя чашками заморского кофея.
– Спасибо, Еннафа… Он ведь не только лафетами занимался, знаете ли, – продолжал Максим. Оба собеседника, умиротворенно вдыхая кофейный дух, принялись смаковать дивный напиток. – И химик был приличный, и механик. Помнится, еще в Ориене ему пришло в голову выловить из моря утопшие дольменские снаряды и разобрать их.
– Что вы говорите!
– Именно. Обо всех деяниях Фаддея вряд ли уместно тут рассказывать, много их было. Неистребимо верил он в математическое совершенство мира и старался постичь его. – Максим знал, что этот экскурс в биографию какого-то полузабытого инженера совершенно неинтересен Поликарпову, но собственная память, ожившая при виде имени Фаддея, значила для него много. К тому же он давно привык не обращать внимания на личные чувства исполнителей – промышленников и конструкторов. Амос же пусть греет себя мыслью, что сам руководитель проекта Рустиков угостил его кофеем и поделился воспоминаниями молодости. – Да только напрасно политикой увлекся, – добавил Максим после продолжительного молчания.
Поликарпов шумно сглотнул и с тревогой уставился на товарища министра. Наверное, тщится отыскать в его словах намек.
– Да, и химия порой может привести к насильственному освобождению… В соединении с политикой, конечно, – со смешком добавил Максим и поставил чашку. – Будьте готовы через месяц отчитаться о ходе отливки пушек.
Амос подхватил портфель, сунул в него документы и ушел, а товарищ министра вернулся к повседневным делам. Все-таки проект постройки броненосца был не самым важным в деятельности Военного ведомства, и без него хватало забот. Гарнизон в Сореле опять будоражат нелепые слухи о подчинении личного состава дольменскому командованию… Солдат в Монтреоле по неосторожности, при разгрузке транспорта “Большая Прискелла” утопил в Кыске ящик снарядов, и разыскать его в иле не удалось… Трибунал гарнизона в Петрополисе освободил шесть обмороженных патрульных, и местный начальник-майор требует внеочередного пополнения… Архитектор Несторов просит высочайше утвердить новаторский проект Павильона, предназначенного для первой Всемирной выставки промышленных товаров…
На последней бумаге уже имелись благосклонные закорючки десятка министров и глав всевозможных комиссий, и Максим тоже не стал возражать. Тем более, эскизы будущего здания на месте сгоревшей группы деревянных домов, на углу Архелаевой и Роландской улиц, выглядели симпатично. Глядишь, да и создаст оно противовес мрачному строению Храма, стоящему по соседству.
Покончив с кипой документов, важных и не очень, Максим взглянул на часы и поспешил к выходу. К счастью, сегодня никто не ломился к нему на прием, и уйти со службы можно было без задержек. Постовые в нарядных зеленых мундирах, торопились вытянуться и прищелкнуть каблуками, вздымая штыки едва ли не к самому потолку.