Корабль уродов

– Ого, искатель, - поприветствовал дядя Гриша.
– Быстро ты обернулся. Думал, сегодня не придешь…

– Дядь Гришь, ты не мог бы денег занять?
– спросил Тяглов с порога, пытаясь изобразить некое подобие улыбки.
– До Красноярска. Я тебе пришлю сразу. Если хочешь, с компенсацией. В тройном размере.

Дядя Гриша насупился.

– Тебя тут разыскивают, Андрей, - сообщил он.
– Лично Пименов заходил. Чемодан твой реквизировал. По ордеру.

У Тяглова опустились плечи.

– Хотя бы позвонить от тебя можно?
– спросил он.

– Хм-м-м, - замешкался дядя Гриша, а потом махнул рукой: - Звони, брат!
– и придвинул телефон.

Андрей взял аппарат, набрал номер, дождался «Слушаю!» и сказал:

– Это Наталья. Я попал. Клиенты мертвы. Внимание на пятый транспортный ангар. Подвал. Кодовый замок. Я поехал. Целую в лобик.

Тяглов аккуратно положил трубку и отодвинул телефон.

– Знаешь, дядь Гриш, - сказал он, - иногда я думаю, что есть всё-таки высшая справедливость.

– Ты это к чему?
– осторожно спросил дядя Гриша.

– К тому, что и мне пора. До встречи в новом дивном мире…

Тяглову стало вдруг так легко и просто, что он расстегнул брезентовую куртку и рубашку, обнажив грудь, и прямо так, расхристанный, развернулся и стал подниматься по каменной лестнице в зал ожидания вокзала. А там уже, подкручивая чапаевские усы, к нему навстречу двигался майор Пименов в сопровождении двух патрульных милиционеров.

3. Эдуард Асланович Шахмагонов, старший консультант Фонда инновационной конверсии при Министерстве финансов Российской Федерации

После стремительного отъезда в столицу Эдуард Шахмагонов не собирался возвращаться на малую родину, но ЧИФ сказал: «Надо!» Значит, надо!

Поезд пришел в Ванавару рано утром, и Шахмагонов с некоторой опаской ступил на перрон, покрытый утрамбованным снегом. Дышалось здесь, конечно же, легче, чем в загазованной Москве, но было непривычно пусто, что внушало безотчетную тревогу.

Шахмагонова никто не встречал, а потому он, помахивая легким «дипломатом», сразу направился к зданию вокзала, которое за прошедшие семь лет практически не изменилось, оставаясь всё таким же серым и мрачным – символом закончившейся эпохи. Многие любят вспоминать комсомольскую молодость, совковый энтузиазм, гарантированную социалку, уличную безопасность и прочие прелести – но Шахмагонов был не из числа этих многих. Он терпеть не мог разговорчики о том, как тогда было хорошо и как сейчас плохо. Да, для большинства населения стало хуже, но зато честнее. Или вы думали, добрый дедушка Брежнев будет жить вечно? И вечно вас будет с ложечки кормить и слюнявчик вытирать? А вы представьте, если бы он со своим старичьем дожил до первого системного кризиса – до беспрецедентно низких цен на нефть и до этой чудовищной денежной массы, которая накопилась в стране и которая еще в семидесятые превратилась в простую резаную бумагу? Представили? Так вот, было бы ровно то же самое, что и сейчас, с бардаком, нищетой и войнами – только еще и с ложью, что мы, дескать, самая передовая страна и идем самой верной дорогой. Крыша бы не поехала от такого когнитивного диссонанса? Здесь, в Ванаваре, имелся хотя бы научный городок, почти утопия, со снабжением из Центра, но и он в восьмидесятые загибаться начал, и что-то не видно было желания у руководящих товарищей менять положение к лучшему, а одними мантрами о коммунизме, как известно, сыт не будешь. Младореформаторы – тоже, конечно, не сахар, но по крайней мере пытаются создать хоть какую-то работающую модель на ваших руинах. Да, некоторые из вас оказались лишними в рамках этой модели, но если вдуматься, вы были лишними изначально, давным-давно вы стали лишними. Всех в светлое будущее не вытянешь, кто-то всегда упадет и помрет на обочине – что же из-за этого стоять на месте? Сильнейшие выживут, а значит, и держава устоит, вот так.

Размышляя подобным образом, Шахмагонов вступил в здание вокзала. Ему показалось, что здесь даже холоднее, чем снаружи. На полу были лужи от растаявшего снега, окурки, мерзко белели скомканные бумажки, от туалета тянуло застарелой вонью. В зале ожидания сидели какие-то подозрительные личности с внешностью бомжей. Шахмагонов поморщился.

Вот и подтверждение, думал он, поспешно проходя сквозь вокзал. Даже элементарный порядок навести не можете, хотя сами здесь живете и работаете. Кто должен за вас порядок наводить? Брежнев? Младореформаторы? Разруха, как говорится, в головах…

На площади перед вокзалом, заставленной сборными щитовыми киосками, Шахмагонов отыскал такси, плюхнулся на заднее сиденье и распорядился:

– В «Казарменную».

Таксист, ни слова не говоря, вдавил педаль газа. Только когда выехали на Ленина, Шахмагонов сообразил, что привычно назвал «Советскую» – «Казарменной», а водила его понял. Традиции, стало быть, не меняются. «Советская» была построена в начале семидесятых с привлечением польских специалистов и считалась самой фешенебельной гостиницей Ванавары. Предполагалось, что в ней будут жить зарубежные физики, которых наконец-то начали допускать к изучению диковин Кратера. Однако физики почему-то предпочитали маленькую уютную гостиницу при Доме ученых, а в «Советской» селились командированные офицеры – из-за их постоянного присутствия ее и прозвали в народе «Казарменной». Зубоскалы из числа кухонной интеллигенции, конечно, хотели бы увидеть в этом прозвище нечто большее – глумление над Советской властью, загнавшей всех в большую казарму, но Шахмагонов был уверен, что глумлением тут и не пахнет. Рылом не вышли, чтоб глумиться. Провинция-с, вот так.

Сама гостиница его тоже не удивила и не разочаровала. Что-то похожее он и ожидал здесь найти. Лет пять назад ее, очевидно, пытались ремонтировать, но потом бросили это неблагодарное занятие. В итоге номер люкс, снятый Шахмагоновым, выглядел несколько экзотично для столичного жителя, успевшего привыкнуть к хорошему. Пара комнат, в первой – продавленные кресла, доисторический журнальный столик, покосившийся холодильник и неработающий телевизор, во второй – две застеленные кровати, неработающий напольный светильник с торшером и заколоченная гвоздями тумбочка. Но больше всего Шахмагонова поразили два раздельных санузла: в одном был унитаз, во втором – ванна и биде. Шахмагонов очень живо представил себе, как постоялец, воспользовавшись туалетом и путаясь в спадающих штанах, несется через комнаты, чтобы добраться до вожделенного биде. Воображаемая картинка Шахмагонова насмешила, и некоторое время он просто стоял и хихикал, разглядывая этот чудовищный гибрид совка и евроремонта.

Вытащив из «дипломата» малый набор путешественника, уложенный в компактный контейнер, Шахмагонов умылся, побрился, почистил зубы. Скептически осмотрев свой костюм, он стряхнул невидимые пылинки, присел на край кровати и достал сотовый телефон. Западная цивилизация всё-таки добралась до Ванавары – сигнал здесь был довольно сильный и устойчивый. Прежде всего Шахмагонов позвонил в Институт и попросил Сибирцева. Ему ответили, что академик Сибирцев находится в отпуске по болезни. Пришлось покопаться в блокноте и перезвонить академику домой. Ответила дочь, кажется. Шахмагонов представился и попросил о немедленной встрече. Тогда трубку взял сам Сибирцев.

– Лев Сергеевич, здравствуйте! – громко и с радостной интонацией поприветствовал Шахмагонов. – Я снова с вами, вот так! Надо бы нам встретиться и поболтать.

– А, это ты, Эдик? – вяло отозвался Сибирцев. – Как там в столицах нашей родины?

– В столицах замечательно, вот так, – заверил Шахмагонов. – И я вам обязательно расскажу, что происходит сейчас в Академии. Но у меня есть важный разговор. Он касается черного тела. Такие фамилии, как Стрижаков и Локоть, вам о чем-нибудь говорят?

Наступила пауза.

– Кхе, – сказал Сибирцев. – Приезжай, Эдик. Я тут немного занят, но для тебя прервусь на полчасика.

Шахмагонов снова открыл «дипломат», проверил, на месте ли папка с документами, надел пальто, кашне, шляпу и спустился в холл. Девушка за стойкой регистрации вызвала ему такси.

Сибирцев жил в двух шагах от Института аномальной физики, в доме, который был специально построен для размещения ведущих специалистов. Первый состав жильцов уже выбыл: кто на тот свет, кто – на преподавательскую работу в Красноярск. Второй состав, въехавший в дом всего-то лет пятнадцать назад, исхитрился приватизировать государственную площадь и теперь, похоже, третьего состава не будет. Если когда-нибудь Институт вновь обретет славу и великолепие, его руководству придется строить новый дом.

Академик встретил Шахмагонова, лежа под пледом на диване и надиктовывая некий текст некрасивой и скучно одетой стажерке с блокнотом. Письменный стол, за которым расположилась стажерка, был точь-в-точь, как тот, что стоял когда-то в кабинете Сибирцева, и Шахмагонова даже охватило легкое чувство ностальгии, которое он, впрочем, подавил без малейшего труда. А вот академик, похоже, своих привычек не меняет.

Завидев московского гостя, Сибирцев махнул рукой и закончил фразу:

– …Таким образом, можно считать доказанным, что существование сверхчистого черного тела является не более чем мифом, тиражируемым нечистоплотными дельцами от псевдонауки уфологии.