Коралловый остров из речных ракушек

Народ при этих словах пришел в еще большее волнение. Из толпы вышел мужик и решительно подошел к самолету:

– Значит, так, - без предисловий начал он, подходя вплотную. Договариваемся следующим образом: если вы дадите честное слово, что заберете этого деятеля, трам-там-там-тарарам.
– он указал на мэра.
– Тогда можете лететь куда хотите. Желательно подальше. У нас его по три раза в месяц похищают, все деньги из бюджета на выкупы ушли. Слава Богу, последний самолет остался. Забирайте его и летите куда вздумаете, а мы к трам-там-там-тарарам такой-то матери закроем этот трах-тара-рах-трах-тах! Аэропорт. Лады?

– А что нам остается? Лады?!
– протянул руку Полукрымский.

Он подтолкнул мэра в самолет, и махнул рукой летчику: заводи!Когда же он сам собирался последовать за мэром, парламентер задержал его за рукав и зашептал на ухо:

– Слышь, братан, ты его при случае продай там в рабство, если оно есть там у них. А то прямо беда! Его возвращают, а самолеты - фиг...!

Самолет разбежался, присел на корточки, оттолкнулся и - прыгнул в небо! И полетел!

– Гляди-ка, летим, - восторгался Стигматик.

– Взлететь - это еще не значит лететь, - изрек совсем непонятное Плаксин.

– А может тебя лучше выбросить?
– поинтересовался Полукрымский.

В это время самолет сильно тряхнуло. Потом еще раз, и еще...

Все прилипли к окнам: картина была ужасной, оба крыла у самолета отвалились! А по взлетной полосе, зажав в руке ножовку, убегал, воровато озираясь, вечный партизан - дед Мазаев.

– Подпилил, гад, крылья, теперь мы падаем!
– заскулил Плаксин.

– Не падаем, а садимся!
– возразил из кабины летчик.

– Почему это мы садимся, когда падаем?
– вступил в беседу Стигматик.

– Потому, - ответил пилот, - что садиться - это лучше, чем падать.

– Мысль, конечно, очень даже интересная, - подключилась Женька, - Но мы все-таки падаем...

– И что же дальше?
– спросил вконец растерянный Фуняев.

– А дальше то, что мы падаем, - ответил летчик.

И он был прав.

Глава восьмая

"Мы садимся, или падаем?" "Ни креста, ни поминок" Самолет врезается

в землю. "У верблюдов есть хвосты?" Пилот подземной авиации. Лицом

к лицу со страусом.

– Все-таки, мы садимся, или падаем?
– спросил Фуняев.

– Да не слушайте Вы Полукрымского, Фуняев.
– махнула рукой Женька. Идите ко мне, я Вас лучше по головке поглажу...

Фуняев не заставил просить себя дважды, и его как-то сразу перестало интересовать, садятся ли они, или падают.

Стигматик пристраивал у себя на коленях Очень Ветхого Колупаева, убирая его от окошка.

– Вот что бывает, когда идешь на поводу у совершенно безответственных людей, - бормотал человек-понедельник, неожиданно добавив.
– Впрочем, несмотря на мелкие неприятности, я попал в неплохую компанию. И хотел бы, чтобы об этом узнали еще до того, как...

Он замялся.

– Приземлимся, - фыркнул Полукрымский, направляясь в кабину пилотов.
– А приземлимся мы так, что от нас пыли не останется. Ни креста, ни поминок...

– Куда это ты, Полукрымский?

– Куда, куда. На кудыкину гору...

– Ты, кажется, несколько расстроен?
– поинтересовалась Женька.

– Это вам только кажется, Женечка, - рассмеялся сын итальянки.
– На самом деле я просто счастлив. А в кабину я иду, чтобы посмотреть в глаза той даме, которая пригласила всех нас сегодня на свидание. Оттуда, знаете ли, виднее.

Еще через несколько мгновений самолет со свистом врезался в землю. Все послетали со своих мест, полетели куда-то в нос самолета, в никуда, в темноту, наступившую сразу и навсегда...

А майор Громилин выяснял отношения с полковником Ломовым.

– Да, браток, наделал ты делов.
– прикладывая к голове лед, говорил Ломов.
– Сорвал нам, понимаешь, операцию, помог террористам самолет захватить. А террористы те самые, которые у тебя границу нарушали, из-за которых тебя на новое место послали... А ты, майор, случаем не знаешь, у верблюдов хвосты есть? Не знаешь? Ну да ладно, это к делу не относящееся. Главное, майор, это то, что я тебя сажаю в самолет, и ты успеваешь на новое место службы до того, как туда прилетят твои знакомые. А летят они в Гибралтар. Это агентура сообщила. А с тобой мы никогда не встречались. Понял? Все! Точка! Лети, майор...

И майор полетел готовиться к встрече опозоривших его нарушителей.

По прибытии на заставу он поднял всех по тревоге, все затихло в напряженном ожидании, но... нарушители не появлялись...

А как они могли появиться, если самолет врезался носом в землю? Самое странное это то, что он не разбился. Мало того, он продолжал... лететь... Он летел вглубь земли, взвинчивая пропеллером пласты геологии.

Первым опомнился многоопытный во всякого рода переделках Полукрымский.

– Эй, эй, браток!
– заорал он пилоту.
– Ты не зарывайся! Не зарывайся! Выравнивай, выравнивай машину! А то мы хрен вылезем из этого самолета!

– Горючее у нас - зверь, а не горючее!
– пояснил летчик.
– Мы это горючее слили с танка.

– Так похоже, что мы под землей летим. Только как мы курс найдем?

– Вот это - пара пустяков!
– откликнулся пилот. Как в ночном полете по приборам.

– Тогда вперед - в Гибралтар!
– скомандовала Женька.

И пилот зарулил. Самолет вгрызался в землю, выл, рычал и... двигался вперед! Вел первый в мире такой самолет самый первый летчик подземной авиации - Петр Фомич Ползунков.

Внезапно винт захрустел, взвыл и рассыпался...

– Как же нам теперь выбраться? На какой мы глубине? Что случилось? посыпались вопросы.

– Да откуда я знаю, на какой мы глубине?

Вдруг темнота за стеклом кабины зашевелилась, и к стеклу прислонилась чья-то голова, с большим носом и выпученными глазами. Голова повертелась-повертелась и исчезла.

– Кто это?
– в ужасе спросил Фуняев.

– Это страус, - пояснил пилот.

– А раз страус, значит, мы неглубоко!
– обрадовалась Женька.
– Шея-то у него не десять метров...!