Коралловый остров из речных ракушек

Перед дальней дорогой легли все пораньше спать, чтобы утром быть отдохнувшими и бодрыми.

А утром в двери вошел без стука высокий худой человек, встал посреди комнаты, набрал в грудь воздуха, поднял вверх сморщенное, словно заплакать собирающееся, лицо, и загнусавил:

– Опять-Стигматик-с-Очень-Ветхим-Колупаевым-самогонку-гонят-и-пьют-ееозрительными-личностями-во-множественном-числе-надо-заявить-куда-следует-что -здеcь-столько-безобразиев-творится...

Проснувшийся Полукрымский обошел вокруг этого гундосящего человека, рассматривая его со всех сторон с неподдельным интересом.

– Он что - с приветом?

– закончив осмотр, поинтересовался он.

– Да нет, - вздохнул хозяин.
– Это наш Плаксин, человек-понедельник. Одни слезы и уныния всяческие.

– Что же мы с ним делать будем? Он же донесет!

– Как пить дать - донесет!
– уныло подтвердил хозяин.

– А давайте мы его тоже...
– вступил в беседу Фуняев.

– Что - тоже?
– насторожился Полукрымский.
– На самогонку перегоним?

– Зачем же на самогонку?
– возразил посмелее Фуняев.
– Давайте мы его тоже с собой возьмем.

Полукрымский даже присел от такого предложения:

– Да ты в своем уме, Фуняев?! Куда же мы такого зануду потащим? Он нас всех по дороге достанет!

– Не всегда же он таким был!
– возразил неожиданно заупрямившийся Фуняев.
– Может, он в дороге повеселеет?

Полукрымский хотел что-то весьма энергичное произнести, но неожиданно передумал, махнул рукой и повернулся к Стигматику:

– Поедем, проверим, как там у нас горючее получилось? Градус соответствует?

И они удалились в "лабораторию", усомнившись в способности своих спутников к здравомыслию. Проверяли она качество горючего на совесть: вдумчиво и основательно. Это стало окончательно ясно, когда танк был заправлен, и настала пора отъезда.

Несмотря на все усилия, весьма героические, "проверяющие" самостоятельно забраться на броню не смогли, поочередно скатываясь с нее. Пришлось грузить их вручную.

Когда с погрузкой вещей, Полукрымского, и Стигматика было покончено, Женька вывела из избы, осторожно поддерживая под руку, Очень Ветхого Колупаева. Что самое странное, так это то, что Плаксин, несмотря на непрекращающееся брюзжание, весьма старательно помогал в погрузке. В танк он влез последним, оставшись стоять во весь рост, высунув голову из башни, сурово и зорко оглядывая окрестности.

Женька что-то повертела, что-то покрутила, мотор зачихал, заворчал, и танк - двинулся! Через некоторое время дорога соскользнула под горку и запетляла по лесу, где за одним из поворотов ее перегородило бревно, положенное поперек.

– Опять дед Мазаев фулиганит.
– заворчал Плаксин.

– Какой еще дед Мазаев?
– недовольная потерей времени, проворчала Женька.

– Да есть тут у нас один бессменный партизан, все никак не навоюется.
– пояснил проспавшийся Стигматик.

– Что же он, с самой войны партизанит? Может, ему не сказали, что война кончилась?
– забеспокоился альтруист Фуняев.

– Да все он, дармоед, знает. Ему из леса вылезать неохота. Вылезет работать придется, а он это дело страсть как не любит. А так выскочил из леса, напугал прохожих, отдали ему, что у них было, и до следующего раза в нору - жрать. Ни забот, ни хлопот...

Очухавшийся следом за Стигматиком Полукрымский выслушал рассказ Стигматика, молча втянул за штаны торчащего из танка Плаксина внутрь, сам же вылез на броню и заорал на весь лес:

– Эй, дед! Выходи! Выходи, сморчок старый, портянка занюханная! Выходи, пока я тебя за уши не вытащил, пенек трухлявый!

Кусты у обочины зашевелились, и на дорогу вышел дед, одетый в китайский, до самых пяток, пуховик, джинсы, а на голове имел ветхую буденовку. В руках он держал берданку, а на груди у него висел новенький транзистор.

– Вы чего это тут шуметь удумали? Заслуженному партизану сопротивление оказываете?
– Попробовал зашуметь дед, опасливо косясь на внушительную фигуру Полукрымского.

– Ты, дед, мне мозги не пудри!
– оборвал тот причитания деда.
– Ты же, гад, радио слушаешь, как же ты не можешь знать, что война кончилась?!

– Как это так - кончилась?!
– возмутился дед.
– Я как эту штуковину не включу - все время война, все воюют. А я что - рыжий?! Везде война происходит, вот слушай...

– В голове у тебя, дед, война происходит. Некогда мне с тобой спорить. Если через две минуты эта палка будет дорогу перегораживать пеняй на себя.

– Ну вот. Сразу угрожать. Нет, чтобы по-человечески, по-хорошему... заскулил дед.

– А по-хорошему это, дед, как?
– зло прищурился Полукрымский.
– Это отдай тебе все, что имеешь в наличии, и ступай себе подальше?! Какой ты, к едрене Матрене, партизан? Бандит ты самый натуральный! Убирай, говорю, полено с дороги, пока я поперек спины тебя им не огрел!

Не на шутку рассердился Полукрымский.

– Да я сейчас, сейчас...
– засуетился партизан.
– Может, поможете?

– Ага, сейчас!
– живо откликнулся Полукрымский.
– Уберешь бегом, как Ленин на субботнике...

– Ленин-то не один был!
– возразил Мазаев.

– Вот станешь таким, как Ленин, тоже не один будешь бревна таскать.

– Ладно, ладно...
– забормотал дед.
– Закурить, случайно, не дадите?
– спросил дед, без всякой, впрочем, надежды в голосе, покосившись на Полукрымского, который молча показал ему кулак.

– Значит не дадите, - сделал правильный вывод многоопытный партизан.

Вздохнул он, легко поднял бревно, вскинул на плечо и что-то ворча под нос, зашагал в чащу.

– Напрасно вы с ним так, - завел Плаксин.
– Он фулиган, но очень вредный. Он теперь обязательно мстить будет, всяческие зловредные пакости устраивать...

Как бы в подтверждение его слов из чащи раздался голос деда:

– Ну, зайцы, погодитееее!

Полукрымский отодвинул Женьку от рычагов управления:

– Ну, поехали! Броня крепка и ноги наши быстры!

– А сколько нам добираться?
– спросила озабоченно Женька.

– На танке недельки за две доберемся.

– Ты что, Полукрымский?! С ума сошел?! Ты моей смерти хочешь! Какие две недели?! Мы же опоздаем!

– Есть еще вариант пешего похода. Другие имеются?!

– Есть!
– заорала Женька.
– Есть варианты! Имеются! Нам нужен самолет!

– И только-то?!
– радостно изумился Полукрымский.

– Конечно! А как же иначе мы успеем в Гибралтар?!

– Нам нужен всего-навсего самолет, это я понял.
– покорно согласился Полукрымский.
– И что же дальше?